Александра Стрельникова - Когда сбывается несбывшееся… (сборник)
— На. Тут восемьсот рублей. Пересчитай… Деньги счет любят, — сказала соседка, с любопытством глядя на Анюту.
Анюта тем временем засунула руку в карман халата, вытащила оттуда помятые купюры и нервно пересчитала все вместе с деньгами соседки.
— Все равно не хватает, — качая головой, сказала Анюта.
— Да что случилось у тебя-то? — опять спросила баба Нюра.
— Ой, спасибо, выручила, баб Нюр, — подскакивая и ничего не объясняя, сказала Анюта. — Вечером зайди, поговорим. Сейчас не могу.
Сумки квартирантки Оли стоят уже у порога. Девушка наклонилась над одной из них, пытаясь получше застегнуть «молнию». В полуоткрытых дверях Анютиной квартиры со скучающим видом топчется подруга Оли — Анжела.
Из комнаты выходит Анюта. В кулаке ее зажаты завернутые в бумажку деньги. Она подходит к своей, теперь уже бывшей квартирантке. Момент, весьма неприятный для всех.
— Вот…деньги, — стараясь быть спокойной, говорит хозяйка квартиры.
Красивая девушка Оля, которой ужасно хочется, чтобы вся эта история поскорее закончилась, берет завернутые в бумажку деньги и, не глядя, хочет засунуть их в сумку.
— Пересчитай, — с презрением глядя на Анюту, говорит Анжела.
Ольга нехотя пересчитывает деньги.
Анюта окаменела. И, кажется, вросла в пол своей крохотной прихожей.
— Так тут вроде не хватает, — произносит девушка, то ли брезгливо, то ли безразлично поводя плечом.
— Сколько? — не унимается подруга.
— Рублей шестьсот, — констатирует бывшая квартирантка.
— Ничего себе, — возмущенная подруга Оли открывает рот, чтобы что-то сказать хозяйке квартиры…
Но в это время на лестничной площадке появляется юноша лет двадцати пяти. Это парень Анжелы — Игорь.
— Девчонки, ну, сколько можно вам сигналить? Чего вы тут застряли?
— Игорешка! Привет! Бери вот эти сумки, — радостно воскликнула Ольга, которую явно утомило сегодняшнее выяснение отношений и которая уже настроилась на другую волну — «уходя, уходи».
Бывшая квартирантка разворачивается спиной к бывшей хозяйке и, не прощаясь, выходит из квартиры.
Анюта все в той же застывшей позе стоит перед открытой дверью в прихожей. У нее сердце стучит в ушах. Она слышит удаляющиеся по лестнице шаги и возмущенный голос подруги Ольги.
— А я бы этого так ни за что не оставила… С какой стати ты ей двадцать долларов должна дарить? Ненавижу… ненавижу весь этот люмпен-пролетариат…
Анюта, наконец, выходит из ступора, закрывает дверь и быстро идет к окну кухни. Она осторожно, из-за занавески, смотрит в открытое окно на свою бывшую квартирантку и ее друзей.
У машины стоит, поджидая компанию, еще какой-то симпатичный парень. Он целует Олю и распахивает перед ней дверцу автомобиля. Через минуту машина отъезжает.
И только сейчас женщина, наконец, вздыхает с облегчением.
Нервное напряжение дня не проходит бесследно. Анюта устало садится на неудобный кухонный табурет, который явно мал для ее округлых форм. Глаза у нее на мокром месте. Затем она поднимается и направляется в ванную, чтобы смыть слезы.
Здесь на старой полочке женщина вдруг обнаруживает красивую перламутро-розовую баночку с кремом, которую забыла квартирантка. Она бережно берет баночку в руки, как нечаянную радость, открывает, вдыхает какой-то невозможно изысканный аромат и плачет навзрыд. Из старого крана довольно заметной струйкой в ванную течет вода…
Вечером того же дня в кухне Анютиной квартиры сидят хозяйка и соседка баба Нюра. Они пьют чай с лимоном и печеньем «курабье». У Анюты, вид, как у побитой собаки.
— Ишь, как все обернулось. Кто ж знал, — вздыхая, говорит баба Нюра. — Значит, девку приревновала ты…
— Молодая… ученая… обеспеченная, куда там. Пожила б с мое, — в сердцах ответила Анюта.
— А ты чужую жизнь на себя не примеряй, — рассудительно заметила баба Нюра. — Зависть — самое последнее дело. — И добавила, вздохнув, — а я вот теперь себя виноватой чувствую. Это я, старая дура, совет неправильный тебе дала. Не учла, что охламон этот твой вертится. Тебе не квартирантку надо было пускать, а квартиранта — паренька какого-нибудь…
После этого совета бабы Нюры Анюта пару дней приходила в себя. Но деньги-то нужны ей были позарез. И вообще, как хорошо, когда деньги есть в кошельке. Не успела она им порадоваться… Пришлось возвращать. Да и долги у нее со всех сторон. А кто поможет? В общем, вздыхай — не вздыхай, а вечером третьего дня Анюта опять разложила у себя на кухонном столе все ту же потрепанную газету «Из рук в руки», опять долго водила пальцем по объявлениям, напечатанным очень мелким шрифтом, пока не нашла то, что ей было нужно.
