Стивен Фрай - Теннисные мячики небес
— Все в порядке, друг мой. Все в порядке. Не торопись. Возможно, ты действительно сумел подобраться к истине…
— Конечно, сумел! Так все и было! Какого дьявола я раньше-то не догадался?
— Ты знаешь какого. Я тебе уже говорил. Ты не догадался, потому что не туда смотрел. Теперь смотри повнимательнее. Четверка школьников, с одним из них сыграли дурацкую шутку — вот и все, о чем мы с тобой говорим. Шутка, возможно, гнусная, определенно гнусная, однако не позволяй себе…
— Они смеялись, Бэйб! Смеялись надо мной.
Голос Мартина прервал их:
— Что у вас тут происходит? Любовная ссора?
Нед едва не выдал свое знание шведского, вскочив, чтобы ответить гневной колкостью, но Бэйб его опередил:
— Не ссора, Мартин… он забыл счет. Счет забыл. — Бэйб бормотал это изумленно, уставясь на невидимую доску для нард.
— Вы два, — сообщил по-английски Мартин, — оба псих. Здесь все псих, — он развел руки, как бы охватывая комнату, — но вы самые. Вам пора по комнатам. Завтра инспекция. Утром бриться, вести хорошо.
В эту ночь Нед не спал. Три смеющихся лица кружились в его голове. Фендеман, Гарленд и Кейд. Имена повторялись в сознании Неда, словно ритмичный стук вагонных колес или грохот копыт на скаковом кругу. Фендеман, Гарленд и Кейд. Фендеман, Гарленд и Кейд.
Бэйб тоже провел без сна и эту ночь, и многие из последовавших за нею. Он приметил в Неде перемену, которая его встревожила.
— Не нравится мне, как ты жмешь по газам своей машины, — повторял он. — Этак она тебя никуда не привезет. Только сгорит вместе с тобой.
Нед, похоже, не обратил на его слова никакого внимания, он все глубже и глубже погружался в прошлое, снова и снова проживал последние свои дни в нормальном мире, вслушиваясь в каждое слово, сказанное Фендеманом, Гарлендом и Кейдом, мысленно всматриваясь в каждый их взгляд и жест. Теперь он мог увидеть себя их глазами.
Принимая точку зрения Руфуса Кейда, он видел Неда высокомерного, много о себе возомнившего, Неда невнимательного и тщеславного. Каждая приветливая улыбка, каждое произнесенное им вежливое извинение ныне представлялись ему очевидным поводом для обиды.
Нед понимал, почему для Эшли он должен был олицетворять саму обеспеченность, саму привлекательность, саму недостижимую привилегированность, совершенство и элегантность. Даже то, что Нед добился для него летней работы у отца, могло показаться покровительством и оскорблением.
Да и Гордон, приехавший из другой страны, несомненно видел в Неде живой образ всего отдаленного, английского, нееврейского, чужого. То, что кузина, Порция, игнорирует его в своей одержимости этим юнцом, безусловно могло породить в Гордоне ненависть.
Все, чем Нед обладал, все, чем он был, он мог теперь истолковать как отталкивающее, безобразное, гнетущее и непристойное. Все в нем — его спортивные джемпера, копна волос, извиняющиеся улыбки и красивые глаза, его не требующая особых усилий спортивность, нежная кожа и персиковый румянец, голос, выговор, манеры, походка, — все в Неде Маддстоуне выглядело монументом, который всякому сильному духом человеку не терпелось свалить.
Но как они посмели? Как посмели не увидеть, что Нед ничего этого не сознавал? Как смели не понять, что он был беспорочно лишен воображения, мягок и наивен? Какое бы высокомерие он ни выказывал, Нед в те дни никогда не считал, что его чувства важнее чувств других людей. Сама их уверенность в правильности своих суждений о нем таила высокомерие куда как большее того, на какое способен был он. Они скрывали свою злобу. Притворялись, будто любят его. Они хладнокровно замыслили опозорить его в глазах отца и возлюбленной, как будто у него не было ни собственных чувств, ни взглядов, ни права на счастье. То, что они относились к нему, как к символу, лишенному жизни, неспособному страдать, показывало собственную их немыслимую порочность. И нет ни малейшей причины, по которой Нед сможет когда-нибудь их простить.
Фендеман, Гарленд и Кейд. Фендеман, Гарленд и Кейд.
— Я пытался применить тот же метод рассуждений и к тому, что случилось после моего ареста, — однажды утром сказал он рисовавшему какую-то схему Бэйбу.
— Давай просто сосредоточимся на том, что делаем, хорошо? Ты уже догадался, что это такое?
— Схема полночастотного усилителя.
Бэйб покачал головой:
— Ты не стараешься. Пересчитай емкости.
— Электронный калькулятор. Термостат для системы центрального отопления. Регулятор доильной машины. Какая разница? Бэйб, мы продвинулись так далеко, надо идти дальше. Я знаю, что прав относительно всего, происшедшего до полицейского участка. Эта троица спланировала мой арест. Но о письме они ничего не знали. Мне нужно понять, что случилось потом.
