Михаил Лифшиц - Почтовый ящик
– Не подумал! Раз ты – начальник, должен думать! – ответила Валентина Михайловна.
– Тогда и вы тоже подумайте, – пришел в себя Сережа. – Заявки оформлять никто не хочет. Я вас сколько прошу? Есть же материал. Сядьте и напишите. Будут авторами те, кто изобрел: Зуев, Гуржий, Полоскин и вы. Или опять Крысанова привлекать?
Через полчаса Крысанов вернулся в лабораторию и уселся на свое место. Сережа подошел к его столу и сказал.
– Пишите заявление об уходе. Я с вами не сработался.
– Сам пиши, бездарь деревенская! А я тут тебя пересижу. Пшел вон! – прошипел Крысанов.
Сережа взял Крысанова за ворот пиджака, вытянул из-за стола, подтащил к дверям лаборатории и собрался, было, вытолкнуть его в коридор, но их расцепили ребята.
Валентина Михайловна в тот же день уселась оформлять заявку на изобретение.
А Сережа занялся противным делом – увольнением неугодного сотрудника. Он ловил Крысанова на опозданиях, снижал ему квартальную премию, не отпускал с работы. Добился, чтобы Крысанову объявили выговор. Написал директору записку с просьбой понизить Крысанова в должности, сделал так, что Крысанову не дали путевку в дом отдыха, хоть Крысанов в своем заявлении на путевку и написал, что он коренной москвич и старший лейтенант запаса. В общем, предпринимал все несимпатичные действия, которые вынужден предпринимать лишенный настоящей власти руководитель.
По ходу дела до Сережи дошло, почему Крысанов так повел себя, что его спровоцировало на скандал. Будучи ловким оформителем заявок на изобретения, Крысанов считал именно себя изобретателем, первым новатором, Эдисоном, Кулибиным. Оформляя чужие мысли, засовывая их в искусственную и неудобную структуру заявки, Крысанов полагал, что он и есть главный соавтор. У него в голове сформировалась система доказательств собственной одаренности, своего превосходства перед этими недоумками, не способными без него получить авторское свидетельство. И тут некто Зуев заявляет ему, как само собой разумеющееся, что его место в патентном отделе. Намекает, что в соавторы его взяли, потому что принято таких вот оформителей вписывать, а то заявки писать будет некому. Ну, как тут было Крысанову сдержаться! Сережа подумал, что мог бы догадаться раньше, тогда можно было бы избежать скандала, и действительно потихоньку сплавить Крысанова в патентный отдел.
Правда, просматривая в отделе кадров личное дело Крысанова, Сережа понял, что он заблуждался не один. Крысанов работал в пятом «ящике», он был соавтором пяти изобретений. Через некоторое время после получения первых четырех авторских свидетельств Крысанов переводился в другой институт. Сережа, выходит, участвовал в пятой серии этого многосерийного фильма. Изучив личное дело, Сережа не удержался и сказал Крысанову:
– В предшествующих четырех учреждениях вас, Виктор Николаевич, держали от трех лет до четырех лет и двух месяцев. Я решил пойти на рекорд и уволить вас до истечения двух лет и десяти месяцев.
– Будь ты проклят, говно! – огрызнулся загнанный в угол Крысанов.
– Да, пожалуй, в этот срок я уложусь, – жестоко повторил Сережа.
Два раза Сереже звонили коллеги из других институтов, и оба раза возникал одинаковый разговор.
– Сергей Геннадьевич, к нам приходил ваш Крысанов. Вы не будете возражать, если мы возьмем его к нам переводом?
– Нет, не буду, – отвечал Сережа.
Но собеседник ожидал более полного ответа:
– А что он за специалист? Он сказал, что к вам в институт ему далеко ездить, и в этом состоит причина перехода.
– Он у нас недавно работает. Я затрудняюсь его аттестовать, – уходил от ответа Сережа. Тогда собеседник оставлял дипломатию и говорил напрямик:
– Он на все вопросы отвечает, что у него пять авторских свидетельств. Он, вообще, нормальный?
Что было ответить Сереже? Любой ответ плох. Один раз сказал: «Ой, извините, меня главный инженер вызывает!» Потом стыдно было за свой ответ. Другой раз сказал, что Крысанов заявки на изобретения хорошо оформляет, а больше он сказать ничего не может. Так все-таки лучше.
Значит, Крысанов искал работу, не сидел просто так.
Преследуя Крысанова, Сережа вдруг обнаружил, что лаборатория его в этом никак не поддерживает, не чувствовалось, чтобы у Крысанова в коллективе «горела земля под ногами».
– Вы, похоже, согласны и дальше этого типа терпеть?! – с обидой сказал Сережа Валере Полоскину.
