Джим Гаррисон - Зверь, которого забыл придумать Бог
Вечер получился не очень удачный, кроме как для Б. П. Шарон только поковыряла в своем блюде из двух устриц, двух креветок и двух молоденьких моллюсков на листьях цикория, между тем как Боб заказал себе две порции телячьих отбивных с макаронами. К счастью для Б. П., обещанный шпинат оказался шуткой — гарниром к почти килограммовой вырезке. Б. П. заметил ее в меню, но она стоила тридцать восемь долларов, поэтому он остановился на спагетти с фрикадельками ценой всего восемнадцать, тоже поразительной. В Айрон-Маунтине был ресторан, где это же блюдо стоило четыре доллара, а тефтель был размером с голову младенца и дополнительные полцыпленка обходились всего в два доллара. Но вмешался Боб и настоял на бифштексе, сказав, что в Лос-Анджелесе человеку нужна энергетическая пища. Жалкое блюдо Шарон раздражило Боба до такой степени, что он стал давиться. Б. П. согласился с идеей энергетической пищи и описал ощущение благополучия, овладевшее им после того, как он съел пять оленьих сердец. Шарон невежливо заметила, что головы у них обоих набиты дерьмом.
— Только отчасти. Но и ты от него не свободна, дорогая. От рождения до смерти прямая кишка примата не бывает пуста.
Реплика Боба прозвучала громко, и две пары за столом напротив отнеслись к ней неодобрительно.
Шарон хихикнула, игриво подняла ногу и потыкала Боба в пузо лакированной туфелькой. Б. П., который методически трудился над вырезкой, начав с восхитительного жирка, отметил про себя, что Шарон сообразительная девушка. У нее с Бобом завязался умный спор о том, что средства массовой информации — главное оружие массового уничтожения, поскольку непоправимо уродуют мозги народа. По мнению Шарон, телевидение, кино, газеты и почти все книги — это нервно-паралитический газ, отупляющий весь мир. Боб возражал:
— Зачем же тогда ты стремишься в кинобизнес?
Она, естественно, отвечала:
— Чтобы его улучшить.
— Вы, слабосильная нью-йоркская шушера со своим экспериментальным кинорукоделием, вы, надутые ксенофобы, думаете, что Нью-Йорк — это весь мир. Холод, копоть, все в кожаных куртках дрожат на рассвете. Видишь мост, дома, голубей. Потом опять мосты, дома, голуби. Ну добавь еще пару собак, китайский ресторан, бездомного, ковыряющего в носу. — Боб разгорячился, но не настолько, чтобы забыть про еду.
— А вы, либеральные романисты, съезжаетесь сюда и думаете сотворить что-то качественное, и что получается? — Шарон говорила так тихо, что нельзя было жевать, иначе твои коренные заглушили бы ее голос. — Вы думаете, что свои вялые чувства можно приложить к чему угодно. И что в результате? Стрельба. Все во всех стреляют. Вы думаете, что основной закон жизни — преступление. Как за спасительную соломинку хватаетесь за свой квелый пенис, и он приобретает форму пистолета. Бах! Кончил. Бах! Кончил. — Шарон чопорно вытерла чистые губы салфеткой и, надувшись, посмотрела на Б. П., который расправился с вырезкой и теперь обожал шпинат, плававший в прованском масле с чесноком. — А вы что думаете, Благородный Дикарь?
— Я думал, что это лучший бифштекс в моей жизни и что хочу получить назад медвежью шкуру. — Он посмотрел на ее несъеденных моллюсков, и она подвинула к нему тарелку. Это был еще один новый опыт в новом мире — он никогда не ел сырых ракушек. — Я знаю, что многого лишен у себя дома, но телевизора у меня нет, кинотеатры далеко, а газет не люблю, потому что картинки в них черно-белые, а мир — цветной. — Он чувствовал себя слабым перед ее натиском.
— Но, дорогой мой, вы получаете нервно-паралитический газ от разговора с любым знакомым. — Она просунула крохотную ножку под стол и легонько пихнула его в причинное место.
В это время зазвонил сотовый Боба, и он величественно вынул его из кобуры на поясе. «Да. Нет. Да. Нет. Отлично», — сказал он и, записав адрес в книжку, выключил телефон. Потом посмотрел на Б. П. и голосом Джо Фрайдея[19] произнес:
— Установлен адрес Лона Мартена. Едем туда.
Боб был явно навеселе и ухмылялся, радуясь обретенной цели. Он взял телячью кость и стал обгрызать упрямый хрящик.
— Лучше поехать на рассвете, — сказал Б. П., решив, что предпочтительнее осторожная тактика.
— Завтра суббота, поэтому рассвет будет в полдень, по крайней мере в Лос-Анджелесе. Будильник у Боба всегда поставлен на одиннадцать одиннадцать.
Шарон повернулась к Бобу, который смотрел мутным взглядом на бар и в это время помахал какой-то паре.