Бэйб вздохнул и отложил ручку.
— Устройство сигнализации на случай тревоги и очень изящное, — сказал он, складывая схему вдвое. — На-ка, разберись в ней на досуге. В следующий раз я задам тебе о ней несколько вопросов.
Нед нетерпеливо схватил схему:
— Конечно. В следующий раз.
— Хорошо, попробуй теперь вернуться в прошлое, — попросил Бэйб. — Человек по имени Оливер Дельфт отвез тебя в загородный дом. Ты сидел на кухне и рассказывал ему, как в твои руки попал конверт с уличающими тебя кодовыми словами. Ну вот, ты снова там. Представь это. Почувствуй себя находящимся на кухне — ты с пакетом молока сидишь за столом, Дельфт со стаканом вина в руке стоит перед тобой.
Нед закрыл глаза и постарался припомнить разговор.
— «…Ты вернешься домой, в лоно семьи, еще до десятичасовых „Новостей“… Против магнитофона ты возражать не станешь?» — «Он не был моим другом, просто школьным инструктором парусного спорта… Мы в школе часто ходили под парусом…» И снова вопросы. Бесконечные вопросы.
— Ты можешь вспомнить каждый из них?
— Он выспросил у меня все. Все о том плавании. Как долго мы оставались на Джайентс-Козуэй… — Нед напряженно сощурился. — Он был расслаблен, почти скучал. «Ты хорошо справляешься, Нед, очень хорошо. Теперь уже не долго осталось… ночь была безлунная?.. Хорошо, Нед. Прекрасно, прекрасно. А откуда взялся конверт?.. Ну, наверное, купил где-нибудь. В магазине…» — «Нет-нет». — «Откуда Падди достал его? Из кармана? Из сейфа? Откуда?..» — «Из небольшой такой сумки. Она лежала на штурманском столе…» — «Имя производителя на ней значилось? „Адидас“, „Файла“, что-нибудь?.. Ладно, ладно.
Мы почти закончили, сынок. Твой приятель Руфус Кейд ничего услышать не мог, так? Понятно. На конверте ничего написано не было?..» Вопросы все продолжались и продолжались.
— Он стоял над тобой, — голос Бэйба доносился, казалось, откуда-то издалека, — задавал вопросы, бобина вертелась, и выглядел он, по твоим словам, почти скучающим?
— Да, но потом у него случилась судорога, и это его немного встряхнуло.
— Судорога? — Бэйб нахмурился. — Что значит «судорога»?
— Ну, он подскочил и заходил взад-вперед по кухне. Я спросил, что с ним, и он ответил, что у него свело ногу. Потом ненадолго вышел из комнаты и вернулся с пакетом, в котором лежала одежда…
Бэйб подался вперед.
— Вспомни, что ты сказал? Что ты сказал перед самой судорогой? Какими в точности были твои слова?
— Ну, я рассказывал, о чем попросил меня Падди, — что конверт следует доставить мистеру Блэкроу, Филипп А, Блэкроу, адрес… как же называлась та улица? Нет, площадь. Херон-сквер, тринадцать, я совершенно уверен… — Нед замолк. Бэйб через стол глядел на него с выражением ужаса на лице. — Что? Господи, Бэйб, в чем дело?
Бэйб потряс головой и издал странный звук — нечто среднее между стоном и смехом.
— Вам плохо? Что случилось?
— Ах, Нед, Нед, Нед, — Бэйб раскачивался в кресле взад и вперед, — почему же ты мне этого раньше-то не сказал? Ты только и твердил… Блэкроу, Блэкроу.
Но Падди назвал тебе не Филиппа А. Блэкроу, он назвал другое имя.
— Какое еще другое! Ради бога, я там был, не вы! Филипп А. Блэкроу, Херон-сквер, тринадцать. Я совершенно ясно расслышал.
Бэйб затрясся от смеха.
— Филипп А. Блэкроу! Ах ты, бедный юный ослик, так вот что ты услышал? Не понимаешь? Филипп А. Да ничего подобного! Филиппа. Филиппа Блэкроу. Вот что это было за имя. Филиппа Блэкроу!
— Филиппа? Почему вы так в этом уверены? — Нед в недоумении взирал на Бэйба. — Нет, возможно, конечно… Вы хотите сказать, что знаете ее?
— Мне следовало бы давно уже влиться в общество психов, — сказал Бэйб. — Ты назвал фамилию Блэкроу, а я даже не подумал о связи между ними. Ну и дурак же ты, Бэйб.
— Какой связи? Бэйб, если вам известно что-то, скажите мне.
— Дельфт и Блэкроу. Не могу поверить, что я так туп. Хотя, с другой стороны, кто, кроме меня, вспомнил бы имена, мельком увиденные в папке с делом больше тридцати лет назад? Да-а, невезучий ты человек, Нед Маддстоун, очень невезучий.
