Пол Боулз - Под покровом небес
Он не ответил, просто сидел совершенно неподвижно, уронив на грудь голову, которая подскакивала и падала, когда подбрасывало автобус. Протянув руку, она ухватила его пиджак и стала дергать, мало-помалу вытаскивая из-под него: войдя в автобус, он бросил пиджак на сиденье и сел сверху. Затем накрыла мужа пиджаком и стала раздраженно его натягивать, подтыкая с боков. В поверхностном слое сознания, словами она думала: «Как это для него типично – спит мертвым сном, когда я не сплю и мучаюсь». Но все эти слова были завесой, за которой прятался страх: вдруг он действительно заболел? Поглядев в окно, она увидела выметенную ветром пустоту. Молодой месяц уже соскользнул куда-то за острый край земли. Здесь, в пустыне, даже более чем на море, ей совершенно явственно казалось, будто она на крышке гигантского стола, а горизонт – это какой-то резкий край. Представляла себе планету кубической формы – где-нибудь над землей, между Землей и Луной, – и туда они каким-то образом перенеслись. Там был бы свет такой же жесткий и нереальный, как и здесь, и воздух той же степени сухой упругости, а контуры ландшафта были бы лишены утешительной земной плавности – точно как здесь, на всех этих пустых просторах. И тишина бы там стояла несусветная, в которой место оставалось бы только для шума проносящегося мимо воздуха. Она пощупала оконное стекло, оно было холодным как лед. Автобус подскакивал и раскачивался, продолжая движение вверх, на возвышенность.
XXI
Ночь была долгой. Они подъехали к борджу, пристроенному к высокой скале. Над головами включился свет. Молодой араб, сидевший прямо впереди Кит, развернулся и, улыбаясь ей, откинул капюшон бурнуса.
– Хасси-Инифель! – сказал он, несколько раз указав на землю за окном.
– Merci, – ответила она, улыбнувшись в ответ.
Ей захотелось выйти наружу, и она повернулась к Порту. Укрытый пиджаком, он лежал, сжавшись калачиком; его лицо было красным.
– Порт, – окликнула его она, и он, к ее удивлению, сразу отозвался.
– Да? – Его голос прозвучал неожиданно бодро.
– Давай выйдем, выпьешь чего-нибудь горяченького. Ты проспал несколько часов.
Он медленно сел.
– Да будет тебе известно, я вообще не спал.
– Ага, конечно, – не поверив, сказала она. – Ну, ты пойдешь? Я иду.
– Если смогу. Чувствую себя ужасно. Наверное, у меня грипп или еще что-нибудь.
– Да ну, чепуха! Откуда? У тебя, видимо, несварение – оттого, что обед заглотал слишком быстро.
– Знаешь, ты сходи. А я бы лучше посидел не двигаясь.
Она вылезла из автобуса и немного постояла на ветру среди камней, глубоко дыша. Рассвета еще и близко не было.
В одном из помещений борджа сразу при входе какие-то мужчины хором пели, часто-часто отбивая ладонями сложный ритм. Кофе продавали рядом, в комнате, что поменьше; там она села на пол, грея руки над глиняным сосудом с углями. «Ему нельзя здесь болеть, – подумала она. – Ни ему нельзя, ни мне». А делать нечего, разве что приказать себе не болеть, раз оказались так далеко от мира. Она вышла за стену борджа, заглянула в окно автобуса. В большинстве своем пассажиры продолжали спать, завернувшись в бурнусы. Нашла Порта и постучала в стекло.
– Порт! – позвала она. – Горячий кофе!
Он не пошевелился.
«И черт с ним! – подумала она. – Это он внимание к себе привлекает. Ему захотелось поболеть!»
Она забралась в автобус и кое-как пробралась к своему сиденью, где он лежал без движения.
– Порт! Пожалуйста, пойдем, хоть кофе выпьешь. Ну сделай это для меня. – Склонив голову набок, она заглянула ему в лицо. Погладила по волосам и спросила: – Ты чувствуешь, что заболел?
Отвечая, он говорил куда-то в полу пиджака.
– Не хочу ничего. Пожалуйста. Дай полежать спокойно.
Перспектива ублажать его ей не нравилась; начнешь заботиться о нем, а он от этого еще хуже раскиснет. Но в случае если он простыл, ему надо дать выпить чего-нибудь горячего. Она решила все же как-нибудь влить в него кофе. Поэтому говорит:
– А если я принесу тебе сюда, ты выпьешь?
Ответа ждать пришлось довольно долго, но в конце концов он сказал:
– Да.
Когда она вбежала внутрь форта, водитель уже шел по двору к воротам; это был араб, но не в тюрбане, а в фуражке с козырьком.
– Подождите! – крикнула она.
Он остановился, повернулся и смерил ее с головы до ног оценивающим взглядом. Жаль, нет поблизости европейцев, а то бы он по поводу нее прошелся: перед арабами-то что ж… да и арабы какие-то все не городские; толком и не поймут, поди, блеска его похабного остроумия.
