Дмитрий Сазанский - Предел тщетности
— Супостат мохнатый, — крикнула крыса и действительно плюнула Варфаламею в морду.
Черт не раздумывая ни секунды, схватил почти пустую бутылку коньяка и огрел ею Дуньку по башке. По законам физики, голова крысы должна было развалиться на части от соприкосновения со столь твердым объектом большего размера, однако Дунькина тыква устояла, разлетелась вдребезги бутылка. Все застыли в оцепенении и наконец-то обратили внимание на грифа, который стоял, покачиваясь на краю стола. Шарик икнул, взмахнул неудачно крыльями и упал вниз.
Мы втроем заглянули под стол.
— Пьян, как сапожник, — констатировал черт.
— Опять шею свернул, придется шину ставить, — как ни в чем ни бывало, добавила крыса, по-кошачьи облизывая коньяк с усов.
Я взял тщедушное тельце грифа на руки, оно было теплое, бешено колотилось слева и сердце мое заныло от жалости и необычайного прилива любви к уснувшей пьяной пичуге. Странное создание человек, готов убить ближнего, но в подъезде котенка подберет и молоком напоит из соски. Крыса в это время спорила с чертом — Варфаламей предлагал привязать к шее грифа карандаш, зафиксировав намертво, Дунька же, опасаясь, что Шарик свалится со стола вместе с карандашом на шее и еще чего-нибудь себе свернет, считала необходимым примотать всего грифа к металлическому стояку лампы и пусть он стоя выспится. Со стороны они выглядели как два ласковых гестаповца.
Работа закипела — я нашел узкий бумажный скотч, они прислонили грифа к лампе, затем черт залез сверху, сел чуть ниже плафона и держал Шарика ногами за голову, чтобы тот не упал, а Дунька бегала по кругу, напоминая дрессированную выдру в цирке, приматывала тело грифа к стояку лампы, тоже изогнутому своеобразно. Короче, прикрутили шею к вые. Управились они буквально за пару минут, при этом острили беззлобно в адрес грифа, подтрунивали друг над другом и, судя по сноровке, было видно — такие проделки входят в обязательное меню их развлечений.
Зачем они нахально и без cпроса расположились в моей жизни, внеся сплошной раздрай, влетели на полных парусах в спокойную гавань, не продуваемую ветрами событий? Причем, черт впервые вылез из стены именно в тот день, когда убили Мишку. Варфаламей нарисовался с утра, а друга моего грохнули двумя часами позже — получается, что в начале был черт.
Не удивительно — зло всегда первично, сначала является нечистая сила, а следом уже идут пакости разных калибров. Конечно, мое существование становилось все более тошнотворным и бессмысленным, последние полгода я только тем и занимался, что коптил небо, что сумасшедший паровоз с дюжиной обезумевших кочегаров. Отношения с родными и близкими окончательно зашли в тупик — я не знал, что им сказать, да и не понимал необходимости разговора, они же, как мне представлялось, не искали возможности убедить меня в обратном. Безусловно, мне нужна была встряска, но, черт возьми, не такая. В стоячее болото достаточно кинуть камень, чтобы пошли круги. Если можно погрозить пальцем, излишне стучать кулаком по столу, а тем более бить в морду.
Последняя неделя превратилась в сущий бардак, непонятную кутерьму с неясным исходом — я постоянно куда-то еду, с кем-то встречаюсь, провожу время, по большей части, в пустопорожних разговорах, ни к чему не ведущих и ничему не обязывающих. Самое обидное, что инициатива не на моей стороне, я все равно остаюсь ведомым, ленивым скучающим псом, лающим в ответ на громыхнувщую щеколду. Может я и вправду разучился думать, но у меня никак не получается связать все недавние события в единую нить или расставить их в нужном порядке по значимости произошедшего.
Ладно, пусть черт будет первое, второе — гибель Мишки, на компот — собственная смерть, только сдается мне, что закусок на званом ужине значительно больше и гостей наприглашали ораву еще до появления черта. Варево могло булькать давно, судя по внезапно проявившейся взаимной неприязни моих женщин.
— Так на чем мы остановились, — спросила крыса, вспрыгнул вслед за чертом на стол.
— На разных хренах, Дуня, — черт подтянул к себе бутылку и налил в стопку вина.
— Ах да! Так вот, что ни делай — хрен один.
— Ты хотела сказать — ни один ли хрен, что только не делай, — ухмыльнулся Варфаламей.
— А что совой об пень, что пнем об сову, — моментально парировала крыса.
Мне показалось, что сейчас они опять взявшись за руки, побегут в бесконечную тьму заезженного спора, и я поспешил вернуть разговор на прежние рельсы.
— Мотивация важна, как ни крути, — вставил я свои пять копеек.
