Дональд Крик - Мартин-Плейс
— Я благодарна вам, Ральф, за ваш интерес ко мне и за вашу помощь. Но, право же, мне нечего скрывать.
Она говорила с притворной невозмутимостью, ощущая себя предательницей. Ее отношения с Джо до сих пор были словно отгорожены от всего мира, и для него, по-видимому, это было очень важно. Из них исключалось его прошлое, а будущее обретало конфиденциальный оттенок. Рано или поздно Ральф, конечно, узнал бы, но на этой стадии сведения были вырваны у нее не только насильно, но и преждевременно.
— Все обстоит очень просто: я собираюсь выйти замуж за мистера Риджби, — закончила она с большей резкостью, чем намеревалась, и увидела, как губы Моргана вытянулись в негодующую трубочку.
— Что ж, дорогая моя, вы, будем надеяться, знаете, что делаете. Однако это довольно-таки… э… необычное решение. Как вам кажется?
— Почему же, Ральф? Неужели так необычно, что два одиноких человека со сходными вкусами и симпатиями ищут общества друг друга?
— Проводить вместе время — это одно, а брак — совсем другое. — Он поглядел на нее взглядом учителя, твердо решившего до конца разобраться в проступке ученика. — Меня заботит практическая сторона, Эдит. Мне хотелось бы задать вам прямой вопрос.
— Пожалуйста.
— Хорошо ли вы знаете этого человека?
— Очень хорошо. Я знаю, что мне приятно, когда он рядом.
Морган нетерпеливо махнул рукой.
— Эдит, вы всегда ставили всякие благородные идеи выше практических соображений. Говоря грубо: что вам известно о его финансовом положении?
Она колебалась, испытывая отвращение к деспотизму денег, который, как сажа, зачернял его взгляд на мир. Но честно ли это по отношению к нему? Взяв на себя устройство ее дел, он снял с ее слабых плеч тяжкое бремя. А теперь она была заранее готова отвергнуть его совет только потому, что он диктовался иным взглядом на вещи. Она сказала сдержанно:
— Насколько мне известно, он достаточно обеспечен, — и тут же добавила, почувствовав всю уклончивость своего ответа: — Но право же, Ральф, существуют иные мерки…
— Не спорю, Эдит, — перебил он, — но эту мерку все равно нельзя игнорировать. Я ясно вижу, что вы слишком многое принимаете на веру.
— Ральф! Не надо. Существуют вещи, которые я просто не могу объяснить. Они слишком личные. Вам придется поверить мне на слово.
— Очень хорошо, — сухо сказал он. — Если вы не считаете возможным обсуждать это дело, я настаивать не стану. Я знаю, какой капитал у вас есть. Не выпускайте его из своих рук. И посоветуйтесь со мной, если у вас возникнут какие-нибудь сомнения.
Подтекст этих слов был для нее отвратителен. Она сравнила его самоуверенную настойчивость и бесцеремонную доброжелательность с мягкой и почтительной нежностью Джо, и они резанули ее, как грязное пятно на гармоничных переливах красок.
— Хорошо, Ральф. Непременно, — сказала она с притворной благодарностью. — Ну, а теперь, я думаю, вы не откажетесь от чашки чаю.
Когда она вернулась, он выглядел более спокойным.
— А! — сказал он, беря чашку из ее рук. — Как это приятно, Эдит! Вашему Риджби повезло. Когда же произойдет счастливое событие, э?
— Оно уже произошло бы, если бы не одна небольшая задержка. Но теперь не позже чем через месяц. Хотя, конечно, свадьбы мы устраивать не будем.
— Ну разумеется, дорогая моя, разумеется.
Они еще немного поговорили, и, когда, уходя, он с грубовато-смущенным поцелуем пожелал ей счастья, Эдит смягчилась.
— Спасибо, Ральф. Мне очень хотелось услышать это именно от вас.
— Мне не так-то просто было это сказать, дорогая моя, — он легонько похлопал ее по плечу. — До свидания, Эдит.
— До скорого свидания, Ральф. И надеюсь, вы будете нас посещать, — добавила она, внутренне вздрогнув.
— Буду очень рад. Скажите только слово.
Закрывшаяся дверь оборвала звук его шагов в коридоре, и Эдит вернулась в гостиную. Она убрала посуду, а потом села и открыла журнал. Ее мысли были лишь слабо связаны с тем, что она читала, вскоре узел развязался совсем, и она положила журнал на ручку кресла, почувствовав, что очень хочет увидеть Джо.
Она хотела этого и сейчас, пока месила тесто для булочек, хотела, чтобы он произнес ясные и определенные слова, после которых она раз и навсегда перестала бы тревожно прислушиваться, опасаясь бесцеремонного вторжения, сомнений, тихих шагов во мраке.
