Ионел Теодоряну - Меделень
— Я проиграл. Приказывай!
— Когда начнется сезон каштанов, ты пришлешь нам из Бухареста целый вагон… А мы устроим пир на весь мир. Верно, Дэнуц?
— Что?
— Ничего… Мама болтает глупости.
Сердце у нее сжалось… Когда созреют каштаны, Дэнуц уже будет в Бухаресте… Пустота в доме, пустота в душе…
Послышались удары ногой в дверь.
— Откройте!
Аника распахнула дверь. Задыхаясь, в шляпе и пальто, накинутом на плечи, вошел господин Деляну.
— Это для Алис и для детей.
— Какого года?
— Ммм, девятьсот шестого.
— Принято, — воскликнул Герр Директор, внимательно изучавший этикетку, в то время как его пальцы исследовали пробку с проволочной сеткой.
— Григоре, взгляни…
— Счастлив видеть настоящую пыль на бутылке с вином!
— …на бутылке с вином из Котнара, — уточнил господин Деляну тоном непревзойденного знатока геральдики.
— Посмотрите, что вы сделали с моей скатертью!
Посреди стола господин Деляну поместил бутылку, подложив под нее салфетку. Темная бутылка с залитой воском пробкой была покрыта пылью и паутиной, накопившимися за те годы, что она стояла в погребе.
— Аника, пойди в комнату к девочкам и позови их.
— Давайте садиться за стол.
— Как мы рассядемся?
— Дэнуц со мною рядом, — решила госпожа Деляну, обнимая сына за плечи.
— Значит, меня вы гоните вон! — возмутился Герр Директор.
— Ты сядешь поближе к шампанскому. А мы, молдаване, — вместе с Дэнуцем и котнаром.
— Отрекаюсь от Сатаны!
— Зато он не отрекается от тебя!
— А где же Ольгуца? — обратилась госпожа Деляну к Монике.
— Tante Алис, Ольгуца… Ольгуца говорит, что она спит, — прошептала Моника, почти проглотив слово «говорит».
— Это не годится. Ольгуца должна обязательно быть здесь.
— У нее голова болит, tante Алис.
— Ну-ка, пойду посмотрю, что с ней, — поднялся господин Деляну, чувствуя, что здесь что-то нечисто.
Можно войти?
— …
— Ольгуца.
Господин Деляну приоткрыл дверь, огляделся и тихонько направился к постели Ольгуцы.
— Ты спишь? — спросил он, гладя ее волосы.
— Нет, — ответила она, не открывая глаз и не разжимая стиснутых кулаков.
— У тебя болит голова?
— Нет.
— Тогда почему ты отказываешься выпить бокал шампанского за Дэнуца?
— Не хочу.
— Посмотри-ка на папу.
Из-за черных ресниц сверкнули черные глаза. И, словно открытые глаза непременно требуют от человека определенной позы, Ольгуца поднялась и села на кровати. Она смотрела, не мигая, прямо перед собой.
— А! Я вижу, ты огорчена! Ну-ка скажи папе: что случилось?
— Я правда огорчена.
— Почему?
— Потому что я права.
— Да ведь это радость, Ольгуца, а не огорчение!
— Нет. Я права, а ты нет… а я хочу, чтобы ты всегда был прав.
Господин Деляну с трудом сдерживал улыбку. Ольгуца погрозила ему пальцем: это означало, что обида проходит.
— Ну-ка, объясни в чем дело.
— Папа, — сердито сказала Ольгуца, — кто я по-твоему?
— Ты-ы? Моя дочь.
— А еще кто?
— Дочка своей мамы.
— А кто еще, папа?
— …приятельница деда Георге.
— Перестань, папа! Тебе хочется меня рассмешить, а мне не до шуток! Ну, скажи, папа.
— Я уже дошел до конца! Скажи лучше ты сама.
— Папа, а кто по-твоему Дэнуц?
— Ага! Твой брат.
— Так, значит, он мой брат?
— Конечно.
— Папа, ведь Дэнуц для меня такой же родственник, что и для вас с мамой?
— Да, Ольгуца, — улыбнулся господин Деляну.
— И, значит, если бы я была такой же взрослой, что и мама, я была бы мамой Дэнуца?
— Да. У него было бы две мамы. Бедняга!
— Папа, я ведь не шучу… Значит, я его сестра только потому, что я маленькая…
— Нет, Ольгуца! Ты сестра Дэнуца, потому что вы оба наши дети.
— Конечно, папа. А я что говорю!.. Значит, я все равно что мама для Дэнуца, только я маленькая, а мама большая. Но и я тоже буду большая.
— Ты обиделась на папу за то, что он отправляет Дэнуца в Бухарест?
— …
— Скажи, Ольгуца, ты ведь знаешь, что папа тебя слушает с большим интересом.
— Папа, а почему вы меня не спросили?
— Ты очень любишь Дэнуца?
— Конечно!.. Я его сестра. Но почему вы меня не спросили?
— …Право, не знаю!.. Уж таковы родители, Ольгуца: нет у них доверия к детям. И, возможно, они не всегда… правы.
