Эмма Донохью - Чудо
Сестра Майкл резко развернулась и вылетела из комнаты.
Либ не могла пойти за ней следом, так как была прикована к этому месту. Она тихо застонала.
Но утром монахиня вернется и Либ поговорит с ней.
Этой ночью Анна время от времени просыпалась. Вертела головой или переворачивалась на другой бок. До конца надзора остается шесть дней. Нет, поправляла себя Либ, только в том случае, если Анна протянет еще шесть дней. Сколько времени может прожить дитя на нескольких глотках воды в день?
Очаровательное умирающее дитя. Раз она знает правду, говорила себе Либ, то может действовать. Но ради блага Анны надо быть чрезвычайно осторожной, не проявлять высокомерия и не выходить из себя. «Помни, – говорила себе Либ, – ты здесь чужая».
Анна в оцепенении смотрела на тени, отбрасываемые лампой на стену.
– Ты чего-нибудь хочешь?
Качание головой.
Странные дети исчезли и сошли со своего пути. Либ смотрела на девочку, моргая сухими глазами.
Когда сразу после пяти на следующее утро монахиня просунула голову в дверь, Либ вскочила так быстро, что потянула мышцу на спине. Она захлопнула дверь прямо перед Розалин О’Доннелл.
– Послушайте, сестра, – чуть слышно произнесла Либ, – мы должны сказать доктору Макбрэрти, что ребенок постепенно убивает себя из-за чрезмерной скорби по брату. Пора прекращать надзор.
– Но мы ведь взяли на себя эту обязанность, – слабым голосом произнесла монахиня. Каждый звук словно исходил из глубокой дыры в земле.
– Но вы могли предположить, что мы дойдем до этой точки? – Либ жестом указала на спящую девочку.
– Анна – совершенно особенная девочка.
– Не настолько особенная, чтобы не умереть.
– Я присягала повиноваться. – Лицо сестры Майкл скривилось. – Нам дали очень четкие указания.
– И мы исполняли их до буквы, как все мучители.
Либ видела, как на лице монахини отражается этот выпад. У нее возникло подозрение.
– У вас есть другие указания, сестра? От мистера Таддеуса, быть может, или от вашего начальства из монастыря?
– Что вы имеете в виду?
– Разве вам не было дано указание не замечать, не слышать и не говорить ничего, независимо от того, что, по вашему мнению, происходит в этой хижине? Подтвердить истинность чуда?
– Миссис Райт! – Лицо монахини побагровело.
– Если я не права, прошу меня извинить. – Либ говорила сердитым тоном, но на самом деле считала, что монахине не были даны подобные указания. – Тогда почему бы нам вместе не поговорить с доктором?
– Потому что я всего лишь медсестра, – ответила сестра Майкл. – Мы обе с вами медсестры.
– Меня учили понимать это слово во всей полноте, – раздраженно произнесла Либ. – А вас разве не учили?
Дверь со стуком открылась. Розалин О’Доннелл.
– Можно, по крайней мере, сказать ребенку «доброе утро»?
– Анна все еще спит, – повернувшись к кровати, ответила Либ.
Однако глаза девочки были широко раскрыты. Много она успела услышать?
– С добрым утром, Анна, – неровным голосом произнесла Либ.
Девочка казалась совершенно бестелесной, как рисунок на старом пергаменте.
– С добрым утром, миссис Райт. Сестра… Мамочка… – Она одарила каждую слабой лучистой улыбкой.
В девять – ради приличия Либ выждала сколько могла – она подошла к дому Макбрэрти.
– Доктора нет, – сказала домоправительница.
– Где он?
На более вежливый вопрос у Либ не хватило сил – ее качало от усталости.
– Вы по поводу девочки О’Доннеллов, ей нехорошо?
Либ уставилась на приятное лицо женщины в накрахмаленных оборках чепца. «Анна с апреля не получает нормальной еды! – хотелось прокричать ей. – Как может она хорошо себя чувствовать?»
– Мне надо срочно с ним поговорить.
– Его вызвали к больному, сэру Отуэю Блэкетту.
– Кто это?
– Баронет, – ответила женщина, явно шокированная неосведомленностью Либ, – и здешний мировой судья.
– Где он живет?
Экономка сжалась при мысли о том, что медсестра может отправиться за доктором. Это в нескольких милях отсюда, миссис Райт лучше зайти позже.
Не пытаясь удержаться, Либ покачнулась – пусть женщина думает, что она может рухнуть прямо на пороге.
– Или можете подождать в гостиной внизу, – сказала женщина.
Сомнительно, что это соответствует статусу Соловья, подумала Либ, но и кухня для нее едва ли подходящее место.
