Тьерри Коэн - Я выбрал бы жизнь
Подошла санитарка.
— Ну вот, а теперь мы покушаем, — объявила она, повязывая ему салфетку.
После завтрака Жереми вывезли на прогулку. Потом, к концу обеда, санитарка прикатила его в столовую. Она принесла ему пирог, в который была воткнута зажженная свечка.
— С днем рождения, месье Делег! — провозгласила она, гордая собой. — Для шестидесяти пяти свечей места не хватило, я поставила одну. Задуйте!
Жереми принял эту информацию с полным безразличием. Шестьдесят пять лет, подумал он. А на вид ему было много больше. Он перепрыгнул двадцать два года своей жизни. Двадцать два года беспробудного сна. Не важно: теперь он ближе к смерти.
Санитарка захлопала в ладоши, призывая к вниманию всех пансионеров в столовой.
— Сейчас мы споем для месье Делега. Ну-ка, хором!
И все старики и старухи, в здравом уме и не очень, веселые, грустные, калеки и паралитики, запели «С днем рождения». Жереми смотрел на них с испугом. Жизнь издевалась над ним. Он и хотел бы смириться с ней, обречь себя на безразличие до самой смерти, но она настигала его, изобретательная и беспощадная. Он был двадцатилетним юношей, заключенным в теле немощного старца. Вокруг него лица — отсутствующие, приветливые или безумные — пели ему об уходящем времени. И тут он засмеялся, истерическим смехом, приглушенным его неспособностью раскрыть рот, смехом безумца, смехом больного, не в силах объяснить, чему смеется.
«Я среди живых мертвецов. Я на своем месте. У меня нет больше семьи. Я один. Как же, должно быть, несчастен тот, кто разрушил мою жизнь! Неподвижный в кресле на колесиках, он ест с ложечки и поет с сумасшедшими!»
Жереми успокоился. Солнечные лучи ласкали его кожу. Санитарка вывезла его на террасу, и он нежился в одиночестве под теплым ветерком.
Ему хотелось умереть сейчас, в этом состоянии покоя и блаженства. Он закрыл глаза, чтобы уснуть, в надежде ускорить свой конец.
— С днем рождения! — сказал рядом голос, который он тотчас узнал.
Перед ним стоял Симон с подарком в руке.
Удивление и радость встречи, но и неловкость от своего жалкого положения смешались в нем, его охватил страх. Чего хотел от него сын? Почему улыбался так приветливо? Он уже видел его таким?
Симон сел напротив него. Он выглядел смущенным, поджимал губы с каким-то неопределенным выражением.
Жереми хотел заговорить с ним, но издал лишь сдавленное мычание.
Не зная, что сказать или сделать, Симон показал подарок и, улыбаясь, положил сверток на колени Жереми.
— Я тебе его разверну, если хочешь.
Жереми был счастлив услышать от него «ты».
Симон разорвал бумагу и достал кепку и шейный платок. Поколебавшись, он повязал платок на шею отцу. Потом надел ему на голову кепку и отступил на шаг, чтобы посмотреть на него.
— Тебе идет.
Жереми едва заметно дернул головой в знак благодарности и тихонько поднял руку. Внимание Симона было ему бальзамом на сердце.
Он осторожно вдохнул, пытаясь произнести хоть слово, но опять издал лишь невнятные звуки.
— Ты хочешь со мной поговорить? Сестры сказали, что ты можешь писать правой рукой. Они дали мне бумагу и ручку.
Стало быть, у него остался способ общения.
Он взял бумагу и ручку и написал:
«Почему ты пришел меня навестить?»
Симон взял у него из рук листок и, прочитав вопрос, не сразу поднял голову. Он задумался, невесело усмехаясь.
— Потому что у тебя день рождения. И сегодня ты, может быть, мой отец.
Эти слова взволновали Жереми.
Жестом он потребовал бумагу.
«Ты уже приходил после нашей последней встречи?»
Симон кивнул:
— Да, часто. И в каждый твой день рождения. Но ты никогда не задавал мне таких вопросов.
Они обменялись глубокими взглядами, в которых было столько слов, столько жестов любви, столько сожалений и столько радости.
— В каждый свой приход я надеялся, ждал знака, взгляда, который сказал бы мне, что передо мной тот человек, которого я оставил тогда, в гостиничном номере. Первые пять лет ты отказывался меня видеть. Потом я все-таки прорвался к тебе, но ты оставался холодным, недоступным. Я видел, как мечутся твои глаза, силясь понять, что я здесь делаю. И каждый раз я понимал, что ты не в нормальном твоем состоянии. Что внутри этого неподвижного тела ты — тот, другой. Сегодня — иное дело. Странно, я это понял почти сразу.
Глаза Жереми затуманились. Его сын искал его, ждал. Симон взял его за руку.
— Как ты ухитрился оказаться в таком состоянии? — спросил он мягко. — Разве не было другого выхода?
«Может быть, но тогда у меня не было выбора. Расскажи мне о себе, о своей жизни, о брате. О матери».
— Думаешь, это хорошая идея? — спросил Симон, подняв брови.
Жереми кивнул.
— Мама и Тома не знают, что с тобой случилось. Я никогда не рассказывал им ни о нашей встрече в день твоего выхода из тюрьмы, ни о нападении на тебя — я узнал о нем назавтра, когда пришел к тебе в гостиницу. Я сочинил для них байку об автомобильной аварии. Ты, мол, прикованный к инвалидному креслу, живешь где-то во Флориде. Я должен был удалить тебя от них, пусть думают, что ты где-то не здесь, безобидный для них, в каком-то смысле наслаждаешься жизнью. Скажи я правду, мама бы себе не простила. Она решила бы, что ты довел себя до такого состояния, чтобы спасти ее. И она не смогла бы жить спокойно, зная, что ты так близко и дела твои так плохи. Это я поместил тебя сюда. Я консультировался со специалистами. Читал медицинскую литературу, искал случаи амнезии, похожей на твою, но ничего не нашел. Врачи говорят, что вряд ли к тебе полностью вернется твоя истинная личность. Но я не теряю надежды…
Жереми сжал руку Симона. Ему, недостойному отцу, повезло с сыном. С сыном, который все еще надеялся вновь обрести своего отца, пусть даже парализованного.
— Ах да, — продолжал Симон, — забыл тебе сказать: мы с Тома оба женаты и у нас есть дети! У меня мальчик и девочка. Моему сыну двенадцать лет. Его зовут Мартен, как… твоего отца. Жюли шесть. У меня есть фотографии.
Он достал бумажник и открыл его. Жереми увидел двух прелестных детишек, стоявших в обнимку на пляже.
— Забавные, правда? — улыбнулся Симон. — А у Тома сын Саша, пять лет. Они живут в Лионе. Тома — управляющий французского филиала крупной американской компании. А я художник. Мои картины неплохо продаются. Ну вот, что еще сказать? Знаешь, нелегко уложить столько лет в несколько слов.
Эти фотографии, комментарии Симона, то, как он был рад поделиться с отцом, — все это наполнило Жереми радостью. У него есть семья, внуки! Он одолел своего двойника и помог этому счастью осуществиться.
