Пол Боулз - Под покровом небес
– А ты согласись, что это и впрямь без разницы.
– Нет, не соглашусь, – нахмурилась она. – И разница очень даже может проявиться. Причем не я об этом первая обеспокоилась, ты это прекрасно знаешь.
– Сейчас главное не опоздать на автобус.
Он вскочил и выбежал туда, где Абделькадер все еще подбирал ему сдачу. Через секунду за ним последовала и Кит. При свете маленьких карбидных ламп, свисающих с потолка на длинных проволочных подвесах, гостиничные бои уже вовсю таскали багаж. По лестнице шла целая процессия: шестеро боев, все с чемоданами. Да и на улице гостиницу в темноте окружила небольшая армия деревенских подростков, молчаливо и с надеждой ожидающих, не разрешат ли и им что-нибудь отнести к автобусному вокзалу.
– Желаю вам приятно провести время в Эль-Гаа, – нашел наконец что сказать на прощанье Абделькадер.
– Да-да, – отвечал Порт, рассовывая сдачу по разным карманам. – Надеюсь, я не слишком вас огорчил своими проблемами.
Абделькадер отвел взгляд.
– А, вы вот о чем, – сказал он. – Лучше об этом не будем.
Такое – испрошенное как бы походя – извинение было для него неприемлемо.
Уже поднялся ночной, довольно сильный, ветер. На втором этаже захлопали окна и ставни. Лампы закачались туда и сюда, фыркая и плюясь.
– Возможно, мы снова у вас остановимся, когда поедем обратно, – настаивал Порт.
На это Абделькадер, по идее, должен был ответить: «Incha’allah».[74] Но он лишь глянул на Порта – печально, но с пониманием. Мгновение казалось, что он вот-вот что-то скажет, но он отвернулся.
– Возможно, – в конце концов сказал он, а когда вновь повернулся к Порту, его губы были растянуты в улыбке, но такой, которая – Порт почувствовал – была обращена не к нему, в ней не было даже намека на личностное приятие и расположенность.
Они пожали друг другу руки, и Порт поспешил к Кит, которая стояла в дверях, тщательно подкрашиваясь при неверном свете лампы, а снаружи, задрав вверх любопытные мордашки, за нею наблюдали юные туземцы, следя за каждым движением, которыми она накладывает помаду.
– Пошли, пошли! – крикнул он. – На это уже нет времени.
– Да я уже все, – сказала она, отшатнувшись, чтобы он не толкнул ее, не помешал закончить тонкую работу. Потом бросила помаду в сумочку и щелчком закрыла.
Они вышли. Дорога на автобусный вокзал была темна; молодая луна света не давала. За ними все еще тащились несколько деревенских сорванцов, но большинство из них потеряли всякую надежду, когда увидели, что путешественников сопровождает весь штат прислуги пансиона.
– Нехорошо, что ветер, – сказал Порт. – Ветер означает пыль.
Пыль Кит не пугала. Она не ответила. Но заметила необычную интонацию его речи: он был необъяснимо весел.
«Об одном молю: лишь бы не пришлось через горы переваливать», – сказала она себе, отметив вдобавок, что в который раз уже, но теперь особенно горько, сожалеет, что они не поехали в Италию или в какую-нибудь маленькую страну с границами – чтобы в деревнях были церкви, на вокзал люди ездили в такси или на пролетке, а путешествовать можно было бы днем. И где не оказываешься средоточием всеобщего любопытства каждый раз, как высунешь нос из дверей отеля.
– Господи боже мой, совсем забыл! – вскричал Порт. – Ты же очень больная женщина! – И он объяснил ей, как добывал билеты. – Мы почти пришли. Дай поведу тебя, обняв за талию. Иди так, будто у тебя все болит. Ногами немножко шаркай.
– Как-то это нелепо, – сердито сказала она. – Что подумают мальчишки?
– Да они так заняты! Ты подвернула ногу. Давай. Слегка хромай. Нет ничего проще. – Он притянул ее к себе, и они двинулись дальше.
– А как же люди, чьи места мы захватили?
– Да что им какая-то неделя? Времени для них не существует.
Автобус стоял уже наготове, окруженный кричащими мужчинами и мальчишками. Путешественники вошли в контору вокзала, при этом Кит шла действительно с некоторым трудом по причине того, что Порт очень сильно прижимал ее к себе.
– Ты делаешь мне больно. Отпусти чуточку, – шепнула она, но он продолжал крепко сжимать ее талию, и таким манером они явились к прилавку.
– У вас кресла двадцать второе и двадцать третье. Быстро идите в автобус и занимайте места. Вам не очень-то хотят их уступать.
Места оказались сзади. Встревожившись, Кит с Портом поглядели друг на друга: такое с ними в первый раз – они впервые поедут не впереди, не рядом с водителем.
– Думаешь, сможешь вытерпеть? – спросил он.
– Если ты сможешь, – сказала она.
Увидев, что стоящий за окном старик с седой бородой и в высоком желтом тюрбане смотрит на них сквозь окно с выражением, как показалось Порту, суровой укоризны, он сказал:
– Пожалуйста, откинься на спинку, будто измученная, ладно? Это придется выдержать до конца пути.
– Ненавижу обман, – сказала она с чувством. Потом вдруг прикрыла глаза и на вид сделалась совершенно больной.