Либ полтора часа сидела за чашкой остывшего чая. Если бы только заручиться поддержкой этой несчастной монахини.
– Доктор вернулся и сейчас примет вас. – Это была экономка.
Доктор сидел в кабинете, рассеянно перебирая бумаги.
– Миссис Райт, как хорошо, что вы пришли.
Главное – сохранять выдержку. Мужчины не выносят пронзительный женский голос. Она начала с того, что спросила про баронета.
– Головная боль, ничего серьезного, слава Богу.
– Доктор, я очень волнуюсь за здоровье Анны.
– О Господи…
– Вчера она потеряла сознание. Пульс у нее учащенный, однако кровообращение настолько замедленное, что она почти не чувствует ступней, – сказала Либ. – Ее дыхание…
Макбрэрти поднял руку, чтобы остановить ее.
– Да, я много размышлял о маленькой Анне и в поисках озарения прилежно занимался изучением исторических архивов.
– Исторических архивов? – в изумлении переспросила Либ.
– Вы не знали – впрочем, откуда вам знать? – что в Средние века многие святые полностью теряли аппетит на годы, даже на десятилетия. Называлось это inedia prodigiosa, то есть непомерный пост.
Значит, этот нелепый спектакль носит специальное название. Действительно Средние века, и они еще не миновали. Либ вспомнила о факире из Лахора. Неужели в каждой стране рассказывают подобные небылицы о сверхъестественном выживании?
– Они стремились стать похожими на Деву Марию, понимаете? – оживленно продолжал старик. – Считается, что в младенчестве она сосала грудь только один раз в сутки. Святая Катерина, заставив себя проглотить кусочек еды, засунула потом в глотку прутик и вызвала рвоту.
Либ с содроганием подумала о власяницах, поясах с шипами, о монахах, до крови бичующих себя на улицах.
– Таким образом они хотели принизить плоть и возвысить дух, – объяснил он.
– Доктор, мы живем в другое время, и Анна О’Доннелл всего лишь ребенок.
– Допустим, допустим, – кивнул доктор. – Но разве в этих старых легендах не может содержаться некая психологическая загадка? Постоянно пониженная температура, упоминаемая вами, – знаете, у меня на этот счет возникла гипотеза. Не может разве ее обмен веществ меняться на более вялый – скорее как у рептилий, чем у млекопитающих?
Рептилий?! Либ хотелось закричать.
– Разве ученые каждый год не открывают в отдаленных уголках земли на первый взгляд необъяснимые явления? Может быть, наша девочка представляет собой редкий тип человека, который в будущем станет обычным. – Голос Макбрэрти дрожал от волнения. – Человека, который подарит надежду для всей человеческой расы.
Он в своем уме?
– Какую надежду?
– Освобождение от потребностей, миссис Райт! Если жизнь могла бы существовать без пищи… зачем тогда было бы драться за хлеб или землю? Ведь это положит конец чартизму, социализму, войнам!
И каким удобным станет для всех тиранов мира – целые народы, живущие без пищи.
– Для Великого Целителя нет ничего невозможного. – На лице доктора застыло блаженное выражение.
Либ не сразу поняла, что он говорит о Боге. Да Бог – настоящий тиран в этой части света. Либ сделала над собой усилие и ответила в том же духе:
– Без пищи, которой Он нас одаривает, мы умираем.
– До сих пор умирали. До сих пор.
Наконец-то Либ стала понятна сострадательная природа стариковских чаяний.
– Но поговорим про Анну. – Нужно было вернуть Макбрэрти к предмету разговора. – Она быстро слабеет, а это означает, что она получала пищу, пока мы ей не помешали. И теперь мы во всем виноваты.
– Не понимаю, откуда такое умозаключение. – Он нахмурился, теребя дужки очков.
– Девочка, с которой я познакомилась в прошлый понедельник, была полна сил, – сказала Либ, – а теперь она едва держится на ногах. Что еще можно заключить, кроме того, что вы должны прекратить надзор и приложить все усилия к тому, чтобы уговорить ее принимать пищу?
– Моя дорогая, вы переходите границы! – Доктор всплеснул сухими руками. – Вас призвали сюда не для того, чтобы вы делали какие-то заключения. Хотя ваша сострадательность вполне естественна, – более мягко добавил он. – Полагаю, обязанности сиделки, в особенности в отношении столь юной пациентки, пробудили дремлющие материнские чувства. Как я понимаю, ваш ребенок умер?
Либ отвернулась, скрывая выражение лица. Доктор задел старую рану, но сделал он это без предупреждения, и она задохнулась от боли. От ярости тоже – зачем нужно было главной медсестре посвящать доктора в историю Либ?
