Александра Стрельникова - Когда сбывается несбывшееся… (сборник)
— Так-так. Значит, Нютка про меня трепалась… А я, значит, не нюхом, ни слухом, — говорит он, наполняя маленькое воздушное пространство кухни «перегаром». — Вот уж бы никогда не подумал, что эта рыхлая стерва на два фронта пашет. На молоденьких ее потянуло…
Кажется, что округлившиеся глаза студента Коли вылезут сейчас из очков.
— Да вы что… Я всего лишь квартирант, я комнату здесь снимаю.
— Так и я квартирант такой же, — говорит Вася, ухмыляясь.
— Ну, ладно, мне в институт пора, — миролюбиво говорит студент, убирая банку сгущенки в холодильник.
— А, значит, на образованных потянуло, — говорит Вася, не шелохнувшись в проеме двери.
Молодой человек останавливается перед загороженной Васей дверью.
— Дайте пройти, — говорит квартирант.
— Щаас… — Вася делает обманное движение, словно освобождая дорогу, — дам…
И сильным ударом бьет юношу в лицо. Студент отлетает, ударяясь головой о буфет. У него падают и разбиваются очки. Из носа течет кровь…
Далее следуют события, которые, наверное, забавно было бы изобразить в ускоренном темпе немого кино. Мы бы увидели, как квартирант-студент с заклеенным пластырем носом и подбитым глазом, без очков, пакует свои вещи и книги в коробки. Увидели бы, как Анюта извиняется и просит его остаться. Но студент непреклонен. А это значит, что ему надо вернуть часть денег за непрожитые дни.
Анюта снова, сломя голову, бежит к соседке бабе Нюре, чтобы занять денег. Видим снова бабу Нюру, которая лезет в старый «шкапчик», достает оттуда картонную коробочку, из коробочки — целлофановый пакетик, из него — бумажный, из бумажного — деньги, которые дает Анюте.
Анюта вновь достает из кармана своего цветастого халата бумажные купюры. Складывает их вместе с деньгами соседки, пересчитывает. Бежит к себе в квартиру и отдает всю сумму квартиранту-студенту.
Обиженный и ни за что побитый студент уходит «по-английски».
Мы снова видим Анюту, наблюдающую из окна кухни. Она машет рукой молодому человеку, но тот, не подняв головы, садится в машину к какому-то частнику и уезжает.
Все это было бы, возможно, смешно в быстром мелькании кадров немого кино. Но в жизни…
Вечером того же дня Анюта и баба Нюра пьют чай с лимоном на кухне.
— Ну, ничего у тебя не ладится с квартирантами… Просто невезение какое-то, — говорит пожилая соседка, вздыхая.
Анюта, в расстроенных чувствах, машинально поглощает в неимоверном количестве баранки, посыпанные маком.
— И аспид-василиск твой малахольный без конца путается под ногами, — продолжает тему «невезения» соседки баба Нюра.
Соседка задумывается на какое-то время. Потом радостно хлопает себя по лбу. Она, конечно, не знает слова «эврика», но…
— И как это я раньше не додумалась! Ну, конечно же… Девку нельзя — ты ревнуешь. Парня нельзя — хахаль твой ревнует. Значит, чего остается?
Баба Нюра вопросительно смотрит на Анюту, давящуюся баранкой.
Анюта пожимает плечами.
— Семейных тебе надо пустить, вот чего! Мужа и жену. Только без детей, конечно. У вас — пара получается, у них — тоже пара. Для равновесия…
— А и правда…баб Нюр, у тебя голова соображает, — соглашается Анюта. — Да и деньги мне нужны очень. Все еще с долгами по квартплате никак не расплачусь, да и пообносилась вся.
И снова Анюта просматривает все ту же, уже изрядно потрепанную газету «Из рук в руки», снова кому-то звонит. Вот она опять в цветастом халате у окна кого-то высматривает… Наконец, к ее подъезду подъезжает машина, из которой выходят мужчина и женщина. Они задирают головы вверх, и Анюта приветливо машет им рукой с третьего этажа.
В заранее распахнутые Анютой двери входят мужчина и женщина с большими клетчатыми сумками «челночников». Эти «челноки» и есть новые квартиранты Анюты. Крупного телосложения мужчина лет сорока. И не уступающая ему в размерах женщина лет тридцати пяти, которую можно охарактеризовать одним словом — «гром-баба».
От их габаритов и огромных сумок в маленькой прихожей хрущевской квартиры сразу становится тесно.
— Да вы не волнуйтесь, мы сейчас сумки приберем, — вежливо, как бы извиняясь, говорит мужчина. — Мы вообще-то на вещевом рынке работаем. С утра до вечера на работе. Даже в выходные. Точнее — в выходные тем более. Приходим только спать.
