Вильям Козлов - Солнце на стене
— Парень как парень, — ответил я.
— Мне тут дали его проект посмотреть насчет реконструкции завода. Светлая голова! Он, кажется, весной из института приехал к нам? И когда успел так обстоятельно во всем разобраться? Мы-то думали завод останавливать и строить по типовому проекту совершенно новый тепловозоремонтный комбинат. А он, сукин кот, предлагает объединить колесный и сборочный, перекрыв широкий и бесполезный проезд между ними…
— Знаю, — сказал я.
Но Мамонт уже не мог остановиться:
— Во-первых, не нужно останавливать производство, а это перевыполнение всех планов, во-вторых, мы спокойно отремонтируем все неисправные паровозы, что стоят на запасных путях, в-третьих, это огромная экономия — не надо будет строить заново основные цеха. Мы сохраняем старые! Это не один миллион рублей экономии! Скажу тебе по секрету: начальник завода чуть не заплясал от радости, познакомившись с проектом… Будет создана специальная техническая комиссия для изучения проекта. Уверен — утвердят. Я первый подниму обе руки за этот проект.
— А что он за это получит? — спросил я, когда Мамонт замолчал.
— Что получит? — не понял Мамонт.
— Ну, премию или чего там…
— Вон тебя что интересует, — сказал Ремнев.
— Материальный стимул тоже что-то значит в нашей жизни.
— Получит, что положено.
— А что положено? — спросил я.
— Он все о деньгах!
— Тихомирова тоже интересует этот вопрос.
— Я не пойму, — внимательно посмотрел на меня Мамонт, — ты ему завидуешь или имеешь что-нибудь против него?
— Завидую, — сказал я.
Не один месяц живем мы вместе, а я все еще не понял, что за человек Венька Тихомиров. Мы с ним в хороших отношениях, но дальше дело не пошло. Друзьями мы не стали. Я не могу в этом упрекнуть Веньку, наоборот, он стремился сблизиться. Что-то в нем отталкивало меня, а что — я и сам не знал. В деревне у нас произошла первая стычка.
Венька от кого-то узнал, что мы с Шурупом ездили в город. И хотя мы не опоздали к началу работы, он вечером пришел к нам на новое местожительство и этак игриво спросил:
— Мариночку решил навестить? Я понимаю, такая женщина, соскучился…
Этот разговор и в другое время был бы некстати, а тогда и подавно.
— Мариночку?
— Извиняюсь, Марину… забыл, как отчество?
— Венька, иди, иди, иди… — сказал я.
— Мы с тобой вдвоем отвечаем за дисциплину в бригаде, — посерьезнев, сказал он. — И ты, член комсомольского бюро, какой подаешь пример? Знаешь, что мне сегодня Зайцев сказал? Я, говорит, тоже в город хочу. У меня там шикарная баба… Ястребову можно, а мне нельзя?
— Чего ты хочешь? — спросил я.
— Во-первых, ты колхозный бензин израсходовал…
— А во-вторых?
— Я не ожидал этого от тебя.
В другое время не получилось бы ссоры. В общем-то, Венькины упреки были справедливы, но тут я не стерпел.
— Во-первых, я на работу не опоздал, — сказал я. — Во-вторых, с бензином сам разберусь, а в-третьих, пошел ты…
Венька побагровел, но ничего не сказал. Повернулся и ушел.
На другой день нас собрал председатель и произнес речь. Он сказал, что доволен нами. Если бы не наша своевременная помощь, то колхоз ни за что не завершил бы в срок сев зерновых. Теперь вот посадим овощи и распрощаемся. Всем нам он заранее выносит благодарность и самолично напишет о нас в областную газету.
Мы похлопали ему. Улыбающийся Венька как ни в чем не бывало подошел ко мне и сказал, что вчерашний разговор считает глупым и не стоит о нем вспоминать. И, рассмеявшись, добавил, что он не прочь был бы со мной прокатиться в город. У него там тоже есть дела…
— А что мы подарим Валентину? — спросил Мамонт и даже остановился.
— Магазины давно закрыты, — сказал я.
— Как же без подарка-то?
— Придется завтра.
— Купим вскладчину трехколесный велосипед, а? — предложил он.
— Уж лучше коляску, — сказал я. — Когда еще велосипед понадобится?
— Представляешь, садится такая кроха на велосипед и ножками, ножками на педали…
— Это когда еще ножками, — сказал я.
— Моя первая жена не хотела детей… — с грустью сказал он.
Я сбоку посмотрел на него. Лицо у Никанора Ивановича задумчивое, мягкое. Я и не подозревал, что у него может быть такое лицо. Он всегда казался мне человеком суровым, начисто лишенным сентиментальности.