– А нам-то что? У Крысанова конфликт с начальством, то есть с тобой. Вот и давайте, бодайтесь, а мы посмотрим, что будет, – дерзко глядя Сереже в глаза, сказал Валера.
Сережа потупил взор и ничего не ответил. «Ладно, дорогой, – подумал Сережа. – Я тебе сейчас покажу, с кем у Крысанова конфликт!» В тот же день Сережа подошел к Крысанову и сказал вполголоса несколько притворным тоном.
– Смотрю я на вас, Виктор Николаевич, и думаю, что нет на земле справедливости. Вы для работы – человек бесполезный, ноль без палочки, а Полоскин может все, фактически незаменимый работник. А платят что вам, что ему почти одинаковую зарплату. И я ничего не могу изменить, разве что квартальную премию у вас убавить, а ему прибавить. Вот я и думаю…
– Дешевка ваш Полоскин, самоучка, четыре класса образования, – сходу завизжал Крысанов. Замолчал, потом решил, что сказанного мало, и добавил. – Мордва этот ваш Полоскин, татарин! Басым-барасым, мала-мала понимай, ек.
Последние слова Крысанов произнес на родном, по его мнению, для Полоскина языке.
– Слушай, Крысанфа, а ты, часом, не негр? – отозвался со своего места Валера.
Валера Полоскин был русским, а не татарином. С татарским народом Полоскина объединяло то, что он уже три года подряд ездил в свой отпуск с бригадой плотников подрабатывать в колхоз «Коммунизм-Га» недалеко от Набережных Челнов, а потом рассказывал в лаборатории о тамошних жителях с симпатией и сочувствием.
После этого эпизода никто не говорил Сереже, что изгнание Крысанова – это его личное дело.
Процесс насильственного увольнения Крысанова затянулся настолько, что на заявку, написанную Валентиной Михайловной, успел прийти положительный ответ, то есть предложенное устройство признали изобретением. Узнав об этом, Крысанов был потрясен. На всех этажах института он кричал, что у него украли изобретение. Валентина Михайловна возмущенно сказала: «Но вы даже не знаете, о чем заявка!» Крысанов посмотрел на нее с презрительным удивлением и пробормотал: «Причем тут это?»
Сережа убедился в правильности своей догадки о взглядах Крысанова на изобретательство. Воровство, по мнению Крысанова, состояло в том, что ему не дали оформлять заявку и не включили на этом основании в коллектив авторов. Но Валентина Михайловна не поверила Сережиным объяснениям, сказала, что это слишком сложно и не жизненно, а Крысанов орет просто потому, что он – сволочь.
Кончилась служба Крысанова тем, чем и должна была кончиться – он уволился из института по собственному желанию. Но шестого института он себе найти не смог и ушел в «никуда». Сережа не присутствовал при исчезновении Крысанова, за три дня до его ухода взял командировку и умотал в Питер, от греха подальше.
Через пару лет кто-то, вернувшись из Москвы, сказал, что видел, как Крысанов в переходе станции метро Проспект Мира торговал газетами.
– Вообще-то, жалко немножко… – сказал, узнав про эту новость, Сережа, который уже позабыл о своей злости.
– Ничего, дураков надо учить, – назидательно сказал Полоскин.
Глава 27
То, что на предприятии работают отец и муж, Таня особенно не ощущала. Так, иногда бывали моменты, в основном приятные.
Однажды давно, еще несколько лет назад, около Таниного стола остановился Зарезов, привычно посмотрел, какую книжку она читает, потом уставился на Таню красноватыми глазами навыкате и спросил в своей обычной грубоватой манере.
– Серега Зуев, что ли, твой муж?
– Да, – ответила Таня. От Зарезова, как всегда, попахивало, но Таня сидела за столом, а он стоял около нее, поэтому расстояние скрадывало запах.
– Нет, то, что ты Прокофьича дочка, я знал. Тебя поэтому сюда и взяли. Батюшку твоего я с давних пор знаю, и на полигоне вместе сидели, и вообще… А то, что Зуев – твой муж, мне в голову не пришло, – Зарезов сам перед собой оправдывался в собственной несообразительности. Он как будто ждал еще одного подтверждения вновь открывшегося обстоятельства.
– Я же вам говорю, Сергей Зуев – это мой муж, – сказала Таня и добавила, осмелев. – Разрешите представиться, Зуева Татьяна Андреевна.
– Да… толковый парень, шарит в нашем деле, – Зарезов в Таниных словах услышал только подтверждение того, о чем спрашивал. Он никакого значения не придал тому, как это было сказано.
– И обрати внимание, – продолжил Зарезов. – Не только разбирается, но и знает, чего хочет. Это еще реже бывает. А то, я думал, что ваше поколение в основном… книжки читает.
