Леонид Габышев - Из зоны в зону
Скоро и жена пришла. Альберт Николаевич встал.
— Я произнесу тост. Сейчас будем пить на первый гонорар молодого человека. Я от души желаю тебе стать журналистом и, быть может, еще не один раз обмоем твои статьи. За журналистику! За литературу! За гонорары!
— А гонорар я не получил, — сказал Коля.
— Как не получил?
— Постеснялся идти за ним.
— Вот чудак. Деньги тобой честно заработаны. За твои успехи!
Закусив, Иван Ильич сказал:
— Альберт Николаевич, прочитайте стихотворение «Поэтам Заканалья».
Альберт Николаевич тряхнул седой шевелюрой.
Клянусь честью, я люблю стихи,
И неспроста читал литературу,
Но за какие смертные грехи
Ты мне суешь свою макулатуру?
Придешь ли днем, придешь ли ввечеру,
Одно и тож — и в радости, и в горе.
Сижу и слушаю твою муру
С тоскою черною во взоре.
Друзья! Вы доконаете меня,
Боюсь я вашей возмужалой лиры.
Ни отпуска, ни выходного дня,
Хоть убегай с квартиры.
Клянусь честью, я любил стихи,
И неспроста читал литературу,
Но, да простит мне Бог мои грехи,
Я завтра ж заявлю в прокуратуру.
— Выпьемте за поэзию! — с восторгом сказал Коля.
Они сидели допоздна. Буйда достал вино собственного изготовления, и, разговаривая о литературе, потягивали приятный БУЙДвейн.
Когда шли домой, Альберт Николаевич сказал:
— Ты не знаешь, почему Буйда заплакал, когда читал твою статью. Я не хотел тебе говорить, но скажу. Ты написал, что у него есть сын, что учится он в университете. Тут вот какое дело. Он увез мою сестру с ребенком от мужа. Своих детей потом не было. А он так хотел сына!
От Тенина пришло письмо. Он хвалил зарисовку и советовал писать статьи для областных газет. Олег Викентьевич торопил достать Библию.
На очередном занятии университета молодого журналиста Петров сказал:
— В новогоднем номере «Комсомольской правды» напечатана заметка корреспондента из Токио Преображенского. Он пишет: в Японии продукты питания заворачивают в пленку, а эта пленка выделяет вредный газ, вызывающий раковые заболевания. Были смертельные случаи. Японцы возмущаются и требуют прекратить использование вредной пленки. Вслед за Преображенским в местных и центральных газетах помещены заметки о репортажи с «Каустика». В них пишут: на волгоградском химкомбинате выпустили тонны пленки, и в нее будут заворачивать продукты питания. Пленка называется «Крехалон». Она, как и японская, выпускается на основе поливинилхлорида. А на нашем химкомбинате установку по производству пленки строили японцы. Мы тоже будем покупать продукты питания, завернутые во вредную пленку. Японцы протестуют против нее, а мы во всех газетах кричим: ура чудо-пленке!
Виктор Паклин переглянулся с журналистами и встал. Выкручиваться нет смысла.
— Я думаю, это последняя заметка Преображенского из Токио.
После занятий Коля, радостный, подошел к Паклину.
— Виктор, — он протянул красочный номер новогодней газеты «Химик», — мою зарисовку перепечатала многотиражка!
Паклин посмотрел зарисовку и, вернув газету, с пренебрежением ответил:
— Они в загоне. У них не было материала, вот и тиснули.
Для покупки комнаты Коля с женой накопили немного денег, а остальные пообещала мать. Домоуправ заверил: третью комнату впишут матери в ордер. Но внезапно соседка сказала:
— Я расписалась, но продавать комнату не буду. Мы с мужем соединимся.
В комнату въехал новый жилец.
Петров никогда не бывал в церкви на Пасху. И вот с другом, Сашей Земцовым, — с ним он учился в училище и переписывался из тюрьмы, — поехал в Казанский собор. Собор находился рядом с тюрьмой.
Взяв с собой куличей, крашеных яиц, банку консервов и молодого луку, парни купили две бутылки и вечером подошли к церкви. У калиток стояла милиция и молодых не пускали.
С сумерками к церкви повалил народ. Пожилых не останавливали.
Молодежь собралась вокруг храма. Хотелось посмотреть вынос плащаницы. Усиленные наряда милиции и дружинников приехали на машинах. Ребята спорили с ментами: в Советском Союзе вера в Бога не запрещена.
Кого только не было у храма! В толпе немало бичей, и они особенно ждали воскресения Христова: верующие подадут освященную милостыню. Изрядно поддатая бичевка, лет сорока, в истрепанном одеянии, покачиваясь, несмело шла к собору. Не разглядев в темноте железных прутьев, ткнулась изношенной туфлей с чужой ноги в бетонное основание ограды. Увидев калитку — вошла.
Многие ребята прихватили с собой водку и распивали на подступах к храму.
Коля с Сашей остановились возле компании парней и девчат. Они разбирали прошлогоднюю Пасху в Никитской церкви, что в Бекетовке.
— Здесь, наверное, не будут разгонять, — сказал один.
— Конечно, не будут, а то давно бы разогнали, — отозвался другой.
— Ребята, а что, разгоняют собравшихся у церкви? — вклинился в разговор Коля.
— В прошлом году у Бекетовской церкви менты вызвали по рации пожарников, и те поливали из шлангов. Да собак спустили.
— Саня, давай, с божьей помощью прорвемся в церковь.
Самые отчаянные перелезали через забор, если менты в спорах теряли бдительность.
— Вот здесь проскочим. Они разговаривают и не смотрят.
Перелезли через забор, а портфель протащили между железными прутьями.
— Зайдем в церковь, — сказал Коля, и они еле протиснулись.
В соборе тесно и жарко, будто в тюремном боксике. Немощные старушки сидели вдоль стен на цементном полу, подстелив верхнее одеяние. Лица верующих сосредоточены. Вроде никто не разговаривал, но в храме гул. Кто-то крестился на образ, шепча молитву, кто-то ставил свечу Спасителю или святому.
Верующие прикладывались к плащанице и шли за благословением по ступенькам амвона к священнику. Поцеловав его руку, просили прощения за прошедшую страстную седьмицу и благословения, чтобы с чистым сердцем поклониться Святому Христову Воскресению. Получив прощение и благословение, шли на выход через левый клирос. Хмельной кучерявый мужчина лет сорока пяти, поцеловав у священника руку и крикнув: «Да здравствует ИНАКОМЫСЛЯЩИЕ!» — стал продираться к выходу. Поблизости оказался мент и, наступая православным на ноги и толкая их, пошел за мужчиной. Коля с Сашей продирались впереди мента. Им хотелось поговорить с кучерявым. Старики и старухи обсуждали непонятное для них слово «ИКОНО-мыслящие» и спрашивали друг у друга, что оно значит?
Хмельного-кучерявого и след простыл, но менты упорно его искали.