— Это Сандрина со своим шишкой из Эн-би-си. Он полирует ей сапоги языком. Представляю, как это сказывается на вкусовых бугорках. Поверьте мне, вкус — это важная часть вашего будущего. Если он отказал, остальной твой сенсорный аппарат высыхает, как коровья лепешка под полуденным солнцем, где столоваться могут только червяки и личинки.
— Боб, замолчи, ради Христа. — Шарон так сильно толкнула его локтем, что только безупречное чувство равновесия в подобных ситуациях позволило ему спасти свой стакан с вином.
Пара подошла к ним.
— Сандрина де ла Редондо, это твой сосед по «Сиаму» Бурый Пес, — сказал Боб, игнорируя телевизионного начальника, с его сшитым на заказ английским костюмом, тонированными желтыми очками и очень чистыми ушами.
— Êtes-vous célibataire? — спросила Сандрина, развязно положив руку на затылок Б. П.
Он глубоким взглядом уставился в ее голый пупок, наслаждаясь ароматом майской утренней сирени.
— Это значит: «Знаменитость ли ты?» — перевел Боб.
— Это значит: «Ты холостой?» — уточнила Шарон.
— Pouvez-vous venir prendre un verre chez moi ce soir? — спросила Сандрина, проведя мизинцем у него за ухом, отчего он вздрогнул.
— Она спрашивает, не хотите ли вы с ней попозже выпить. — Шарон зевнула.
— Да. Я не против.
Б. П. подумал, что если эта женщина так сразу им заинтересовалась, с ней, наверное, что-то неладно. Интригующий вопрос — что именно? Если она хочет зеленую карту, он ей на рассвете пообещает. Он вяло помахал Сандрине, удалявшейся со своим вялым другом.
— Она хочет роль. Все хотят какую-нибудь роль. Включая меня. Я отвезу его домой. По дороге мы заедем на важную вечеринку — он познакомит меня с людьми, которые могут дать работу.
Сильными ногами, развитыми благодаря теннису или еще чему, Шарон вытолкнула Боба из их отсека. Боб только подписал счет и кинул сотенную на размякшее масло, в котором увязла одинокая муха.
Ничто пока не может быть иначе, чем есть, думал Б. П. в два часа ночи, растянувшись на своей кровати в «Сиаме». Живот, набитый как барабан, играл. Может, на ночь не стоило есть килограммовый бифштекс? По дороге домой — гулять так гулять — он купил полдюжины «гролша» за десять долларов и осаживал ужин под звуки мексиканской музыки. Ролей и рабочих мест в кино, по-видимому, меньше, чем желающих, а желающих много; впрочем, он вспомнил, что, когда посылочная служба Ю-пи-эс открывала отделение в Эсканобе, наняться хотели больше двухсот человек. Все говорили, там много льгот. Если ищешь физическую работу, этой дурацкой давки нет. Понадобились деньги — приходи с пилой, канистрой бензина, парой литров масла и пили на здоровье. Нужно жилье — на Верхнем полуострове сотни охотничьих домиков, пустят жить за ремонт. Благодаря другу Фрэнку из таверны на него всегда был спрос. Он ставил ловушки на дикобразов и рыжих белок, вредивших хижине, и выпускал их возле другой — например, возле этой парочки йогов, посмотреть, нравится ли зверькам дорогое жилье. В настоящем достаточно своих трудностей, так что с идеей будущего не очень-то и управишься. Он заметил, что оно само помаленьку приходит изо дня в день. Более важная проблема в жизни — борьба между пивом и водой. Слишком много пива, понял он по многолетнему опыту, тяжело сказывается на организме. Чета йогов объяснила ему, что Элвис Пресли мог бы и не умереть, если бы потреблял больше воды. Все его боли и наркотики — результат запоров из-за неправильного питания (чизбургеры и поджаренные сандвичи с арахисовым маслом и бананом), а главное, из-за того, что мало пил воды. Б. П. забеспокоился из-за своей любви к чизбургерам Фрэнка, и йоги прописали ему по шесть стаканов воды на чизбургер. Приходилось часто вставать и писать в холодной хижине, но, к счастью, рядом с его койкой было окно. В общем, он не презирал этих лесных яппи — сейчас, например, они бы лучше его сумели приспособиться к Лос-Анджелесу. Ему трудно было избавиться от нетерпения, хотя он провел здесь всего два дня. Но третий день обещал принести плоды, как говорят библейские люди.
Сандрина постучалась к нему в три часа ночи, сопроводив это тихим французским приветствием. У Б. П. наготове было требование, чтобы она говорила по-американски. Кроме того, он рассредоточил свои четыреста семьдесят долларов по полудюжине мест, включая оба носка с полусотенными. Кто-то сказал, что надо давать понемногу и брать понемногу — одна из смутных заповедей, на которых строится жизнь. Комната у Сандрины была очень приятная, обклеена французскими постерами, на одном — величественное ущелье с рекой на юге, где могла водиться радужная форель. Мне бы сейчас рыбу удить дома, подумал он, потому что в Мичигане было шесть утра, и он вообразил, как стелется утренний туман над его любимым бобровым прудом, где он однажды вытащил полуторакилограммовую форель с мягким желтым брюхом на искусственную муху номер шестнадцать, Адамс.