Через несколько дней она вновь маячила в цветастом халате все в том же окне своей кухни. Вот она снова приветливо машет кому-то… На этот раз — студенту-очкарику, который выгружает из такси сумки и коробки с книгами.
Она приветливо встречает его на пороге своей квартиры и провожает юношу в комнату квартиранта.
Анюта вновь с радостью загружает в пустой холодильник продукты, купленные на деньги постояльца. Опять пересчитывает деньги в кошельке. Хорошо, что они есть. Может, благодаря им, продержится до обещанной зарплаты.
Прошло уже две недели, как у Анюты появился новый квартирант. А Василий все не объявлялся. Да и Анюта сама ему звонить не хотела, помня, как быстро он слинял в той неприятной ситуации с симпатичной квартиранткой…
И вот как-то вечером раздается звонок в дверь. Анюта открывает, а на пороге — ухмыляющийся и поддатый Вася с бутылкой водки в руке.
— А я тут сантехнику чинил неподалеку. Дай, думаю, загляну к Анюте, на огонек… Пустишь, или как?
— Да проходи, проходи, — говорит Анюта, явно обрадованная позднему гостю.
Вскоре на столе — поздний ужин, скорее похожий на обед… Анюта наливает в глубокую тарелку дымящиеся щи, кладет в них большой кусок мяса. На сковородке, стоящей на подставке, яичница с поджаренными сосисками.
Василий разливает водку в большие рюмки.
— Вась, мне хватит. Мне ведь на работу в шесть часов вставать. Да и тебе достаточно. Ты лучше ешь: мясо, сосиськи вот, — мягко, с мягким знаком после «с» на народно-московском наречии говорит Анюта, пододвигая ближе к своем дружку сковороду.
— Намек понят… Нют, не переживай, — говорит Вася самодовольно. — Ох, и щи у тебя хороши…
— И сиськи-сосиськи тоже, — Василий резким движением пытается ущипнуть Анюту за грудь.
Женщина кокетливо «ойкает» и изворачивается, а Василий успевает ущипнуть ее за округлый бочок.
— И бочка — как окорочка, — продолжает свои любовные шуточки с «гастрономическим намеком» Василий, опрокидывая рюмку водки.
Затем наливает еще.
Какое-то время спустя, Анюта, выводит из кухни Васю, с трудом выговаривающего слово «апартаменты» …
Уже ночь. Она включает в комнате ночник.
— Вась, раздевайся…
Женщина помогает изрядно подвыпившему и потяжелевшему мужчине раздеться, а сама выходит в ванную.
Возвращается, ложится, смотрит на Васю, который уже отключился. Женщина гладит его по плечу, зовет по имени, и наконец, трясет. Все бесполезно. В ответ — какое-то мычание.
Анюта еще раз разочарованно смотрит на Васю, выключает ночник и уже в темноте звучит усталый и разочарованный голос Анюты.
— Никакой женской радости нет от тебя, Василий…
Утро следующего дня. В кухне Анютиной квартиры завтракает новый постоялец — худосочного вида очкарик лет двадцати двух. Он ест яичницу с маленькой сковородки и запивает ее чаем со сгущенным молоком, при этом лениво заглядывая в какой-то учебник.
В это самое время просыпается Вася, уснувший в Анютиной постели. Он озирается по сторонам, плохо соображает, как человек «с большого бодуна». Его мучает сильная жажда. Спотыкаясь и цепляясь за предметы, Вася направляется на кухню в своем «коронном виде» — семейных трусах в цветочек и босиком.
Плохо соображающий Вася останавливается на пороге и смотрит на юношу, который сидит за столом и ест, уткнувшись в книгу.
— Не понял, — произносит Вася, тупо уставившись на незнакомца.
— А-а-а, здравствуйте, — говорит, вставая и жуя, квартирант-студент. — Вы — Вася? Меня хозяйка предупредила. А я — Коля…
Вася продолжает тупо смотреть на худосочного юношу в майке и шортах до колен, в которых летом обычно ходят на пляже. Затем подходит к плите, чтобы по привычке попить воды из чайника. Но чайник только что закипел. Вася хватает его и тут же ставит обратно на плиту, успев при этом облить кипятком свою босую ногу.
Тупо соображающий и к тому же обозленный Вася — не попил и обжегся — возвращается на исходную позицию: в проем дверей крохотной кухни.
— Так-так. Значит, Нютка про меня трепалась… А я, значит, не нюхом, ни слухом, — говорит он, наполняя маленькое воздушное пространство кухни «перегаром». — Вот уж бы никогда не подумал, что эта рыхлая стерва на два фронта пашет. На молоденьких ее потянуло…