— Ты рассердился, папа?
— Нет. Я, может быть, нахмурился, сам того не желая.
— Папа, я не хочу тебя огорчать. Мне хочется, чтобы ты был прав… А почему плакала мама?
Рука господина Деляну ласково коснулась ее руки.
— Тебе ведь тоже не по себе, папа. Я уверена.
— И тебе, Ольгуца! И вообще всем родителям! — грустно пошутил он.
— Вот видишь, папа! А меня вы и не спросили!
— Ольгуца, а ты знаешь, что Дэнуц хочет ехать? Он сам решил, никто его не принуждал… Ну, что же, в конце концов…
— А я знаю: он поступает так, как хочет Герр Директор.
— Дядя Пуйу любит Дэнуца так же, как и все мы. Он желает ему добра… иначе, нежели мы… но, я думаю, он прав.
— Ты говоришь правду, папа?
— Да, да!
— Разве ему плохо у нас?
— Хорошо, Ольгуца… Но мальчику лучше расти среди мальчиков… в определенной строгости.
— Лучше бы я была мальчиком.
— Почему, Ольгуца?
— Да так!.. И мама тогда бы не плакала.
— Ты ошибаешься, Ольгуца. Мама вас обоих одинаково любит.
— Я знаю, папа, я и не говорю, что не любит!.. Но я не хочу, чтобы мама плакала.
— Значит, ты бы оставила папу, если бы была мальчиком?
— Ведь ты мужчина, папа!
— И что же?
— …Я бы никогда не оставила тебя, папа, — горячо сказала она, — потому что я девочка.
Господин Деляну поцеловал ее.
— У тебя прошло плохое настроение?
— Если ты прав, то конечно.
— Прав, Ольгуца. Адвокаты всегда правы!
— И родители, папа!
— Вот и умница! Такой я тебя и люблю: веселой. Пойдем в столовую.
— Папа, ведь Герр Директор строже, чем ты: правда?
— Мне кажется, нетрудно быть более строгим, чем я… Что ты на это скажешь?
— А, правда, ты совсем не строгий!.. И не должен быть!
— Да? Ты так считаешь?
— Да, папа. Если бы ты был строгим, я…
— Ты?..
Ольгуца лукаво посмотрела на него.
— Я бы спрыгнула с крыши… и ты тоже, если бы ты был маленьким и тебе было бы не по себе!
— Неужели?
— Но ты не строгий. Ты ведь даже сердиться не умеешь, папа.
— Ну?!
— Не умеешь. Это я тебе точно говорю! Тебе всегда смешно, когда ты сердишься, и поэтому тебе еще больше хочется рассердиться…
Господин Деляну весело рассмеялся.
— Ты похож на меня, папа.
— Да, Ольгуца. Тебе следовало бы поставить своего папу в угол за то, что он не умеет быть серьезным.
— Ну что ты, папа! Я-то ведь тебя слушаюсь. Ты знаешь, как-то раз я тебя обидела, и ты мне ничего не сказал, и тогда я сама поставила себя в угол… Видишь! И мне не стыдно! Я тебе об этом говорю… Но я хочу знать, строгий ли Герр Директор?
— Ровно столько, сколько нужно, Ольгуца. Григоре вас любит.
— Я знаю, папа… Ну, ничего, я сама поговорю с Герр Директором… Зачем ты пришла? Почему ты не стучишься в дверь, Аника?
— Барыня велела спросить, почему вы не идете…
— Пойдем, папа… Я рада, что ты пришел меня проведать. Я научусь варить кофе. И когда ты в следующий раз придешь ко мне, я угощу тебя черным кофе.
— Ах ты, чертенок, ведь мне достанется от Алис!
— И вареньем, папа.
— А у тебя есть варенье?
— Конечно. Смотри, папа… Только не выдавай меня!
Глаза у господина Деляну искрились от смеха при виде банок с вареньем, спрятанных в печке.
— Там у тебя буфет!
— Да, папа, там же я буду прятать кофе и кофейник.
— А где ты возьмешь кофе с кофейником?
— Ты мне купишь, папа… чтобы я могла принимать гостей.
— А если нас обнаружит мама?
— Она тоже попробует кофе… и увидит, что я хорошая хозяйка!
— А если она рассердится?
— Она поставит нас обоих в угол!
— Куда вы запропастились? — встретила их госпожа Деляну, выходя из задумчивости.
— Тишина! — провозгласил Герр Директор. — Тот, кто боится шума, пусть заткнет уши!
— Григоре, не разбей зеркало.
— Будь спокойна, Алис! Пробки от шампанского представляют большую опасность для твоих ушей! Впрочем, не волнуйся…
Госпожа Деляну и Моника заткнули уши. И все же праздничный выстрел заставил их испуганно вздрогнуть. Пробка птицей вылетела из бутылки вместе с целым букетом цветов, внезапно распустившихся и так же внезапно уронивших все свои лепестки в хрустальные бокалы.
— Безупречно! — похвалил себя Герр Директор, наполняя бокалы… — Пейте на здоровье! Самый полный бокал — Ками-Муре.
