Леонид Габышев - Из зоны в зону
— Проходи, — пригласил Олег Викентьевич.
Коля опупел: перед ним простиралась огромная терраса. Если натянуть сетку — играй в волейбол. Обшитый с выступом потолок высок, и Коля засмотрелся. Кое-где в окнах сохранились витражи, сработанные дореволюционными мастерами.
— Олег Викентьевич, весь дом — ваш?
— Нет. В другой половине теща с сыном и семьей.
Тенин отомкнул дверь, и они вошли в зал. Вдоль одной стены стоял высокий старинный комод, посредине другой; чуть выступая в зал, белела обложенная старинным кафелем печь. По обе стороны печи двери. Они вели в небольшие комнаты, и Коля осмотрел их. Из зала еще одна дверь — в светелку.
— Надо бы мясо сварить, но это потом. Давай, выпьем.
Сели посредине террасы за стол, выпили и закусили хлебом с солью. За разговором бутылка таяла. Когда на дне ничего не осталось, Олег Викентьевич зашел в зал.
Петров курил и разглядывал террасу. «Куда Викентич пропал?» — подумал и вошел в зал. Тенина нет. Отворил дверь ближней комнаты. Олег Викентьевич спал на кровати, похрапывая. Вернулся на террасу. Желудок сосало. «Да ведь мясо есть», — подумал и, отрезав несколько кусочков, нашел на улице проволоку, нанизал мясо и стал жарить на газовой плите. Оно трещало и капал жир.
Поев, закурил и стал расхаживать по террасе. Светило весеннее солнце, но настроение дрянь. Тенин спал, а ему так хотелось его слупить. Как он много знает о литературе!
«Пойду, разбужу», — подумал и растряс Олега Викентьевича.
— Вставай, вставай, нас окружают.
Тенин открыл правый глаз.
— Что говоришь?
— Немцы бросили десант. Дачу окружают. Что делать?
— Что делать? — он открыл и левый глаз. — отбиваться. У нас, кажется, осталась бутылка. А с бутылкой нам и черт не страшен.
Опрокинули полбутылки и Олег Викентьевич вновь, не сказав ни слова, завалился спать.
Хмель и одиночество побороли Петрова, и он в одежде лег на вторую кровать. Проснулся от шагов на террасе. Вскочив, посмотрел на Тенина: он спал, тихонько посапывая, устремив в потолок нос с горбинкой.
Коля на террасу. Там хозяйничала молодая женщина с коротко остриженными волосами.
— Здравствуйте, — сказал он.
— Добрый вечер.
Коля понял: жена Олега Викентьевича и посмотрел на плиту. Плита вымыта и на ней в кастрюле что-то кипит. На середине прибранного стола скучала недопитая бутылка.
— Вы гость из Волгограда? — спросила миловидная женщина.
— Да.
— Будите Олега Викентьевича, пора ужинать.
Коля разбудил Тенина.
— Тебя одного нельзя оставлять. К чему эта пьянка?
— Фаина Антоновна, познакомьтесь, Николай Петров, начинающий писатель из Волгограда, — бодро проговорил Тенин.
— Очень приятно, — серьезно сказала она.
— Фаина Антоновна, это в честь приезда гостя.
— Мойте руки и садитесь.
Коля помыл руки из умывальника со старинным вращающимся краном и сел за стол. Фаина Антоновна, наливая в тарелки бульон, сказала:
— Допивайте, и чтоб завтра ни грамма.
Поужинав, они прошли в комнату.
— Николай, в прошлом году ты коротко рассказал о зоне, а теперь расскажи подробнее. Начни с того, как начал воровать, как попал и так далее. Ведь об этом ты хочешь написать роман.
Покурив на террасе, принялся за рассказ. К середине ночи повествование о своих похождениях закончил.
— Если напишешь то, о чем рассказал, и напишешь художественно, будет великолепная вещь. На земле от сотворения мира одни страдания. Ты знаешь о тридцать седьмом, тридцать восьмом годах?
— Немного.
— «Один день Ивана Денисовича» читал?
— Читал.
— Твое мнение?
— Там страдания человека не показаны.
— В «Архипелаге ГУЛАГ» он показал.
— Я вот что думаю: смогу ли показать в романе страдания малолеток? Страдания описанию не поддаются.
— Ты читал «Повесть о пережитом» Бориса Дьякова?
— Нет.
— Советую прочесть. Вообще о зонах мало написано. Еще есть «Барельеф на скале», «Записки Серого Волка».
— «Записки…» читал. Чепуха. Правды, правды там нет.
— Если напишешь правду, твой роман опубликуют. Я отредактирую. Роман — не рассказ. Надо, чтоб читался с интересом. Не просто пересказ того-то и того-то.
— Но кто опубликует?
— В конце концов есть западные издатели.
— Кто передаст?
— Ты отчаянный, сам и передашь.
— Как?
— В прошлом году ты был на американской выставке. Подобные выставки бывают часто. Расположи к себе гида, назначь встречу, убеди, что у тебя написан хороший роман, и передай.
— А так можно?
— Конечно. Писатели знают, кому передавать, но и у тебя голова на плечах.
По телу пробежали мурашки. Целый год молился на литературоведа, и вот теперь он подсказывает. Всю жизнь Коля связан с уголовным розыском, а теперь предстоит обвести контрразведку.
— Пойду-ка на двор, и покурю.
Ступил в темноту. Тянуло морозцем.
Вернувшись, забрался под одеяло, и разговор продолжался.
Тенин рассказал о Солженицыне, Синявском, Даниэле, Кузнецове. С Анатолием Кузнецовым он был знаком.
— Все они, прежде чем печататься на Западе, были известны в Союзе. Я предлагаю: прежде, чем писать роман о зоне, войди в литературу. Кроме зоны что-то и другое сможешь написать. Пусть и не будет громкого имени, пусть напечатают несколько раз в журналах. А вдруг книгу выпустишь? Потом вернешься к своей теме и будешь знать, как писать и кому передавать. Во всем я берусь помочь. Стать писателем у нас трудно, но у тебя есть данные стать неплохим журналистом. Надо, чтоб тебя хоть немного знали в литературных кругах. Мой совет: заканчивай техникум и поступай в МГУ на факультет журналистики. В редакции дадут направление, добейся его, посотрудничав с ними Можно поступать и на отделение русского языка и литературы. Это даже лучше — приобретешь знания. С русским у тебя туго. Им следует серьезно заняться. Можно попробовать и в Литературный институт, но на конкурс нужны рассказы. Два у тебя есть, но тот, о зоне, посылать не советую. Пусть не знают, что сидел.
— Хорошо, закончу техникум, поступлю на факультет журналистики, или на отделение русского языка и литературы, или в Литинститут, но на какое отделение — дневное или заочное?
— На дневное. На заочном какая учеба? Тебе нужны знания, а не диплом.
— А как семья? Я буду жить в Москве, они — в Волгограде?
— Поначалу. А потом перевезешь. В жэках нужны люди, пусть жена устроится ради квартиры дворником. В общем, тебе надо учиться.
— Мне кажется, из этого ничего не выйдет. Может, поступить в волгоградский пединститут на дневное отделение, и канители меньше?