Лариса Райт - Плач льва
Необходимо срочно найти моржихе адекватную, равноценную замену. Придумать хоть какой-нибудь выход из положения. Женя ломала голову днем и ночью, но не могла остановиться ни на одном из более или менее возможных вариантов. То ей хотелось поскорее вывести к посетителям дельфинария молодого тюленя. Так зверь мог быстрее освоиться, а дети получили бы удовольствие, если бы их посвятили в хитрости процесса обучения. То вдруг она начинала сомневаться в успехе этой затеи. Дети, возможно, и испытают восторг, но поручиться за всех взрослых нельзя. Наверняка найдется какой-нибудь борец за правду, который начнет рассказывать на всех углах о том, что в дельфинарии теперь вместо замечательно выдрессированных животных показывают бог знает что, умеющее только подбрасывать мячик и хлопать ластами, да и то не по команде, а исключительно по собственному желанию.
Иногда ей казалось, что единственным правильным решением в данной ситуации будет снова забыть о гордости и начать собирать подписи, обивать пороги и ходить по инстанциям, добиваясь выделения дельфинарию средств на покупку очередного уже обученного «квартиранта», желательно со своим тренером. Но затем она вспоминала, через что ей пришлось пройти совсем недавно, чтобы приобрести наконец тюленя, и руки сами собой опускались, даже не успев подняться. Порой посещала ее и совершенно шальная мысль: уехать в отпуск и вообще пустить все на самотек, но такое, конечно, приходило в голову нечасто и совсем ненадолго и напоминало больше не здравые рассуждения, а форменное издевательство над собственной персоной.
Сколько Женя ни старалась, она так и не смогла придумать, где же взять, откуда и, главное, на какие средства привезти новую звезду. Ни один из вариантов не был безупречным, требовал либо больших эмоциональных затрат, либо немаленьких финансовых вливаний, либо заставлял идти на не слишком оправданный риск. Женя предпочла бы обойтись и без первого, и без второго, и без третьего. Хорошее представление — вот все, что ей нужно. Раньше безупречный десерт в виде танцующего моржа мог скрасить любые недоработки и огрехи закуски и основного блюда. Но теперь они и сами должны стать безукоризненными: такими, чтобы у вдоволь наевшегося зрителя не осталось ни сил, ни желания вкусить еще чего-нибудь сладенького.
— Что будем делать, Евгения Николаевна? — решается один из дрессировщиков задать на летучке вопрос, не дающий покоя всему персоналу.
— Переделывать представление.
— Переделывать? — удивленный хор голосов.
Больше двадцати пар глаз не сводят с директора изумленного взгляда.
— Но как? — наконец решается подать голос Шурочка. — Это же невозможно.
Женя мгновенно испытывает и радость, и грусть одновременно. Радость оттого, что наивная, молоденькая девочка ошибается, а грусть потому, что Женя знает наверняка: когда-нибудь ее юной помощнице придется понять, что в этой жизни, в этой жизни…
— …Возможно все.
— Возможно все! — Майк говорил горячо, но смотрел на Женю как-то разочарованно. — Ты же сама мне это доказала, встав все-таки на доску. Поверь, что удержаться на волне гораздо сложнее, чем отличить одну мелодию от другой.
— Кому что, — Женя равнодушно пожала плечами. Уж у нее-то нет никаких причин сомневаться в своей правоте. Дверь в музыкальную вселенную для нее давно и прочно закрыта.
Это была их четвертая встреча. Осенью в Бьярице он отчаянно пытался приобщить Женю к серфингу, но после нескольких дней постоянных падений и ушибов сдался. Подарил девушке очередной билет теперь уже на Гавайи и сказал, что будет счастлив и от того, что она просто станет ждать его на берегу. Майк тогда еще слишком плохо знал Женю, но, сам того не желая, произнес те самые единственные слова, которые могли заставить и заставили-таки девушку, вернувшись в Дижон, найти человека, который за полтора месяца научил ее довольно сносно держаться на доске. Жене намекнули — нет, даже не намекнули, а в очередной раз сказали, что у нее ничего не получится.
Получилось. Тихий океан не собирался оправдывать своего названия, и у берегов Гонолулу предоставил Жене прекрасную возможность продемонстрировать свои способности. Майк был поражен и совершенно, как-то идиотически счастлив. И, конечно, теперь он отказывался понимать, почему Женя так категорично заявляла об отсутствии музыкального слуха.
Он затащил девушку в магазин дисков, надел наушники и стал быстро открывать коробку за коробкой. Мелодии сменялись одна другой, и ни одну Женя не могла угадать до тех пор, пока, конечно же, не начинал петь знакомый исполнитель. Майк и не думал обижать Женю. Он просто хотел таким способом рассказать ей о своих музыкальных пристрастиях. Но она и не думала обижаться. Она-то прекрасно знала о своей патологической неспособности угадывать любые, даже самые известные произведения. Ей не было грустно. Ей было смешно глядеть на его изумленное лицо, видеть, как он расстраивался, но не желал отступать, не сдавался, включал все новые и новые мелодии и спрашивал с надеждой:
— А эта?
Женя отрицательно качала головой.
— Но как же так?
В уши проникали первые строки: «No more champagne…»
— Ой, «Абба». Ну, надо же, я угадала с первой строчки.
— А надо с первого аккорда. Послушай вот это. Ну, что скажешь?
— Понятия не имею, что за музыка.
— Ты издеваешься? — он даже засомневался в ее серьезности.
— Да нет же. Я правда не знаю.
«What I gonna do to make you love me…»[11]
— Элтон Джон! — радовалась Женя.
— Ну, а теперь? — Майк снова поменял диск.
Женя изображает полное непонимание.
— Это же снова «Абба», та же самая песня! — Майк смотрел на девушку, как на инопланетянку.
— Вот видишь! Я же тебе говорю. Я — полный ноль в музыке. Совершенно безнадежна. — Женя сняла наушники.
— Нет, так не бывает.
— Еще как бывает. Знаешь поговорку «Медведь на ухо наступил»?
— Да.
— Так вот, мне наступил самый тяжелый медведь на свете, причем на оба уха. И не просто наступил, а до сих пор там стоит.
— Знаешь что? — Майк смотрел на нее без тени лукавства, как-то уж очень решительно.
— Что?
— Я заставлю его отойти.
— Это невозможно.
— Возможно все!
— Возможно все, — энергично повторяет Женя и обводит взглядом аудиторию. — Конечно, придется потрудиться, но другого выхода я просто не вижу. Я не хочу, чтобы наш дельфинарий повторил историю театров, в которых весь репертуар держался на одной приме, — она делает многозначительную паузу и слышит робкий вопрос девочки — ученицы одного из тренеров:
— А что с ними случилось?