Анюта провожает новых квартирантов в комнату, где они будут жить.
— А комната какая малюсенькая, — недовольно замечает женщина, заглядывая в двери.
— Десять метров, — констатирует Анюта.
Пока женщина ходила за сумкой, Анюта поинтересовалась у нового постояльца: «А чего ж вы переехали, если вы жильцы такие выгодные? Целый день на работе, дома вас почти не бывает?»
Новый квартирант, окидывая взглядом фигуру Анюты в облегающем халате и делая лукавые глаза, негромко, но откровенно, признался: «Да бабе моей показалось, что хозяйка квартиры, где мы жили, глаз на меня положила»…
В это время новая квартирантка заходит в комнату, садится на полуторную тахту. Под тяжестью женщины старая тахта заскрипела и зашаталась.
Женщина достала из дамской сумочки два паспорта и протянула их Анюте.
— Вот наши паспорта. Можете проверить. Мы действительно муж и жена. Люди порядочные. Чистоплотные…
— Верю, верю, — улыбаясь, говорит хозяйка квартиры. Вы, значит, Мария, а ваш муж — Владимир.
Время позднее. Анюта ложится спать. Завтра ей, как всегда, рано вставать. Но она не может уснуть. Ворочается. Ей мешают голоса из кухни, где поздно ужинают новые постояльцы. Потом льется вода в ванной, падает металлический таз… Наконец, все стихает.
Не успевает Анюта вздохнуть с облегчением, как начинаются другие ночные звуки. Слышен скрип пружин тахты в соседней комнате. Анюта включает свет.
Старый, выцветший деревянный эстамп на стене, на котором изображен горный перевал, двигается по стене в такт звукам из соседней комнаты, пока не соскакивает с гвоздика, на котором он еле держался. Падает со стуком.
В это же самое время в комнате квартирантов что-то стукает и катится по полу.
Анюта стоит посередине комнаты в ночной рубашке и прислушивается.
— Вот ироды… Колесико от тахты отлетело, — говорит она с досадой. — Надо завтра не забыть его приколотить.
Женщина смотрит на будильник, который показывает час ночи, качает головой и выключает свет.
Вечер следующего дня. Анюта не спит и не выключает свет. Она смотрит на начавшееся движение эстампа на стене, слышит вчерашние звуки за стеной. Эстамп начинает двигаться все сильнее. Женщина подскакивает и держит его рукой, чтобы он не упал. В это время за стеной опять что-то громко стукнуло, и что-то покатилось.
— Опять колесико отвалилось, — вздохнула Анюта.
Так прошел месяц. И Анюта стерпелась с новыми постояльцами. А что поделаешь — деньги-то нужны. Квартиранты действительно все дни, включая выходные, торговали на рынке. А приходили, практически, только ночевать.
Как-то было воскресенье. На кухне бойко хозяйничали постояльцы. В раковине — размораживалась курица. На столе были свалены кучей продукты. Видно, что квартиранты только что откуда-то приехали.
В кухню входит Анюта. Она хочет просто попить чаю. Но на кухне ей — хозяйке — места нет. Она протискивается к плите, чтобы включить чайник. И в тесноте крохотной кухни сталкивается с грудью и животом «гром-бабы».
Мария при этом зычно хохочет.
А Анюта, которую все это жутко раздражает, делает усилие над собой и, улыбаясь, интересуется: «Празднуете что-то сегодня?»
— Да просто сегодня денек у нас удачный случился, — делится радостью квартирант Владимир. — Покупатель оптовый попался. Вот и освободились пораньше. Хотим это дело отметить…
— Понятно. А я тоже сегодня гостя жду, — неожиданно разоткровенничалась хозяйка квартиры.
— Вот и отлично. Может, посидим все вместе вечерком, поужинаем? Все веселее будет, — говорит квартирант, обращаясь то ли к своей жене, то ли к Анюте.
— А что, я не против, — говорит его жена Мария. — Вот только тесновато у вас.
— Да за это не беспокойтесь. Мы в большой комнате стол накроем… И то правда: вместе живем, а поговорить толком некогда, — отвечает Анюта, тоже вдруг загоревшись идеей общего застолья.
Воскресный вечер. В Анютиной комнате — застолье. За столом попарно квартиранты — Владимир и Мария и Анюта с Василием. В воздухе уже царит то оживление, когда все выпили и закусили.
— Предлагаю выпить за мужскую солидарность! — подмигивает Владимир Васе, чокаясь с ним.
— Нют, добавь картошечки и грибочков, — по-хозяйски распоряжается Василий, выпивая и окидывая взглядом стол.
Анюта уходит на кухню.
— А вот еще такой анекдот… — продолжает Вася, откликаясь на призыв к «мужской солидарности».
