Николай Нароков - Могу!
— А я? — с вызовом спросила она. — Кто же, по-вашему, я? Из тех, которые подчиняют, или из тех, которые подчиняются?
— Вы? — не сомневаясь в своих словах, ответил Ив. — Вы принадлежите к очень распространенной категории: вы способны подчиняться тем, которые сильнее вас, но вы умеете и подчинять тех, которые слабее. Вы — ротный командир, средний командный состав. Вам обязательно нужен тот, кто командует вами, потому что без него вы не будете знать, что приказать роте: идти ей направо или налево? В вас есть кусочек «могу», но небольшой кусочек. Вы не лишены инициативы, но вам нужна инициатива более сильного. Вы — подчиняющий подчиняющийся, вот кто вы!
Софья Андреевна почувствовала себя оскорбленной его ответом. «Я — только ротный командир? Хорошо же! Посмотрим!»
— Но мы опять говорим не о том, что нам нужно! — переменил тон и повысил голос Ив. — Мы говорим не о деле… Почему мы, когда встречаемся, говорим так много ненужного?
— Вероятно, потому, что оно нам нужно. Оно нам нужно, но нам не с кем говорить о нем, только друг с другом.
— Вероятно, поэтому… — спокойно и лениво согласился Ив. — Но давайте же говорить о деле. Я завтра уезжаю, и мне надо знать, решились вы или еще не решились? Неужели вы все еще раздумываете и колеблетесь? Возьметесь вы за мое дело или не возьметесь? Да или нет?
Софья Андреевна опустила глаза: она не хотела, чтобы Ив видел их и увидел то легкое торжество, которое заискрилось в них. «Ага! Все-таки ты сам заговорил об этом!»
Ответ у нее, конечно, был готов: несколько дней обдумывала она его и проверяла. Но ответила не сразу, а сперва почувствовала вкус своего ответа. «Вот ты сейчас узнаешь, кто я, ротный командир или начальник штаба!» — быстро подумала она и в упор посмотрела на Ива, с деланным безразличием пожав плечами.
— Возьмусь ли? Не знаю!
— Чего не знаете? Своего ответа не знаете?
— Да! Представьте себе, что я до сих пор не знаю, соглашаться мне или не соглашаться.
Иву захотелось грубо прикрикнуть на нее, но он сдержался.
— Когда же вы соблаговолите решить? — язвительно спросил он. — Через год? Через десять лет? Ведь я завтра уезжаю!
Софья Андреевна поправилась на кресле, готовясь ответить.
— Хорошо! — примирительным тоном начала она. — Я вам сейчас все скажу. А вы поймите меня точно.
— Говорите! — приказал он.
— Сказать по правде, я, кажется, согласна помогать вам в этом деле. Но сегодня мне это только так кажется. С уверенностью я вам сегодня ничего не обещаю: либо дождик, либо снег, либо будет, либо нет… Почти все будет зависеть от вас: согласитесь ли вы на мои условия и как вы согласитесь. Честно или с задней мыслью?
— Говорите! — повторил Ив.
— Начну с того, что сознаюсь: план у меня уже готов и продуман до каждой запятой.
— Я в этом не сомневался… Каков ваш план?
— Я вам его не скажу. Вам надо уезжать? Уезжайте. А я останусь здесь и буду ждать.
— Чего?
— Наития. Головой я решила: за ваше дело я возьмусь. Но мне нужно еще и наитие… вдохновение! И если оно скажет мне — «Да!» — я приступлю к делу и сделаю его в неделю. Не все дело, конечно, но самый важный первый шаг.
— А если оно скажет «нет»?
— Тогда не будет ничего. Тогда вам придется или отказаться от своего замысла, или самому придумывать план, или искать другого помощника.
— Благодарю вас! — сердито буркнул Ив.
— Уезжайте. Если я решусь, я все сделаю без вас: вы будете лишним. Почему вы смотрите так недоверчиво? Вы боитесь доверить мне задаток? Задатком вам, конечно, придется рискнуть, и не малым.
— Вы все сделаете без меня?
— Да, без вас.
Ив подумал, посмотрел на нее и еще раз подумал.
— Пусть так! Дело, конечно, не в задатке, а в вашем плане. Если я одобрю его, я…
— Своего плана я вам не скажу.
— Не скажете?
— Нет. Я не так глупа. И вы сейчас увидите, что я могу быть не только ротным командиром, но и начальником штаба.
Ив опять подумал, искоса поглядывая на нее.
— Я не умею покупать кота в мешке! — буркнул он. — Должен же я знать ваш план!
— Зачем? Я все сделаю сама. Вы можете в Эквадоре ходить в белых перчатках, и уверяю вас, что они не запачкаются.
— К черту перчатки! — не сдержался Ив. — Мне нужны не перчатки, а ваш план! Почему вы его держите в секрете?
