Кристи Филипс - Письмо Россетти
– Что? – воскликнула Клер так громко, что люди, сидевшие в соседних рядах, дружно обернулись взглянуть на нее.
– Я считаю, что Испанский заговор был изобретением Совета десяти, – невозмутимо продолжал англичанин, – группы людей, у которых на то время была лучшая в Европе и самая разветвленная шпионская сеть. А также все доступные подручные средства, к примеру наемные убийцы, и все это – с целью защитить суверенитет республики.
По залу прошелся возбужденный шепоток.
– Эти загадочные стражи государственной безопасности, Совет десяти, а также их подкомитет, которого страшились все граждане, под названием “Тре Капи”, или “Три головы”, обычно они назначались из глав Совета, пользовались такой репутацией, что появилась пугающая поговорка: “Десятеро отправят тебя в камеру пыток, троица – в могилу”. Вдохновителем и руководителем Венецианского заговора стал сенатор Джироламо Сильвио, в тысяча шестьсот восемнадцатом именно он возглавлял “Тройку” и был настоящим мастером шпионских дел, не менее знаменитым, чем в свое время Уолсингем в Англии. В число его информаторов входили люди самого низкого сословия, были и представители высших эшелонов венецианского общества. Он использовал этих информаторов вместе с группой особо доверенных бойцов, можно даже сказать, головорезов, для ведения необъявленной, “теневой” войны с врагами республики. Особую враждебность он испытывал к герцогу Оссуне, но больше всего на свете волновала его собственная политическая карьера. Она служила мощным мотивационным фактором. В своем исследовании, касающемся письма Россетти, мне пришлось затронуть еще один вопрос. На протяжении четырехсот лет загадочная Алессандра Россетти считалась своего рода героиней, чье письмо в Большой совет помогло раскрыть заговор и спасти Венецию от жестокого насилия и разграбления. Но если Испанский заговор был выдумкой Совета десяти, следовательно, и письмо Россетти – тоже. В действительности Алессандра Россетти, конечно, никакой героиней не была, она действовала по наущению “Тройки”…
– Нет! – вырвалось у Клер.
– Была марионеткой в руках этих людей, чьи ложные обвинения погубили многих по политическим мотивам…
– О боже! – простонала Клер.
– Однако время мое подошло к концу. Спасибо за то, что пришли и выслушали меня. Надеюсь увидеть всех вас на моей второй лекции, в субботу утром, и я подробней расскажу обо всех этих волнующих событиях.
Клер была настолько потрясена, что даже не слышала аплодисментов. Поднялась и в сопровождении Гвен вышла из зала. Довольно долго обе они в полном молчании шли по улице.
– Что-то не так? – спросила Гвен.
Это уж определенно, что не так. На самом деле все обстояло хуже, чем вообще могла предположить Клер.
Спорить с известным на весь мир историком в любом случае глупо. И поскольку Эндрю Кент полностью отрицал судьбоносное значение письма Россетти, она может сдаться прямо сейчас.
– Только что обнаружила, что напрасно потратила целых два года жизни. И собираюсь вышвырнуть диссертацию в мусорное ведро и начать все сначала.
– Почему?
– Если Эндрю Кент опубликует книгу, где будет доказано, что Испанский заговор – это выдумка и ложь, никто не станет принимать мою работу всерьез. Меня просто высмеют, вот и все.
– Но ведь это нечестно!
– Кто сказал, что жизнь устроена честно? Вся суть в том, что он в этой области авторитет, а я – никто, ноль. Слышала, что говорили о нем во вступительном слове? Он дважды получал премию Прескотта. Но самое страшное заключается в том, что я точно знаю: он не прав. Абсолютно не прав!
– Если вы правы, а он – нет, вам должно быть наплевать на все его дурацкие награды и звания! То есть, я хочу сказать, если вы правы, кто-то еще должен узнать, что вы правы, верно?
– Возможно. Не знаю. – Что ж, по крайней мере, у нее под рукой библиотека, можно проверить, права она или нет. – Послушай, ты не возражаешь, если мы быстренько перекусим, а потом я посижу и поработаю? Надо еще раз свериться со всеми записями, составить план на завтра.
– А как же Джанкарло?
– Джанкарло! – Клер резко остановилась. – Господи, совсем забыла!
Джанкарло – вот прекрасный рецепт от всего, что ей пришлось пережить сегодня, – сначала неудачные поиски в библиотеке, затем эта конференция, Эндрю Кент.
– Ведь я обещала ему, что мы придем, верно? Не хотелось бы огорчать его.
Гвен окинула ее скептическим взглядом с головы до пят.
