Екатерина Вильмонт - Курица в полете
— Так, очень интересно… Где он тебя нарыл?
— Мы случайно встретились. А потом он явился ко мне… А адрес, кстати, узнал у Вячеслава Алексеевича.
— Ах, черт, мужская солидарность! Я ж говорила Славке, что Воронцов тебе не подходит! Он сразу на тебя глаз положил, еще у нас. Славка стал говорить, что ты то, что ему нужно. А про адрес он мне не сказал. Но почему ты сама ему не отдашь жилетку?
Элла быстро ввела ее в курс дела.
— Значит, ты тоже на него запала… Неудивительно, такой интересный мужик, романтический герой, одинокий волк и все такое… Это меня не удивляет. А вот то, что ты ему понравилась, — это странно! Я многих его баб видела, там никогда ничего, кроме костей, не было… Видно, надоело ему о скелеты биться на старости лет.
— Но, судя по всему, он все-таки предпочел кости мясу, — высказала Элла потаенную мысль, в свободные минуты точившую ее. — Мне, правда, теперь наплевать, когда я узнала, что он был женат на Лирке…
— Ты ее знаешь? — вскинулась Люба.
Элла рассказала и о Лире.
— Омерзительная баба! И я даже отказала ей от дома несколько лет назад!
— Из-за чего? — Вот тут уже у Эллы загорелись глаза. Ей очень хотелось услышать какую-нибудь гадость о школьной подружке. Что поделать, человек слаб!
— Понимаешь, я вдруг заметила, что после ее визитов у меня стали пропадать вещи…
— Как? — открыла рот Элла.
— Ну не вещи, это громко сказано, а мелочи — зажигалка, пепельница, ручка… Сначала это было на уровне подозрений, но однажды мы были у них в гостях, хорошо выпили… Короче, я обнаружила у нее на кухне маленькую пепельницу, которую Славка привез из Венеции, мурановского стекла, очень красивую. И сдуру и спьяну устроила скандал…
— Она что, клептоманка?
— Откуда я знаю? Может, клептоманка, а может, у нее спорт такой. Что тогда было с Митькой, ужас…
Говорят, он ее просто измордовал. А через год наконец бросил.
— Что значит — измордовал? Избил?
— Ага, ну не то чтобы избил, но в морду дал!
— Мне не нравится, когда мужчина бьет женщину.
— В принципе мне это тоже не нравится, но в данном случае… Даже приятно.
Элла прислушалась к себе. Пожалуй, и ей это было приятно!
— Между прочим, она тоже тут постоянная клиентка, — заметила Элла.
— О, тогда я жалею, что пришла!
— Ерунда, я вот ни разу с ней не встретилась.
Но тут их пригласили на процедуры. Любой занялась Маша, и уже через две минуты они болтали как старые знакомые. А Элла сидела у маникюрши.
В какой-то момент, когда обе подруги с масками на лицах лежали на соседних кушетках, Люба шепотом сообщила, что в восторге от Маши, от ее рук и ауры.
Элла все еще была под впечатлением того, что узнала о Лире.
— Люб, а что ж она говорила в свое оправдание?
— Что сама привезла эту пепельницу из Венеции.
— Так, может, правда?
— Ага, а то я слепая! Там на донышке с обратной стороны был маленький скол, Славка ее уронил как-то.
— Господи, каково же было Воронцову, когда его жену обвинили в воровстве!
— Хреново ему было!
— Но с другой стороны, зачем жениться на такой бабе?
— Да там темная история, неизвестно еще, кто на ком женился!
— То есть?
— Да я толком не знаю, кто-то говорил, что она из-за него с собой пыталась покончить или что-то в этом роде… Ну он и женился, а что ему, он в Москве два месяца в год бывает. Знаешь, Элка, он не для жизни мужик, разве что для тела.
— Да это понятно, — сказала Элла, а про себя подумала: тело тоже жить хочет.
Расспрашивать дальше о нем она стеснялась.
Да и зачем? Ясно же — я ему не подошла. Но все получилось как надо. Он решил, что не подошел мне.
А добиваться, домогаться ему западло… Он гордый и прекрасный любимец женщин. Они за него даже в драку лезут. А при чем тут я? Тем более скоро я стану известной и мне такие инциденты ни к чему.
* * *Для первых съемок кухню оборудовали в студии на Королева, 19. Элла принимала в этом самое деятельное участие. Пузайцер сначала пытался возражать, но потом махнул рукой. В конце концов, ей там работать. Ей пришлось немало повозиться с новой незнакомой плитой, поставленной рекламодателем. Оказалось, что плита плохо пропекает снизу.
— Я не смогу убедительно рекламировать такую дрянь, — заявила она. Но после небольшого скандала плиту все-таки заменили на другую, хоть и той же марки. Но эта работала прекрасно. — Вот, совсем другое дело, — удовлетворенно сказала Элла.
Однажды, когда она в отсутствие всех обживала кухню, чтобы не тыркаться там как слепой щенок, и раскладывала по баночкам специи фирмы-рекламодателя, она совершенно позабыла о том, что это студия, и принялась тихонько что-то напевать себе под нос. Ее услышал Пузайцер.
— Элла! — воскликнул он. — У меня гениальная идея!
— Ой, Аркадий, как вы меня напугали!
— Элла, а что, если вам во время готовки еще и петь? У вас чудный голос! Это может быть такая фишка!
— Аркадий, да мы распугаем нашу аудиторию!
Если, конечно, она у нас вообще будет! Какое, к черту; пение?
— Но вы же учились в школе Столярского!
— И что? Может, мне помешивать картошку на сковородке смычком?
— Смычком не надо! А вот если ваши рецепты зарифмовать, положить на музыку… Клево может получиться! Надо перетереть это с Кутепычем.
— Аркадий, стоп! Я петь не буду! Как вы себе это представляете?
— Шикарно! Это будет шикарно! Если петь вашим голосом… Блеск!
— А что, может интересно получиться! У меня на кухне надо еще для достоверности поставить телевизор!
— Зачем? — насторожился Пузайцер.
— Как — зачем? Представьте себе: я леплю котлеты, а по телевизору показывают «Лебединое озеро». Я беру сковородку, ставлю на огонь, потом решительно выключаю телевизор и говорю, нет, пою глубоким меццо-сопрано: «Пошлем к черту балеты, будем жарить котлеты!» Так по-вашему?
— А ну вас в баню! Я думал, вы серьезно…
Несмотря на время от времени одолевающие его безумные идеи, Пузайцер ей нравился. Он был надежный, исполнительный и очень добрый. И самозабвенно любил свою работу. Ей вообще нравилось здесь почти все. Декорация, группа, даже кошмарные останкинские коридоры перестали ее пугать. Она приносила угощение для бегающих по ним собак и для живущего в зимнем саду роскошного рыжего кота. Вечером накануне первого съемочного дня она напекла гору пирожков и сделала большую бадью бабушкиного соте, с трудом отыскав на рынке грунтовые, не голландские баклажаны. А кабачки ей презентовала соседка, у которой был богатый урожай кабачков. Они, конечно, были уже жестковаты, но Элла с этим легко справилась, Когда ей позвонила Маша, которая волновалась, пожалуй, даже больше, чем она сама, и узнала, что Элла развела грандиозную стряпню, она весьма одобрила подругу:
