Дональд Крик - Мартин-Плейс
Он уже нагнулся над сейфом, сжимая в руке ключ, как вдруг тишину нарушил громкий скрип. Испуганно выпрямившись, он сунул в карманы затянутые в перчатки руки и тихонько подкрался к двери.
Зал был пуст. Тяжелая дверь, несомненно, сама повернулась на петлях. Облегчение хлынуло по жилам, как кровь, полученная от донора, и он опять направился к сейфу.
Он быстро перекладывал банкноты из черной сумки в свой чемоданчик, не трогая серебра. Взглянув на депозитную квитанцию, он заметил сумму. Эта пропажа не нанесет им ущерба, подумал он, такая малость! Поставив сумку на место, он запер сейф, а потом и хранилище. Теперь оставалась только одна опасность: встретиться в вестибюле с Рокуэллом, Фиском, Льюкасом или с кем-нибудь еще из тех, кто сидит в кабинетах верхнего этажа. Но в коридоре раздавался только глухой стук его собственных шагов, и вскоре он был уже на улице — лишенная индивидуальности фигура в городе, который затянули сумерки. Он оглянулся только один раз, когда перешел улицу. Здание было угрюмо — гигантская гробница, из которой ему удалось выбраться. «Я еще мог бы вернуться», — вяло подумал он, повернулся и ушел.
Было совсем темно, когда в переулке, ведущем к «Маноа», он уронил ключ от малого сейфа в водосток. Грязь на дне мягко чавкнула.
Войдя к себе, он прошел в спальню. Из гардероба он достал отвертку, кусок толстой проволоки и жестяной денежный ящик. Стоя на столе, он отвинтил вделанный в потолок плафон — аккуратно, как механик, прекрасно владеющий своими инструментами. Переложив ровные пачки банкнотов из чемоданчика в жестяной ящик, он засунул ящик в дыру под круглым основанием плафона, которую для этого расширил, затем взял проволоку и затолкал ящик поглубже в просвет между потолком и полом верхнего этажа. Установив плафон на место, он слез со стола и сел на край кровати.
Все это отняло больше сил, чем ему казалось в процессе работы. Его руки дрожали, он задыхался. Он лег и закрыл глаза. Открыв их снова, он увидел то место, где был спрятан ящик. Доставать его придется не раньше чем через три года — три долгих блаженных года.
Он продолжал лежать и думать. Самое трудное будет завтра — завтра он должен в совершенстве владеть собой, безупречно играть роль того клерка, которого они знают так давно.
А теперь нужно позвонить Эдит. Внезапно он почувствовал, что сегодня ему необходимо ее общество — как завтра будет необходима ее близость.
Ее голос слегка дрогнул.
— Да… Что случилось, Джо?
— Мне не хочется быть сегодня дома, Эдит.
— Джо, у вас какие-нибудь неприятности? Ваш голос звучит как-то странно.
Нет, у него все хорошо, сказал он, наверное, что-нибудь с телефоном.
— Или это просто интуиция! — она засмеялась. — Боюсь, я веду себя глупо.
Глупо? Или уклончиво? Внезапно его сердце съежилось: вдруг она узнала что-нибудь о его прошлом? Но тогда то, что он сделал сегодня, теряет всякий смысл. Как и он сам — ведь что тогда останется от его личности? Словно его заставили взглянуть на призрак дряхлого старика и сказали: «Смотри, это ты!» Он закрыл глаза. Он вызвал скрытого в нем исполина и заставил его заговорить:
— Никогда не верьте интуиции, моя дорогая. Это небезопасно.
— Возможно, — ответила она. — Во всяком случае, я предпочту верить в вас, Джо. Так будет безопаснее, не правда ли?
Он согласился, но не справился со своим голосом.
— Вы простужены, Джо? Вы говорите как-то хрипло.
— Я не простужен, Эдит. И моя интуиция подсказывает мне, что у нас будут к ужину горячие булочки, — прибавил он и с облегчением услышал ее смех.
Вернувшись в спальню, он завернул отвертку и проволоку в газету. Их он бросит с пристани у Дабл-Бей в мягкий глубокий ил. Всю свою жизнь он со скрупулезным вниманием относился к любой мелочи. Теперь эта привычка сослужила ему хорошую службу.
30
Положив трубку, Эдит Саймонсен пошла на кухню. Надо испечь булочки, прежде чем приедет Джо. Почему он вдруг захотел увидеться с ней сегодня, если завтра они, как всегда, должны отправиться на обычную прогулку? Но хорошо, что он придет: это рассеет неприятное впечатление, оставшееся после визита Ральфа Моргана. Все в Ральфе начало раздражать ее с того момента, когда днем открылась дверь и он сказал:
— Решил заглянуть к вам на минутку, Эдит. Мы не виделись уже порядочно времени. Я не помешал?
— Конечно, нет, Ральф. — Она провела его в комнату. — Располагайтесь поудобнее.
— У вас есть особый дар, Эдит: с вами всегда чувствуешь себя удобно, — он засмеялся. — Вы выглядите даже очаровательнее, чем обычно, дорогая моя.
Она рассеянно улыбнулась.
— Благодарю вас, Ральф. Вы никогда не жалеете для меня комплиментов. — Грубые, властные черты лица и массивное тело делали его похожим на доброжелательного быка. Она спросила с привычной жалостью к больной: — Как себя чувствует Моника?
— По-прежнему, Эдит, по-прежнему. Хотя, как я ей всегда говорю, немножко воли — и она сама себя не узнала бы. Ну-с, — продолжал он, отмахиваясь от разговора о жене, чье плохое здоровье уже многие годы было для него источником глухого раздражения, — а как поживают наши акции? Приносят прежние дивиденды?
— Да, Ральф, как часы. Каждый раз, когда я получаю чек, я говорю себе: слава богу, что Ральф Морган устроил все так, как он устроил.
— Мне это очень приятно слышать. А я слежу за ними, слежу. Впрочем, беспокоиться нечего — все это солидные, надежные предприятия.
Разговор пересыхал в своем обычном русле, и Эдит искала, что бы еще такое сказать. А найти было необходимо: должна же она показать ему, что он для нее друг, а не только советчик в финансовых вопросах. Вспомнив, она сказала:
— А вы видитесь с этими милыми людьми, с Рокуэллами? Прошло чуть ли не полтора года с тех пор, как мы были у них.
— Да-да, — он энергично кивнул. — Я встречал у них Новый год. Собственно говоря, я его всегда встречаю у них. Арнольд устраивает этот праздник на широкую ногу. Наверное, сказывается его шотландская кровь.
— Прелестный дом. Удивительно подходящий для подобных праздников.
— Да, конечно. Цветные фонарики в саду и все прочее как полагается.
А в бухте — ползущий, как светляк, паром, и маяк, мигающий зеленым огоньком, и голос Джо, тихий и нежный: «Счастливого Нового года, Эдит…» Спохватившись, она заметила, что ее гость внимательно на нее смотрит. Кашлянув, он сказал:
— Скажите мне, дорогая моя, как ваша жизнь? Какие-нибудь неожиданные события?
Эдит уловила напряженность его интонации, выжидательное выражение его лица. Как он мог узнать? Но узнал ли он? Она ответила с притворным недоумением:
— Ну, какие же неожиданные события могут произойти в жизни пожилой вдовы, Ральф?
— Моложавой и красивой пожилой вдовы, — поправил он со строгой любезностью, а потом прибавил неожиданно уязвленным тоном: — Можете не говорить мне, если не хотите, Эдит. Я пришел сюда не для того, чтобы выведывать ваши тайны.
— Разумеется, Ральф. — Она говорила серьезно, не желая его обидеть. — По-видимому, вам известно больше, чем я думала. Как вы узнали?
Ее раздражало, что он напал на ее след и сегодня пришел но нему сюда. Он не постесняется расспрашивать о ее отношениях с Джо и судить их. Со времени смерти ее мужа он взял на себя роль ее опекуна — достаточно искренне, несмотря на всю свою напыщенность, — и теперь сочтет себя вправе давать ей советы, когда она намерена полагаться только на собственное суждение.
Он объяснял:
— Собственно говоря, я услышал об этом на встрече Нового года. Но не хотел начинать этот разговор. Думал, может, вы сами его начнете. Берни Риверс — вы его видели в тот день у Рокуэллов — случайно упомянул, что встретил вас в вестибюле дома, где он живет. Вы шли в гости к одному из жильцов. По фамилии Риджби.
— Это верно, Ральф. Я действительно как-то встретила там мистера Риверса.
— Не думайте, что я хочу вмешиваться в ваши дела, Эдит. Если вам это не нравится, то скажите мне прямо, я не обижусь. На мой взгляд, мы знакомы друг с другом так давно, что можем говорить откровенно. Верно?
— Ну конечно, Ральф.
— И это очень разумно, — заявил он ей с покровительственной грубоватостью. — Я бы не выполнил своего долга, если бы остался в стороне.
— Я благодарна вам, Ральф, за ваш интерес ко мне и за вашу помощь. Но, право же, мне нечего скрывать.
Она говорила с притворной невозмутимостью, ощущая себя предательницей. Ее отношения с Джо до сих пор были словно отгорожены от всего мира, и для него, по-видимому, это было очень важно. Из них исключалось его прошлое, а будущее обретало конфиденциальный оттенок. Рано или поздно Ральф, конечно, узнал бы, но на этой стадии сведения были вырваны у нее не только насильно, но и преждевременно.
— Все обстоит очень просто: я собираюсь выйти замуж за мистера Риджби, — закончила она с большей резкостью, чем намеревалась, и увидела, как губы Моргана вытянулись в негодующую трубочку.