Думала она при этом о Таннере. Несмотря на принятое ею в Айн-Крорфе твердое решение в случае чего остаться и непременно встретиться с ним, как договаривались, – вот, позволила Порту себя буквально похитить, увезти в Эль-Гаа, даже не оставив записки, что-либо объясняющей. Теперь, когда уже ясно, что сделанного не воротишь, ей показалось вдруг невероятным, чтобы она могла себе такое позволить. Однако секундой позже вспомнила, что если по отношению к Таннеру это действительно непростительное вероломство, то насколько же более гадко она обманула Порта, да еще и не рассказала ему о своей неверности. И сразу их отъезд оказался в ее глазах совершенно оправдан; что ни попроси у нее в тот момент Порт, она не смогла бы не выполнить. И она сокрушенно повесила голову.
– Вот, правильно, – коротко сжав ей локоть, одобрительно проговорил Порт.
С трудом перебравшись через груды наваленных в проходе узлов, он вылез наружу посмотреть, весь ли багаж закреплен на крыше. Когда вернулся, Кит сидела все в той же позе.
Осложнений не возникло. Когда заработал двигатель, Порт выглянул и увидел, что старик стоит рядом с мужчиной помоложе. Оба были у самых окон и завистливо в них заглядывали. «Как дети, – подумал Порт, – которых взрослые не взяли с собой на семейный пикник».
Едва автобус тронулся, Кит села прямо и принялась насвистывать. Встревожившись, Порт ткнул ее локтем в бок.
– Да ладно, отбой, – сказала она. – Надеюсь, ты не думаешь, что я собираюсь изображать больную всю дорогу? Кроме того, не сходи с ума. Никто не обращает на нас ни малейшего внимания.
Это было правдой. Автобус полнился оживленными разговорами; их присутствия, казалось, не замечали вовсе.
Дорога почти сразу пошла скверная. На каждом ухабе Порт съезжал с сиденья все ниже и ниже. Заметив, что он не делает попыток как-то этому препятствовать, Кит в конце концов сказала:
– Ты куда? Ты же так на пол упадешь!
Когда он все-таки ответил, он произнес лишь:
– Что? – а его голос звучал так странно, что она резко повернулась и попыталась заглянуть ему в лицо.
Но света было слишком мало. Разглядеть выражение лица не удавалось.
– Ты спишь? – спросила она.
– Нет.
– Что-нибудь не так? Ты не замерз? Почему ты не накрылся пиджаком?
На сей раз ответа не было.
– Ну и мерзни, – сказала она, глядя в окно на тонкий месяц, низко висящий в небе.
Через некоторое время автобус начал медленно, с трудом одолевать подъем. В салоне появился густой и едкий запах выхлопных газов; это – вкупе с натужным воем двигателя и непрерывно усиливающимся холодом – вывело Кит из оцепенения, в которое она впала. Совсем проснувшись, она оглядела смутное нутро автобуса. Все пассажиры, похоже, спали; в креслах они устроились под немыслимыми углами, полностью завернутые в бурнусы, так что ни у кого не виден был ни нос, ни даже палец. Легкое шевеление рядом заставило ее бросить взгляд на Порта, который сполз с сиденья так низко, что опирался о его край серединой хребта. Она решила заставить его сесть выше и настойчиво похлопала по плечу. Единственным его ответом был слабый стон.
– Сядь прямо, – сказала она, снова его похлопывая. – Ты так спину себе повредишь.
На этот раз он застонал:
– О-о-о!
– Порт, ради всего святого, сядь выше, – нервно сказала она. И принялась тянуть его за голову в надежде разбудить настолько, чтобы он начал прилагать какие-то усилия и сам.
– О боже! – сказал он и медленным червем кое-как стал вползать задом на сиденье. – О боже! – повторил он снова, когда наконец уселся.
Теперь их головы были рядом, и она заметила, что у него стучат зубы.
– У тебя озноб! – яростно выдохнула она, хотя взъярилась скорее на себя, чем на него. – Я говорила тебе: накройся, а ты сидел там и сидел как идиот!
Он не ответил, просто сидел совершенно неподвижно, уронив на грудь голову, которая подскакивала и падала, когда подбрасывало автобус. Протянув руку, она ухватила его пиджак и стала дергать, мало-помалу вытаскивая из-под него: войдя в автобус, он бросил пиджак на сиденье и сел сверху. Затем накрыла мужа пиджаком и стала раздраженно его натягивать, подтыкая с боков. В поверхностном слое сознания, словами она думала: «Как это для него типично – спит мертвым сном, когда я не сплю и мучаюсь». Но все эти слова были завесой, за которой прятался страх: вдруг он действительно заболел? Поглядев в окно, она увидела выметенную ветром пустоту. Молодой месяц уже соскользнул куда-то за острый край земли. Здесь, в пустыне, даже более чем на море, ей совершенно явственно казалось, будто она на крышке гигантского стола, а горизонт – это какой-то резкий край. Представляла себе планету кубической формы – где-нибудь над землей, между Землей и Луной, – и туда они каким-то образом перенеслись. Там был бы свет такой же жесткий и нереальный, как и здесь, и воздух той же степени сухой упругости, а контуры ландшафта были бы лишены утешительной земной плавности – точно как здесь, на всех этих пустых просторах. И тишина бы там стояла несусветная, в которой место оставалось бы только для шума проносящегося мимо воздуха. Она пощупала оконное стекло, оно было холодным как лед. Автобус подскакивал и раскачивался, продолжая движение вверх, на возвышенность.