– Так вы в этом собираетесь идти в гости?
– А что не так?…
Если верить Гвен, все в ее внешности и наряде было не так. Бесформенные, мятые, бесцветные, скучные тряпки – вердикт, который она вынесла, просмотрев все содержимое чемодана Клер. Затем полезла в свой и принялась вытаскивать блузки, какие Клер редко доводилось видеть. Шифоновые, шелковые, бархатные, все эти тряпки прекрасно смотрелись бы на какой-нибудь цыганке из романтической новеллы, все с низкими вырезами и пышными рукавами, все разноцветные, в каких-то цветочках, блестках, вышивках, сверкающих, как драгоценные камни. Вскоре постели и кресла в номере были завалены одеждой.
– Просто голова идет кругом, – прошептала Клер.
– Можете надеть эту свою черную юбку с одним из моих топов. К примеру, вот с этим. – И Гвен указала на черную шифоновую штучку с темно-синими цветами. – Нет, погодите. Эта лучше.
Она достала из кучи и продемонстрировала Клер изумрудно-зеленую бархатную блузу с низким округлым вырезом и длинными рукавами, полностью скрывающими запястья. Клер примерила ее, Гвен одобрительно кивнула.
– Ваш цвет. Там сзади еще есть маленький такой поясок в виде галстука, можно затянуться потуже. – Она затянула шелковую ленту, отступила на шаг, снова оглядела Клер. – Вот теперь более или менее ничего. Когда-нибудь думали купить лифчик с подложкой, чтобы грудь смотрелась пышней?
– Нет, – ответила Клер и пошла в ванную взглянуть на себя в зеркало.
И была приятно удивлена. Очень элегантный и романтичный наряд. Точно из другой эпохи. И еще он немного напоминает платья, которые вполне могла носить Алессандра. Если уж быть до конца честной, он шел ей больше, чем все, что она когда-либо носила. Точно раскрывал какой-то ее секрет, ту ее часть, которая жила в мире семнадцатого века. И не то чтобы ей хотелось одеваться так каждый день, но сегодня, в Венеции…
– Превосходно, – сказала она.
ГЛАВА 11
В половине седьмого две совершенно преобразившиеся молодые женщины шагали по улицам, отходящим от площади Сан-Марко, в поисках нужного им адреса. Как объяснил Джанкарло, дом его находился где-то поблизости от калле Дозе. Меньшая из них по росту, обряженная в какую-то странную комбинацию из блузы в стиле Ренессанса и прозаических лодочек на низком каблуке, несла коричневый пакет, где лежали бутылка белого вина и коробочка со сладостями, которые настойчиво рекомендовал купить хозяин кондитерской.
Клер не хотелось идти к Джанкарло с пустыми руками. Она подозревала, что он пригласил их к себе домой потому, что просто не мог позволить себе повести дам куда-нибудь отужинать – все рестораны в Венеции были чудовищно дорогие, – и теперь она тревожилась, что купила недостаточно. С другой стороны, если принести слишком много, это будет дурной гон. Шагая по узким улочкам, она старалась представить, на что похож дом Джанкарло, и почему-то воображала бедно обставленную гостиную, где из окна открывается вид на стену соседнего дома. Ведь семья какого-то официанта вряд ли купается в роскоши. Нет, это ее не смущало. Смущало другое: возможно, они с Гвен слишком уж разоделись для визита в скромный дом.
На Гвен были черные расклешенные брюки и черная шелковая блуза со странно огромными, развевающимися, какими-то ведьминскими рукавами, и трусила она в туфлях на высоченных деревянных платформах, напоминающих те, в которых некогда хаживали обитательницы Венеции. “Не слишком практичный наряд”, – заметила Клер, увидев в нем Гвен. Та же лишь отмахнулась и заявила, что в ближайшие несколько часов ничего практичного делать не собирается.
Впрочем, следовало признать, что сегодня Гвен мало напоминала растрепанную и одетую черт знает как девчонку, в ней тоже появилось нечто таинственное и экзотическое. И здесь, на улицах Венеции, наряд ее вовсе не казался неуместным, как, например, в Харриоте. Впрочем, и здесь, в Венеции, было полно женщин, молодых и не очень, стройных и не слишком, носивших узко обтягивающие джинсы с низко опущенной талией. Что происходит? Кто предписал всем женщинам подряд одеваться и выглядеть как какие-нибудь хиппи? Или же то просто срабатывал инстинкт, сродни тому, что заставляет стаю птиц дружно и резко разом сниматься с места или же вынуждает мигрирующих бабочек-монархов почему-то садиться на деревья какого-то определенного вида, как делали веками до них другие особи?