— Воот, — черт сделал царственный жест в мою сторону или мне так привиделось, — Никитин хоть и недалекого ума, но соображает, что к чему. А ты, Дуня, чертишь слишком простые схемы, рисуешь круг там, где надо башню строить многоэтажную.
— Это почему? — крыса казалась искренне заинтересованной таким поворотом — только что налитую рюмку поставила на стол и застыла в ожидании развернутого ответа.
— Потому что надо сначала понять, чего имярек хотел добиться тем или иным действом. А потому уже глядеть на последствия. Ты помнится, подпилила ступеньку на лестнице полковника Паскуале…
— Постой, Паскуале, Паскуале… А, жирый боров с бабьими сиськами, у него усы еще плавно переходили в бакенбарды.
— Ну, дык. Он пролетел кубарем вниз десять метров, въехал головой в бочку с вином, получил легкое сотрясение мозга и на радостях, вместо того, чтобы отдать приказ о расстреле кучерявого лейтенанта, в которого ты была влюблена, распорядился освободить его к удивлению подчиненных. Ты же хотела, что он разбился вусмерть, то есть замыслила гадость, а вышла прелестная история — везунчик Моро успел удрать, пока все спохватились. Если бы полковник свернул башку, как ты предполагала, то лейтенанта расстреляли бы чуть позже по приказу одного из коллег покойного ублюдка.
— Влюблена, скажешь тоже. Я ему благоволила и оказывала протекцию по мере сил. Надо же, а я до сих пор думала, что это Шарик подсуетился и полковнику мозги отбил по случаю. Ступенька-то лишь слегка треснула.
— Шарик даже крылом бы не пошевелил, чтобы спасти твоего лейтенанта. Он его терпеть не мог. Все произошло само собой. Мотив твой был омерзительней некуда, а в итоге одни приятности — и полковник жив остался, и лейтенант улизнул, и ты греха на душу не взяла.
— Подумаешь, — хмыкнула недобро крыса, — на мне трупов, что волос на твоей морде, одним больше, одним меньше. И все ты перевернул с хвоста на голову — мною двигала благородная цель — избавить общество от тирана.
— Цель? Возможно. Метод исполнения подкачал. В убийстве как таковом нет ничего благородного. Мы же ведем разговор с точки зрения человеческой, а не нашей морали, — Варфаламей продолжал гнуть свою линию.
Я хмыкнул про себя. Интересно было бы ознакомиться с моральным кодексом черта, если таковой вообще существовал, пусть даже тезисно, краем глаза.
Хотя, вряд ли он есть или же состоит из одного пункта — мораль в том, что ее нет. Старо, кстати, как мир за окном. Голову на плаху не положу, я уже ни в чем не уверен, чтобы ручаться, но зубом бы рискнул, бес с ним, с зубом.
— Или другой пример. Ты пожалела кладбищенского сторожа Никодимова, набожного увальня, подложила ему под кровать чугунок с золотыми, а он на радостях играть начал, по глупости проигрывать, с горя пить, да в конце концов по пьяни зарезал жену с дочкой и сам повесился, когда протрезвел. Цель возвышенная, а на выходе три трупа.
— С чего это ты решил, что во мне жалость проснулась? — Дунька кипела таким праведным гневом, что даже я смекнул, что она лукавит, — Я хотела прекратить их несчастный жизненный цикл таким способом, всего и делов.
— Да уж, метода вышла слишком заковыристая, — гаденько засмеялся черт, — только врешь ты все, как сивая мышь в яблоках. Я же в курсе, как ты по вечерам украдкой ходила и на могилке рыдала, цветы полевые приносила, лапки к груди прижимала, да в пояс кланялась перед уходом.
— А ты видел будто?
— Видеть не видел, гнать не буду, но Шарик за тобой следил, как бы ты от переживаний чего не учудила, он и доложил в подробностях.
— Я бы так бездумно не доверяла словам глупой птицы, склонной к безудержным возлияниям, — начала напыщенным тоном крыса, но сбилась, не выдержала, обернулась в сторону лампы и погрозила кулаком спящему грифу, — Сволочь, стукач крылатый, пьянь подлампочная.
Мне показалось, что наша беседа опять поскакала не в ту степь, точнее, черт пропустил очень весомый нюанс, хорошо бы его еще сформулировать правильно.
— Варфаламей, если быть совсем уж точным, то ты противопоставляешь мотив и результат — задумал так, а вышло эдак. Дунька же имела в виду, что мотив был изначально сволочной в той или иной мере, гнустностью же и закончился. У тебя все шиворот навыворот.
— Все потому, что у меня натура тонкая, чувственная, вуальная, тяготеющая к пастельным тонам, нежным переливам еле заметных оттенков, неразличимых под грубым взглядом примитивного животного, — Дунька взглянула на меня ласково, а на Варфаламея с чувством превосходства и хлопнула отставленную давеча рюмку.