Порт сел, стал пить кофе, вздохами перемежая глотки.
– Все допил? А то мне стакан вернуть надо.
– Да.
Стакан пошел по рукам и добрался до передней двери, где его ждало какое-то дитя, с беспокойством вглядывающееся внутрь салона: вдруг автобус тронется прежде, чем стакан будет в его руках?
Медленно двинулись дальше по плато. После того как автобус долго простоял с открытыми дверями, в нем стало еще холоднее.
– По-моему, помогло, – сказал Порт. – Огромное тебе спасибо. Только все-таки со мной что-то не то. Бог знает, но я в жизни никогда еще так скверно себя не чувствовал. Эх, если б можно было оказаться сейчас в постели да полежать пластом, может быть, все бы и прошло.
– А как ты думаешь, что это может быть? – спросила она, вдруг с новой остротой прочувствовав реальность, отчего все страхи, которые она так долго пригибала и сдерживала, поднялись в ней в полный рост.
– Понятия не имею. А ты мне вот что скажи. Лечь-то когда можно будет, не раньше полудня, да? Хреново-то как… как хреново!
– Постарайся заснуть, милый. – Милым она не называла его уже как минимум год. – Вот так наклонись ко мне, вот, правильно, а голову сюда положи. Тебе тепло теперь?
В течение нескольких минут она пыталась смягчать толчки автобуса, прильнув всем телом к спинке его сиденья, но у нее скоро устали мышцы, она опять откинулась и расслабилась, позволив его голове прыгать вверх-вниз у нее на груди. Его рука, лежавшая у нее на коленях, поискала и нашла ее руку – сперва крепко стиснула, потом хватка ослабла. Она решила, что он заснул, и тоже прикрыла глаза, думая: «Ну вот, теперь все, никуда не денешься. Попалась».
На рассвете они приехали в очередной бордж, расположенный на совершенно плоском месте. Автобус въехал в ворота и оказался во дворе, где стояло несколько шатров. Через окно прямо в лицо Кит надменно уставился верблюд. Пассажиры вышли, на этот раз все. Она разбудила Порта.
– Позавтракать не хочешь? – спросила она.
– Не знаю, даже самому не верится, но есть немножко хочется.
– Почему же не верится? – сказала она очень радужным тоном. – Утро. Почти что шесть часов уже.
Они опять попили черного кофе, поели крутых яиц и фиников. Когда, сев на пол, ели, мимо прошел молодой араб, который сообщил ей название того, предыдущего борджа. Помимо собственной воли Кит отметила, что он необычайно высок ростом и очень импозантно смотрится, когда, вот так выпрямившись, стоит в своих струящихся белых одеждах. Чтобы сгладить чувство вины (как это она могла что-то там еще о нем думать!), ей понадобилось привлечь к нему внимание Порта.
– Смотри, вон тот – какой клевый! – услышала она собственный голос; араб ушел.
Словечко было вовсе не ее и прозвучало в ее устах дико и ненатурально. Смутившись, она ждала, что скажет Порт. Но Порт схватился за живот; его лицо стало белым.
– Что с тобой? – вскрикнула она.
– Не отпускай автобус, – проронил он. Неуверенно встал на ноги и стремительно выскочил из комнаты.
Ковыляя в сопровождении какого-то мальчишки, он пересек широкий двор, прошел мимо шатров, около которых горели костры и плакали младенцы. Он шел, согнувшись пополам и держась одной рукой за голову, а другой за живот.
В дальнем углу оказалась крошечная каменная будка вроде орудийной башни, к ней-то и вел его мальчик.
– Sao daoua,[75] – сказал он.
Порт поднялся на две ступеньки и вошел, дощатая дверь за ним захлопнулась. Внутри стояла тьма и вонища. Опершись о холодную каменную стену, услышал, как рвется задетая головой паутина. Боль была какой-то двоякой: живот пронзали сильнейшие колики и подступала тошнота, причем все это сразу и одномоментно. Некоторое время он постоял, сглатывая и тяжело дыша. Весь слабый свет, какой был в будочке, проникал туда через квадратную дыру в полу. Что-то быстро пробежало по его шее сзади. Он отступил от стены и склонился над дырой, обеими руками держась за стену напротив. Внизу виднелась загаженная земля и покрытые кляксами и брызгами камни, шевелящиеся от мух. Он закрыл глаза и несколько минут оставался в этой позе ожидания, временами постанывая. Водитель автобуса принялся дудеть в клаксон; почему-то этот звук усилил страдания Порта.
– О господи, да заткнись ты! – крикнул он во весь голос и сразу же застонал.
Но гудки продолжались, короткие сигналы стали перемежаться длинными. В конце концов пришел момент, когда возникло ощущение, что боль вдруг стихла. Он открыл глаза и непроизвольно дернулся вверх, потому что на миг ему показалось, что снизу полыхнуло. Это было рассветное солнце, засиявшее на обгаженных камнях. Когда он открыл дверь, за нею стояли Кит и молодой араб; взявшись с двух сторон, они помогли ему дойти до ожидающего автобуса.
