Катарина Бивальд - Дай им шанс!
— Может, ты неправильно готовила?
— Я даже добавляла бекон.
— Бекон? Ужас.
— Но это было в рецепте.
— Не переживай. Все совершают ошибки.
— Это ошибка?
— Вне всякого сомнения. Я бы на твоем месте никому про бекон не рассказывал. Это не по-американски.
Сара усмехнулась.
— Бекон — не по-американски? Да вы же везде его суете.
— Ну, рецептов действительно много. У каждой хозяйки — свой. Мой папа, например, считал, что лучше сосисок ничего нет. Но главный секрет в сыре. Это может быть только чеддер.
— Мм, — скептически протянула Сара.
В чеддере она не видела ничего американского. Сара подошла к раковине, почистила и помыла молодую картошку, порезала на мелкие кусочки и добавила в рагу.
— Что ты еще пробовала?
— Корн-доги, — ответила Сара. — Я даже думала приготовить их сегодня вечером.
Том поперхнулся вином.
— Корн-доги и макароны с сыром. Что может быть лучше?
— Но только я не знаю, как их готовить. Их вообще готовят дома?
— Конечно. Если очень хочется. Можно еще купить замороженные и разогреть в микроволновке, но я бы не советовал.
— Вот и хорошо. У меня нет микроволновки.
Том оглядел кухню, словно удивляясь, что раньше этого не заметил.
— Есть еще «Sloppy Joes» — «Ленивые Джо», — продолжала Сара. — Но я даже не знаю, что это.
— Местное блюдо штата Айова, — пояснил Том. — Его придумал Ленивый Джо из города Сию.
— Мне нужен Гугл, — призналась Сара.
У Сары были сложности с американскими рецептами. Ингредиенты ей были незнакомы, и в американских мерах она не разбиралась. И было слишком много вариантов разного блюда.
— Придется устроить тебе кулинарную экскурсию, — сказал Том и явно тут же пожалел об этом.
Сара покачала головой в знак того, что не собирается принимать это предложение. Но атмосфера была испорчена. Том не улыбнулся. Вид у него был усталый. Она заметила, что он бледнее обычного и что под глазами залегла тень. Наверно, так он выглядит, когда один и ему не нужно казаться сильным.
— Том, — спросила она, — у тебя бывает свободное время?
— Сейчас у меня свободное время, — ответил он.
— Я имею в виду, когда тебе ничего не надо делать. Когда ты можешь спать все утро, а потом целый день провести в пижаме с книгой?
— Я не сплю в пижаме, — ответил он.
И Сара тут же представила его голым, сонным поздним субботним утром. Она велела себе сосредоточиться на готовке.
— И потом, к чему мне книга? — спросил он с улыбкой. В глазах появились искорки, напомнившие ей о том, как Эми описывала Тома.
— Это же пытка — заставлять меня читать…
— А что насчет кофе в постель? — спросила она и тут же мысленно отругала себя за то, что использовала слово «постель», и продолжила: — Или лежания на диване перед телевизором?
Том пожал плечами.
— Случается.
У Сары появилось подозрение, что случается это крайне редко. Том повернулся к ней боком и принялся резать овощи в салат. Сара проверила рагу. Еще пару минут, решила она. Том уже заправлял салат. Сара накрыла на стол. Стол у Эми был большой. За ним могли поместиться четыре-пять человек, но сегодня даже он казался уютным и идеальным для двоих. Они снова заговорили, на этот раз о том, как провели день. Нормальный дружеский разговор за ужином, подумала Сара. Она больше не нервничала. Сара рассказала Тому про Гертруду и Стига Ларссона, а Том — о своем друге Пите и яблочном варенье. Только теперь Сара заметила банку на столе рядом с бутылками. Том рассмеялся:
— Подарок.
После еды они вместе убрали со стола. Сара мыла посуду, Том вытирал. Они молчали, но это было приятное молчание. Тишину нарушало только позвякивание посуды и шум ветра за окном. В этом ужине не было ничего романтического. Сара знала, что скорее всего для Тома он ничего не значит. Но для нее это значило много. Для нее этот вечер, когда она шутила и смеялась с мужчиной, был совершенно особенным. Сегодня она ощущала себя… живой. Несколько месяцев назад она и представить не могла, что это возможно. Она улыбнулась, представив, что сказали бы девушки в книжном, если бы узнали, что она сама пригласила симпатичного американца на ужин. Сара усмехнулась своим мыслям. Или если бы они узнали, что она подменила красавца бармена, чтобы спасти его от посетительниц. Если бы книжный еще существовал, Сара послала бы им открытку с Карлом. Том вопросительно посмотрел на Сару, но та только покачала головой, продолжая улыбаться. Потом повернулась к нему с тарелкой в руках и спросила:
— Эми и Джон когда-нибудь… встречались?
Том рассмеялся.
— Ты имеешь в виду как мужчина и женщина? Я не знаю. Но я никогда их не спрашивал.