— На это у меня есть две причины. Первую я вам не скажу, а вторую скажу, и ее будет для вас достаточно. Ведь если я открою вам мой план, то вы сможете отказаться от меня и найти более дешевого и покладистого помощника. А я останусь ни при чем? Нет, это слишком глупо для меня. Решение — мое, план — мой, исполнение — мое и гонорар — мой.
— А я?
— Вам остается только два дела: во-первых, расплатиться со мной по счету и, во-вторых, открыть Юлии Сергеевне дверь, когда настанет время, и она придет к вам. Но предупреждаю вас: это время может настать не так скоро.
— А вы не боитесь, — ехидно спросил Ив, — что когда дело будет сделано, я обману вас и не уплачу вам ни копейки?
— Нет! — холодно ответила Софья Андреевна. — Вы заплатите мне все полностью накануне того дня, когда она придет к вам. А если не заплатите, она не придет. Вот и все.
— Значит, вы верите мне только до какого-то предела?
— Конечно.
— А сколько же я буду должен заплатить вам по счету?
— Много!
— Назовите вашу цену.
— Вы заплатите мне те убытки, которые я понесла в моих неудачных операциях и… и еще столько же! Убытки вы заплатите сейчас, т. е. завтра. Да? Ясно?.. А еще столько же потом, когда она придет к вам. Согласны?
Ив посмотрел на Софью Андреевну и, не отрывая от нее глаз, задумался.
— А знаете что! — вдруг сказал он. — Ведь вы меня обманываете!
— В чем?
— В основном. Вы говорите, что еще не приняли решения. Это неправда, решение вы уже приняли, и за дело взяться вы уже согласны. У вас уже все обдумано.
— Для чего же я, по-вашему, обманываю вас?
— Чтобы раздразнить меня и повысить цену. Вы молодец, и я вас одобряю. Значит, я должен оплатить ваши биржевые потери?
— И дать мне еще столько же. Я примерно подсчитала: это будет вам стоить не больше, чем дело Мэрбса. И уж конечно не больше, чем дело той девочки.
— Не больше, но… и не меньше!
— Одним словом, вы согласны?
Ив не ответил. Сидел в кресле, слегка согнувшись и грузно опираясь кулаками в колени.
— Почему вы молчите? Вы согласны? Над чем вы думаете? — подтолкнула его Софья Андреевна.
— Я думаю над тем: почему вы согласились взятье за это дело?
— Разве я уже согласилась?
— Да, вы уже согласились. Но — почему? Я хочу это понять. Деньги? Конечно! Но не одни только деньги, есть и другая причина. Вот та, о которой вы не говорите.
— Другой причины у меня нет! — попробовала запротестовать Софья Андреевна.
— Есть! — уверенно отрезал Ив. — И вашу причину я знаю. Вы ненавидите эту женщину.
— Ненавижу? — попробовала иронически рассмеяться Софья Андреевна. — Какой вздор! Почему я могу ее ненавидеть?
— Потому что вы ей завидуете. Каин убил Авеля из ненависти, а возненавидел его из зависти. И вы завидуете этой женщине. Завидуете, потому что она лучше вас, чище, моложе и красивее. Ее уважают, а вас никто и никогда не уважал. Ее любили и любят. А кто любит вас? Кто любил вас?
— Вы психолог! — криво и дерзко усмехнулась Софья Андреевна.
— Нет! Но у меня есть глаза, и я умею видеть. Кроме того у меня есть голова, и я умею понимать. Но я напрасно заговорил об этом: какое мне дело до вашей любви и ненависти? Какое мне дело до того, почему вы согласились!.. Мне важно одно: вы согласились.
— Еще не совсем.
— Совсем! — уверенно возразил Ив и сделал рукой жест, которым отстранял все ее возражения. — А для того, чтобы в вас не было никакого сомнения, я скажу вам вот что: хорошо, я согласен на ваши условия. Приезжайте завтра в бюро, и там вы получите чек. И, когда я уеду, начинайте дело!..
Глава 25
Прошел август, кончился сентябрь. Юлия Сергеевна продолжала встречаться с Виктором. Те разговоры, которые шли вокруг них, до них не доходили и их не вспугивали, а поэтому они по-прежнему были неосмотрительны и не прятались, а раза 2–3 в неделю приезжали на «нашу площадку».
— Это наша площадка и это наш час! — говорила Юлия Сергеевна, и в ней поднималась радость от того, что у них есть «наше»: площадка и час. И это сближало их, она чувствовала себя счастливой. То, что вошло в нее и в ее жизнь, словно бы осветило новым светом все: люди стали светлее, чувства стали светлее и даже обыденные вещи вокруг нее стали светлее. Она стала видеть новое содержание во всем, и это новое содержание ничего собою не уничтожало, ее чувства к Георгию Васильевичу были прежние, и мысли о нем были прежние. И поэтому «наш час на площадке» был радостен и желанен, никакое сомнение не мучило Юлию Сергеевну. И когда этот час проходил и надо было расставаться, она не обвиняла себя ни в чем, а ласково утешала Виктора, утешая себя:
