Михаил Тарковский - Тойота-Креста
– Та-ак… Ну, что мы тут наваляли? Та-ак… главе… тете-те района Лыткину Леониду Евдокимовичу от рыбака-охотника… те-те-те Бар-ков… Ца! – последний слог Ромыч вбил, как кол. – Уважаемый те-те-те… Мы, жители посёлка те-те-те… да где ж мы остановились-то? Вот! В связи с угрожающим положением добываемой рыбы… Да что это! В связи с…
– Подтуханием…
– Да какое подтухание! Чо попало…
– Подпреванием…
– Да, вообще не так. Мы, жители посёлка те-те-те, неоднократно обращались к Вам с просьбой о безвозмездном выделении нам морозильной камеры объёмом те-те-те кубических метров, которая, по нашим сведениям… Плохо…
– Которая стоит у Вас в резерве…
– Как танк, что ли?
– Да. И выходит, одну набили, а эту готовят…
– Во как надо: которая имеется в Вашем распоряжении и…
– На сегодня является незадействованной, – вставил Прохоренко.
– Во! Мы, в свою очередь, гарантируем, что средствá, полученные от реализации продукции рыболовного промысла, пойдут на обустройство посёлка, а именно на закупку оборудования…
– Соответствующего оборудования… – попытался вклиниться Михалыч.
– Да и так понятно. Оборудования для организации телефонной связи…
– По спутнику.
Ромыч тяжко взглянул на Михалыча, показательно вздохнул и сказал медленно и отчётливо:
– Для организации спутниковой телефонной связи. О чём мы готовы подписать с администрацией соответствующее соглашение, могущее стать гарантией… Не так… Думайте…
– Отражающее серьёзность наших намерений… – опять подсказал Прохоренко.
– Отлично. Таким образом мы снимем вопрос… нет, он не штаны всё-таки… Решим? Решим вопрос занятости населения и освободим Вас от необходимости тратить на нас дополнительные средствá… Ресурсы… средствá уже были…
– В части социального обустройства посёлка.
– Точно, Коля. Мы уже обращались к Вам с подобным…
– Обращением…
– Письмом! Ой, Миха-а-алыч… Но так и не получили ответа…
– Отклика.
– Так и есть, Коля… Не получили отклика… Не получили… Поэтому мы хотим услышать Ваш ответ по поводу… Нет, коряво… Поэтому просим Вас высказать… выразить Ваше мнение и принять соответствующее решение…
– В части…
– Получишь по запчасти! По башке своей то есть… Нет! Во как надо: соответствующее решение на предмет…
– На предмет отправки предмета, могущего стать…
– Нет. На предмет отправки предмета, являющегося… Нет. Стоп. Не так. Вот. Отлично. Э-э-э… предмета… и послужившего…
– И послужившего предметом данного обращения!
– Сами вы… предметы. Обращения…
– Нет. Не годится.
– Да ладно. Нормально, – сказал Михалыч. – Подправим. Подписывай. С уважением. Рыбак-охотник, гвардеец промысла Барковец Василий Михалыч. Всё, пошли за стол. Брат у меня с дороги…
Михалыч было встал, но задумался:
– Да, чуть не забыл. Припиши: «Крепко на вас надеюсь». Сели за стол, и Михалыч поднял рюмку:
– Ну что, птичка перелётная? Мы уж потеряли тебя. Думали, прижился там совсем, хе-хе… Давай, с приездом тебя!
Женя всё не мог понять, зачем Михалычу понадобилась телефонная связь «по спутнику» и к чему весь этот тончик – «птичка перелетная». На вопрос, когда они поедут, Михалыч ответил что-то уклончивое вроде «а нам чо» и что «голому собраться, только подпоясаться», хотя на голого совсем не походил, судя по обильным коробкам в прихожей. Ромыч просопел, что ничего знать не хочет и что сначала все поедут на дачу в Колывань, а потом «катитесь куда хотите».
В Колывани осматривали дом и участок Ромыча, огребали снег и обсуждали собаку, серо-белого кобеля лайки, небольшого и крепкого до сходства с бочонком. Появление гостей его так взбудоражило, что, заливаясь громким лаем, он разбегался о стенку вольера и прыгал с необыкновенно отработанным переворотом, умудряясь во время кульбита в гимнастическом упоении ещё и взглянуть на зрителей. «Смотри, какой у него скок», – говорил Ромыч, грузя огромную шайку овсянки с кусками мяса, а Михалыч возмущался, мол, куда валишь, он и так «как дирижабль», и говорил, что если не брать в лес собаку, то толку не будет, пусть и «скок у него богатейший».
Потом готовились к бане. Подготовка проходила за столом. Прохоренко, казавшийся в городе деловым и серьёзным, оказался на редкость весёлым и словоохотливым. У него были два выражения: «порешаем» и «на сёдни».
– Новосибирская область на сёдни на восемьдесят пять процентов обеспечена моими рожками…
– Знаем мы твои рожки, – сипел Ромыч, – не рожки, а… вентиля какие-то, и такие дубовые, что ими краны на батареях отвинчивать можно… ха-ха…
– Да ладно… краны… Вот слушай… Поехали на сёдни на охоту и, веришь ли, на сёдни выбегает коза… я опускаю окно, хватаю ствол, и тут на сёдни «паджерик» как подпрыгнет! В общем, промазал… Приезжаем на обед, все орут: где мясо? Мяса на сёдни нет. Ну хоть рога поглодать, так жрать охота на сёдни. Ладно, говорю, насчёт рогов не знаю, а уж рожками… хе-хе-хе… не обижу… Ну понятно, тут и бутыльмас в ход пошёл, и продержались до вечера, а там и козу такую завалили… что загляденье… Так что я своими рожками в трудный час… хе-хе-хе… полностью порешал продовольственную проблему… в регионе…
– Знаем, какую вы козу завалили, козлятники… – трясся Ромыч, – так вот приедешь в гости, а он и навалит тебе… варёных вентиляторов… Ну, Про-о-охор… Ну, Про-о-охор… Угощайтесь, угощайтесь, мужики, вот тут грибки-и-и… и огу-урчики, своё-ё-ё всё… натуральное… хе-хе… – говорил Ромыч, подмигивая Жене и косясь на Прохоренко.
Михалыч порозовел и, когда Ромыч с Прохоренко вышли подкладывать в баню, спросил:
– Как Машка?
– Да никак. Вкрах разругался и уехал.
– Слушай, Женька… Разговор есть. Короче, ты только не падай.
– Ну говори, не томи.
– В общем, я тут с Настасьей сошёлся.
– С какой Настасьей?
– С какой, с какой! Ты чо как маленький? С той самой – с Настькой!
Женя только выдохнул протяжным выдохом, каким в мороз пар пробуют, и медленно покачал головой.
– Ну всё, не упал. Вот… и помолчи лучше… – тихо сказал Михалыч. – Давай выпьем. Выпили молча. Женя закусил:
– Ты охренел.
– Что охренел, это точно. В себя не приду.
– Ты поэтому про Машку спросил?
– Но.
– Да нет, тут ты вообще не волнуйся. Меня ты никак… не… Как сказать-то…
– Не обезжирил…
– Не обезжирил… – усмехнулся Женя. – Я-то про Нину. – Ну вот Нина… Да… – только и сказал Михалыч. – Наливай ещё по одной. Снова выпили-закусили.
– И что ты делать собираешься?
– Она в Козульке. Настя, имею в виду. С тобой до Козульки доеду, если повезёшь, хе-хе… Н-да, а там рядом. Ты коробки увезёшь, их бросишь у Лидки Марфициной в Покровке… Скажешь, пусть…
– Да что ты мне с коробками своими… Я говорю, вообще, что делать собираешься?
– Да хрен его знает… Спроси чо полегче. Отстань, и так врасклин мозги. Давай наливай…
Выпив и трубно выдохнув, Михалыч продолжил:
– В общем, уже после тебя… письмо приходит. Я и не в ума, чо за такая Краснопеева из Енисейска? Открыл – от Настьки. Тебе там не икалось? Накрутила она, конечно, нагнала жути, баба есть баба, но, в общем, я понял, что переживает за тебя так, что будь здоров. И ещё, дурак, Нине прочитал… Ей всё про тебя интересно. Да, а главное, всё крученье Настюхино, чтоб твой адрес узнать. А я чо-то рыпнулся, не нашёл адреса-то сначала, а когда нашёл, голый адрес постеснялся отправлять, неудобно, вроде надо написать ещё чо-то… А сам видишь, из меня какой писатель. Короче, отложил до города, когда сам поехал. Приехал, позвонил, отдал, ещё гостинцев… рыбы-ягоды припёр… Поговорили. Потом ещё поговорили… В общем, сам не понял, как совсем… снесло башню. Так вот… А письмо при мне, я его ещё взял в Енисейск ну вроде как для… для предъявления… чтоб чего не подумала. А она уже потом сказала, ну, чтоб тебе отдать, что, если честно, оно и так тебе шло…
Михалыч задумался, тихо улыбнувшись:
– Слушай, у неё… ноги такие… Я и не ожидал… Женька вдруг захохотал.
– Да ты чо?
– Вспомнил, как ты говорил, что толстые бабы – самый хороший народ!
– Вы чо ржёте, как кони на сёдни? – ввалился Прохоренко.
С дороги хорошо парилось в этой суховатой бане с электронагревом камней. Ромыч оплывшей глыбой сидел на полкe в белой войлочной шляпе. Михалыч ворчал, что у него лучше пар. «И вода мокрей?» – спрашивал Ромыч. – «И вода мокрей». – «И снег холодней?» – «И снег холодней». Ромыч вышел и тут же ворвался с тазом снега и вывалил его на Михалыча с криком: «Холодней, говоришь? А чо орёшь тогда, как ишак болотный?»
За столом Женю потихоньку стало валить с ног, и он пошёл спать, а перед сном прочитал Настино письмо:
«Здравствуйте, уважаемый Василий Михайлович! Не удивляйтесь, пожалуйста, моей наглости, иначе не назовёшь это письмо, хотя то, о чём я собираюсь написать, думаю, и Вас тоже касается, поскольку речь идёт о Вашем брате. Наверняка Вы знаете, куда и к кому уехал Женя. Видели Вы и её и, зная Женю, как умный человек, должны понимать, что люди эти стоят на разных берегах жизни.
