Гийом Мюссо - Сентрал-парк
Как будто у меня может быть новая любовь, новая беременность, еще один ребенок…
* * *Моя мать потрудилась сесть на поезд и приехать меня навестить. Она пробыла у меня двадцать минут. Брат оставил сообщение на автоответчике. Сестра ограничилась эсэмэской. По счастью, Сеймур заходил ко мне по два раза на дню и делал все, что мог, чтобы как-то помочь. Ребята с набережной Орфевр тоже навещали, но я по их молчанию чувствовала, что они здорово огорчены и даже сердятся: мало того что я влезла на их территорию, я провалила самое значительное дело, какое было у нас в полиции за последние несколько лет.
Я, хоть и лежала, но ловила на себе такие взгляды, обмануться насчет которых было невозможно. В них читались горечь и упрек. Я прекрасно знала, о чем думали коллеги. Они думали, что из-за моей глупости Эрик Вог до сих пор на свободе.
И как бы ни было ужасно все, что со мной произошло, во всем виновата я и только я.
* * *Я плавала в медикаментозном тумане от пилюль, которые давали мне милосердные сестрички. Отключить мозг, сделать бесчувственным сердце — другого способа помешать мне вскрыть себе вены или прыгнуть в окно не было.
Несмотря на затуманенную голову, я услышала пронзительный скрип палатной двери. На пороге появилась массивная фигура моего отца. Я скосила глаза и смотрела, как он не спеша идет к моей кровати. Ален Шафер во всем своем великолепии: грива волос с легкой проседью, худое лицо, на щеках трехдневная щетина. Как обычно, в неизменной «форме» полицейских: кожаном полупальто на меху, свитере под горлышко, потертых джинсах, в ботинках с квадратными носами. На запястье старенькие металлические часы «Ролекс Дайтона», точь-в-точь как у Бельмондо в «Страхе над городом», их подарила ему моя мать за год до моего рождения.
— Держишься, чемпионка? — спросил он и подвинул стул, чтобы сесть у моей кровати.
«Чемпионка». Прозвище моего детства. Уже лет двадцать пять отец не называл меня так. Внезапно всплыло воспоминание: в воскресные дни отец водил меня на теннисный корт. И правда, мы выигрывали с ним вместе кубки и памятные подарки. Я — играя на корте, он — болея за меня на трибуне. У него всегда находилось в нужный момент нужное слово. Успокаивающий взгляд, подбадривающий жест. Стремление победить. Любой ценой.
Отец навещал меня каждый день. Обычно приходил ближе к вечеру. И сидел у меня, пока не засну. Он один понимал меня хоть немного и не осуждал. Он один меня защищал, потому что и сам действовал бы точно так же. Подсев на адреналин, он бы тоже рисковал всем на свете, тоже пошел бы один к убийце, зажав в руке пистолет и по-бычьи нагнув голову.
— Я зашел повидаться с твоей матерью в гостиницу, — сказал он, открывая кожаный кейс. — Она отдала мне кое-что, о чем я просил ее уже давным-давно.
И отец протянул мне альбом с фотографиями в полинявшей матерчатой обложке. Я с усилием приподнялась, зажгла лампу над изголовьем и принялась переворачивать страницы, переложенные папиросной бумагой.
На альбоме дата: 1975 год, год моего рождения. На картонных страницах фотографии, прикрепленные клейкими уголками, с надписями, сделанными шариковой ручкой. Они прекрасно сохранились.
Первые снимки сделаны весной 1975 года. Сфотографирована моя мать, она беременна, на седьмом месяце. Я успела позабыть, до чего на нее похожа. И, конечно, забыла, что мои родители поначалу очень любили друг друга. Листая альбом, я прожила словно бы целую жизнь, которая воскресла благодаря пожелтевшим фотографиям. Увидела маленькую квартирку, которую они снимали на улице Деламбер на Монпарнасе. Психоделические оранжевые обои в гостиной, где царило огромное яйцевидное кресло, квадратные этажерки с пластинками тридцать три оборота — Дилан, Хендрикс, Брассенс, бакелитовый телефон, постер футбольного клуба «Сент-Этьен» в разгар его славы.
На всех фотографиях у отца и матери улыбка во весь рот, они, без сомнения, счастливы, что вскоре станут родителями. Поэтому берегут и фотографируют каждый существенный этап великого события: вот анализ крови, сообщивший о моем появлении, вот данные первого исследования, вот имена, нацарапанные на листке блокнота: Эмма или Алиса, если девочка, Жюльен или Александр, если мальчик.
Переворачиваю следующую страницу, и у меня перехватывает горло. Роддом, день моего рождения. Орущий младенец на руках у отца. Под фотографией узнаю почерк матери:
«12 июля 1975 года: вот наша маленькая Алиса. Она такая же умница, как ее папа и мама!»
На соседней странице резиночка с номером, который дают при рождении, и еще одна фотография, снятая несколько часов спустя. На этот раз «маленькая Алиса» мирно спит в своей колыбельке, а рядом сидят сияющие, хоть и очень усталые родители. И снова надпись маминой рукой:
«Перед нами новая жизнь. Новые чувства переполняют нас. Мы стали родителями».
Горькие слезы обожгли мне щеки: мне-то никогда не узнать этих чувств!
— Какого дьявола ты мне все это показываешь? — спросила я, отталкивая альбом.
И вдруг увидела, что у отца глаза тоже на мокром месте.
— Когда мама тебя родила, я первый тебя выкупал и дал тебе соску, — сказал отец. — Другого такого дня, другого такого события в моей жизни не было. В этот день, впервые взяв тебя на руки, я пообещал тебе…
Голос у него от волнения дрогнул, и он несколько секунд помолчал.
— Что? — спросила я.
— Пообещал, что до тех пор, пока я жив, никому не дам тебя в обиду. Буду защищать, что бы ни случилось, при любых обстоятельствах.
Я сглотнула слюну.
— Теперь ты видишь, — сказала я, — что не стоит давать таких обещаний, потому что сдержать их невозможно.
Отец вздохнул, потер веки, стараясь справиться со слезами, которые не мог удержать, а потом достал из кейса плотный конверт.
— Я сделал что мог. Сделал то, что должен был сделать, — сказал он и протянул мне конверт.
Я держала конверт в руках, не решаясь в него заглянуть, и смотрела на отца вопросительно. Тогда он сказал:
— Я нашел его, Алиса.
— О ком ты?
— Я нашел Эрика Вога.
Я застыла, открыв рот. Я онемела. Мой мозг отказывался понимать то, что я только что услышала. Я попросила отца повторить.
— Я отыскал Эрика Вога, — повторил он. — Он больше никогда не причинит тебе зла.
Я словно окоченела. Несколько минут мы сидели, молча глядя друг на друга.
— Этого не может быть! С тех пор, как он в бегах, его ищет полиция по всей Франции. Каким чудом тебе удалось найти его в одиночку?
— Не важно. Нашел.
Я задергалась.
— Но ты же не работаешь в полиции, у тебя нет помощников, нет…