— У тебя табакерка с собой? — спросил он.
— Вы леденцы сосите, — сказал я. — Говорят, помогает.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Был день, но на улице сумерки. На город надвинулась грозовая туча. Вдалеке добродушно ворчал гром. Две девушки в светлых платьях пробежали мимо окна. Дробно процокали их острые каблучки. Девушки остановились под деревом у автобусной остановки.
Я распахнул окно. Ветер шумно ворвался в комнату, сгреб в охапку застоявшийся папиросный дым и вышвырнул на улицу. Зашелестела газета на столе, защелкали листами тетрадки. Я поставил на бумаги графин с водой. В комнате я один. Шуруп ушел в кино. С тех пор как решил поступить во ВГИК, он не пропускал ни одного фильма. Смотрел все подряд. А где Вениамин, не знаю.
Ветер было затих, а потом задул с новой силой. Занавески взлетели под потолок и медленно опустились. Я не стал закрывать окно: пусть гуляет ветер. Я забрался на подоконник и обхватил руками колени. Проскочил мимо еще один прохожий. Он двигал локтями, волосы встопорщились. За человеком гналась театральная афиша. И вот улица стала безлюдной. Девушки стояли под шумящим кленом и с надеждой смотрели в ту сторону, откуда должен был появиться автобус. Но он что-то не шел. Ветер бесстыдно задирал им подолы. Девушки нагибались и руками придерживали платья. Прически их были безнадежно испорчены. Мне захотелось крикнуть девушкам, чтобы бежали сюда. Сейчас хлынет ливень, и прощай субботний вечер! Я уже раскрыл рот, но ветер заткнул его сухим упругим комком.
Первые капли хлестнули по деревьям. Пыльные листья вздрогнули и затрепетали. Стало еще темнее. Весь мир растворился в негромком шелесте дождя. Большой синий автобус выплыл из мокрого серебристого облака. На крыше автобуса плясали маленькие фонтанчики. Паучья лапа «дворника» сгребала со стекла струящуюся воду. Автобус остановился возле клена, и девушки влетели в открытую дверь, которая поспешно захлопнулась. Автобус, словно корабль, медленно отвалил от пристани и уплыл в Море Дождя.
От автобусной остановки к нашему дому бежали два человека. У одного под мышкой сверток. Это же Венька! Рубашка прилипла к плечам, мокрые волосы спустились на лоб. Второго я не знал.
Они влетели в комнату, будто дождь все еще гнался за ними по пятам.
— Прихватил все-таки, черт бы его побрал! — сказал Венька и, взяв со спинки кровати полотенце, стал вытирать лицо.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Венькин знакомый.
Это был худощавый чернявый парень лет двадцати. Глаза карие, немного навыкате. Он был в синих джинсах «техас» и белой рубахе, которую спокойно снял и стал выжимать в мусорный ящик. А потом снова надел.
— Великая это вещь — нейлон, — сказал он.
Венька тоже стащил с себя рубашку и повесил на стул.
— Вынимай товар, купец, — потребовал он.
Парень развернул промокшую бумагу и извлек серый с зеленой замшей джемпер. Встряхнул на руке, разгладил и положил на койку. Венька достал из шкафа чистую рубашку, натянул на себя и после этого примерил джемпер.
Зеркало у нас было небольшое и треснутое. Венька повертелся перед ним и подошел ко мне.
— Твое просвещенное мнение? — спросил он.
— На тебя сшито, — сказал я.
— Там умеют делать, — заметил парень.
— Где там? — спросил я.
— Это из Австрии.
Венька снял джемпер и, подойдя к окну, посмотрел на этикетку.
— Так сколько? — спросил он.
— Как договорились, — сказал парень.
— Сеня, сбрось хотя бы пятерку!
— Я не люблю торговаться, — сказал Сеня.
Голос у него тихий, спокойный.
Венька достал деньги, отсчитал сорок рублей. Сеня не стал пересчитывать, небрежно сунул бумажки в один из многочисленных карманов своих джинсов.
— На куртку наскребу деньги к концу месяца, — сказал Венька.
— Буду иметь в виду, — кивнул Сеня.
— Андрей, познакомься — ценный человек, — сказал Венька. — Самые модные заграничные шмотки может достать. У него дядя на торговом судне плавает механиком.
— Старшим механиком, — поправил Сеня и взглянул на меня. — А что вам нужно?
— Вы, Сеня, коммивояжер?
— Что-то в этом роде, — ничуть не смутившись, ответил он. — Коммивояжер — это звучит благородно. Я не люблю эти вульгарные слова: барыга, спекулянт, фарцовщик…
— Его дядя действительно механик, — сказал Венька.