— Но… Они были влюблены друг в друга?
— Думаю, да.
— С самого начала?
— Наверно.
Сара почувствовала, что разочарована в Эми. Она начала мыть тарелки с удвоенной скоростью и передавать их Тому. Тот едва успевал вытирать.
— Когда они познакомились, не принято было, чтобы темнокожий мужчина ухаживал за белой женщиной, — рассказал Том. — Конечно, здесь ему жилось легче, чем в Алабаме, и они с Эми могли дружить, но о женитьбе и речи не могло быть. Они даже на свидание не могли бы пойти.
— А потом она вышла замуж?
— Да. Но Джон так никогда и не женился.
— Надеюсь, она изменяла мужу, — призналась Сара.
Том рассмеялся.
— Я могу понять, что не везде возможен развод, но изменять же можно? Взять к примеру «Заклинателя лошадей». Разумеется, она не могла развестись после того, как дочери ампутировали ногу, но она могла раз в год уезжать и развлекаться, разве нет?
— Разумеется, — ответил Том. Уголки его губ подрагивали.
Сара покачала головой.
— Кто может сказать «нет» неделе развлечений с Робертом Рэдфордом?
Том расхохотался.
— Я могу, — улыбнулся он.
Конечно, это была не лучшая книга Спаркса. А фильм по ней был еще хуже. Для Сары было загадкой, как можно было взять одну и ту же историю и придумать целых два несчастных конца. В книге они, по крайней мере, остались вместе, но, с другой стороны, его затоптали дикие лошади. В фильме им пришлось довольствоваться одним танцем, но зато он остался жив. Американская мораль, предположила Сара.
— Но почему они не поженились после смерти ее мужа? — спросила Сара.
— Наверное, к тому времени это было уже не нужно. Любовь переросла в дружбу. Мне кажется, эта дружба была сильнее любви. Джон всегда знал, что ей было нужно. Так, по крайней мере, мне всегда казалось. Он не всегда мог дать ей это, но знание — это уже много.
Она кивнула.
— Помнишь, ты спрашивала, о чем мечтает Эми?
— Да?
— Думаю, она о многом мечтала. Но Эми была не из тех, кто стремится осуществлять все свои мечты. С другой стороны, для счастья ей нужно было совсем не много, а это тоже неплохо. Она никогда не жаловалась на жизнь.
Когда Том собрался уходить, Сара проводила его до двери, и почему-то они остались стоять в прихожей. Сара — прислонившись к одной стене, со скрещенными на груди руками, а Том — опершись плечом на другую стену и смотря на Сару вполоборота.
— Том, — спросила она, — о чем ты мечтаешь?
— Я не мечтаю.
— Правда?
— Правда.
Она не знала, что на это сказать. Не то чтобы у нее самой были большие мечты. Она медленно произнесла:
— И ты не устаешь от этого? От постоянной работы?
— Устаю.
Наверно, он сам удивился, что признался в этом, но брать слова назад не стал.
— Но боюсь, если расслаблюсь, все будет только хуже, — произнес он. — Надо продолжать работать. Если остановиться и задуматься, будут проблемы.
— Да, — согласилась Сара. — Наверно, ты прав.
Но теперь, когда она узнала, что в жизни есть еще что-то, кроме работы, она больше не могла жить одной работой.
Сара Линдквист
Корнвэген 7-1
13638 Ханинге
Швеция
Броукенвил, Айова, 9 марта 2011 года
Дорогая Сара!
Семья Джона так и не освоилась в Броукенвиле. Его мать была поразительной женщиной. Она привезла сюда всех детей. Я помню, как она двигалась с достоинством человека, привыкшего переживать катастрофы. Казалось, спокойная жизнь была ей скучна. Она словно не знала, что ей делать со всей этой силой, которая теперь была не нужна. Все ее дети, кроме Джона, несли на себе отпечаток этой силы. Они мечтали о политической борьбе. Жили и дышали этой борьбой, но этому маленькому сонному городку были неинтересны демонстрации против расовой дискриминации. Они не знали, что им здесь делать со всей этой энергией. Постепенно все переехали в Чикаго. Один из них стал судьей, другая — адвокатом, третья — писательницей, четвертая — врачом. Замечательная семья. Джон же чувствовал себя в Броукенвиле как дома. Он словно не мог поверить в свою удачу, что ему ни с кем больше не нужно бороться. В сонном Броукенвиле он наконец нашел мир и покой. Когда я увидела его впервые, он неподвижно сидел на скамейке и смотрел прямо перед собой. Даже листья шевелились больше, чем он, а день был совсем безветренный. Мое появление его напугало. В шестнадцать лет он уже хорошо знал, что белые люди означают угрозу, даже в лице тощей девушки-подростка в выцветшем хлопковом платье с растрепанными непослушными волосами, которые невозможно было заплести в косу. Наверное, тогда я и решила стать его другом. Но потребовался еще год на то, чтобы убедить его, что дружба между нами возможна. Такие тогда были времена.