31
Риджби сделал знак и, когда Дэнни подошел к нему, сказал:
— Мистер Рокуэлл просит вас зайти к нему в кабинет, Дэнни. — Растерянность на лице мальчика задела больное место его совести, — и он добавил: — Не волнуйтесь. Порой случаются самые неожиданные вещи. И если Рокуэлл спросит вас о вашей работе, не отмалчивайтесь. Прямо скажите все, что вы думаете. Ну, идите… Желаю удачи.
Риджби снова принялся заполнять время работой. Ситуация в это утро, после того как пропажа была обнаружена, оказалась гораздо менее грозной, чем он ожидал. Полнейшее недоумение Джаджа и Росса породило в нем ощущение собственной значимости — ведь он создал тайну, ключ к которой есть только у него.
— По-моему, мы зашли в тупик, не так ли? — сказал он, когда они совещались в кабинете Росса. — Мне кажется, вам следует поставить в известность Фиска.
Фиск поставил об этом в известность Рокуэлла. И началось паломничество на верхний этаж.
Он сам поднялся туда после Джаджа, и взгляд Рокуэлла, когда он вошел в кабинет, сказал ему, что управляющий озабочен и не знает, как поступить.
— Странное происшествие, Джо. Что бы вы посоветовали?
Нечаянная ирония этих слов глубоко задела Риджби. С какой стати должен он давать советы? В первый раз за все это время им понадобился его совет.
— Для меня это неразрешимая загадка, — сказал он, бросая им безмолвный вызов. — Насколько я могу судить, следует обратиться в полицию.
Управляющий кивнул.
— При данных обстоятельствах они могут допросить только Джаджа и вас. Но черт меня подери, если я представляю, что вы оба можете им сказать. Однако все-таки подождите, пока они не явятся.
Риджби ждал, прикидывая, какие улики против него могут они найти. Да никаких… Разве что квартира — единственное излишество, которое он себе позволил. Но отнюдь не такое большое, чтобы толкнуть на преступление. Могла возникнуть и другая улика — если вдруг Джадж припомнит, что как-то забыл ключ в замке сейфа. Однако бедняге Лори придется достаточно скверно и без того, чтобы он еще признавался в подобном упущении. Риджби продолжал неторопливо работать — машинально, думая о своем. Он почти притворялся, что работает. Но притворяться придется недолго, решил он, и совсем перестал писать, словно прислушиваясь к собственным шагам, в последний раз замирающим в коридоре.
Кабинет Рокуэлла показался Дэнни огромным: письменный стол с резными краями и чернильным прибором из черного дерева с инкрустацией, кожаные кресла, ковер, широкие окна с гардинами, портрет сэра Бенедикта Аска в пожилом возрасте на одной стене и пейзаж на другой — все это произвело на него впечатление чрезвычайной значительности. Здесь находились истоки, этот кабинет был символическим центром всего, что здесь существует и происходит, сердцем компании.
Рокуэлл улыбнулся ему. Его голос был ласковым.
— Доброе утро, Дэнни. Садитесь. Мы с вами еще не разговаривали, но я вас знаю. Вы мне известны как многообещающий молодой человек.
Внушительность манер и искренний интерес в тоне освободили эти слова от оттенка бездушной снисходительности. Рокуэлл откинулся в кресле, как бы подчеркивая неофициальный характер этой беседы. Он хотел бы только узнать подробности того, что произошло сегодня утром в банке.
— Вы были рядом с мистером Джаджем, когда он открыл сумку?
Они оба искали банкноты, ответил Дэнни и, припомнив недоумение и паническую растерянность Джаджа, подробно описал, как это происходило.
Управляющий кивнул.
— Конечно, это было для вас обоих потрясением. Это потрясение для нас всех. За всю историю «Национального страхования» впервые произошло нечто подобное. У нас над входом выбит девиз «Fide et Fiducia»», что означает «Верность и Доверие». Хотелось бы мне знать, задумался ли тот, кто взял эти деньги, кого именно он грабит. Полагаю, что нет. Вор никогда об этом не думает. А вы знаете, Дэнни, он ведь ограбил не просто большую безликую организацию, он ограбил людей, простых людей. Тех, кто у нас застрахован. Он, кроме того, ограбил нашу страну, потому что мы употребили бы эти деньги конструктивно, ей на пользу.
Дэнни кивнул. Рокуэлл не обманул ни одного из его ожиданий. Перед ним был человек, совпадавший с образом, созданным в его воображении, значительный человек, почти символ, неотделимый от всего, что воплощалось в «Национальном страховании».
Взяв сигарету из папиросницы на столе, Рокуэлл подумал, что этого мальчика, вероятно, гораздо больше волнует сенсационная сторона кражи, чем ее нравственная подоплека. Развивать эту тему не имело смысла. Он сказал:
