Николай Беспалов - Встречи на ветру
– Это у вас тут театр, а у нас на флоте просто жизнь.
Неожиданно для себя я предложила поехать к Ивану: дело в том, что нам выдали премию, и я хотела как-то отблагодарить бывшего зека.
– Опять я в качестве сопровождающего? – незнакомые нотки обиды прозвучали в голосе Артема. Разубеждать его у меня не было никакого желания, я просто пошла в сторону Большого проспекта на остановку троллейбуса. Если он всерьез надумал ухаживать за мной, пойдет, а нет, так и черт с ним. В угловом гастрономе я накупила всякой вкуснятины и задержалась у витрины отдела, где торговали вином и водкой.
– Напитки обычно покупает мужчина.
«Пошел-таки морячок», – не без удовлетворения отметила я и благосклонно разрешила Артему купить выпивку. Оптимизм и щедрость – вот его основные качества. Так думала я тогда и как горько позже разочаровалась! Да нет, не была я очарована им, просто мне было приятно видеть, как он тратит деньги. С щедрыми подарками мы пришли к Ивану.
Ему надо звонить три раза – давлю на кнопку звонка три раза. Ждем – ноль ответа.
– Позвони ещё раз, – советует Артем, – может быть, уснул крепко.
Звоним ещё раз, и опять без ответа.
– Больше звонить не имеет смысла, – сказала я, и тут дверь приоткрылась.
– Чего трезвоните? – это Ивана соседка. – Нету его. Пошлындрил куда-то ваш гегемон.
Сорок девять лет прошло после революции, а живы такие, для которых рабочий класс – что заноза в глазу.
– Вы, гражданочка, – говорит Артем, – не очень-то против рабочего класса. Сами-то кем будете? Не спекуляцией ли пробавляетесь?
Попал в точку мой офицер. В то время этих паразитов развелось, как тараканов. Пользуются тем, что в стране существует дефицит некоторых товаров, вот и наживаются. Отстоит очереди днем, когда тот самый рабочий класс прилагает свои силы к выполнению плана пятилетки, а потом ему, рабочему классу, продает втридорога. Иван мне говорил, что у этой жабы за городом дом и земля. Она и там нет чтобы выращивать какие-нибудь овощи к своему столу, она там цветы разводит. Сейчас, например, вырастила нарциссы и продала их на рынке.
– Чего это Вы, я ничего плохого не сказала, – притихла соседка. – Иван к врачихе пошел. – Не удержалась и съязвила: – Любовь у них как у детей.
Хотела я ей ответить, что у детей любовь самая что ни на есть искренняя, но плюнула и увела Артема.
– К ним пойдем? – спрашивает Артем и трясет авоськой: бутылки звяк-звяк.
– А куда все добро девать?
Лариса Александровна и Иван встретили нас так, как будто ждали.
– Ну, зачем же вы, ребята, так потратились, тут же на взвод еды! – Лицо Ларисы Александровны раскраснелось, губя ярки, а глаза так блестят, так блестят. Счастьем светится женщина. И Иван сияет.
– Наверное, наш моряк добрый трофей добыл, – говорит с улыбкой.
– Нет, Иван, это у Ирины деньги завелись.
– Вши заводятся, а деньги трудом добываются, – заступается за меня Иван.
Этот дискуссионный вопрос разрешила Лариса Александровна:
– Иван, не придирайся к словам. К нам гости пришли. – Я отметила это «к нам». Интересно, пойдут ли они в загс?
Скоро был накрыт стол. У врача хороший вкус. Все так красиво, что жалко нарушать, но кушанья аппетитны, и вот уже холмик салата потерял свои строгие формы, селедка разошлась на кусочки, а водка перелилась из запотевшей бутылки в граненые стопки.
– Предлагаю, – взял слово Иван, – за добрососедские отношения. Все мы соседи в этой жизни, и дом у нас один – земля. – Да он философ! – Мы, русские люди, всегда жили кучкой. Друг за дружку горой, – ловко и красиво он опрокинул стопку в рот. Мы последовали его примеру.
Не стану описывать наше застолье. Все было прекрасно и как всегда.
Мужчины говорили о политике, о докладе Брежнева. Иван спрашивал Артема, что значит термин «развитый социализм». Артем сбивчиво и неубедительно пытался объяснить ему, как он понимает это.
– Это тогда, когда народ полностью поддерживает политику партии.
На что Иван возражал:
– А при Сталине народ не поддерживал? Тогда отчего солдаты бросались на амбразуры? Или тогда был недоразвитый социализм? Ты у себя на флоте не видишь, что происходит тут, на земле. Моя соседка, к примеру, тоже поддерживает политику партии и при этом обкрадывает этот самый народ.
Лариса Александровна выступила как хорошая хозяйка:
– Товарищи, все равно вам сейчас не разрешить этот вопрос. А мне есть о чем сказать, – она хитро улыбнулась. – Вот вы не знаете, что наш Верховный Совет утвердил присягу советского врача. Каково! Выходит, раньше мы, врачи, трудились кто во что горазд.
– Вы, товарищ доктор, – у Артема прорезался такт, – усугубляете проблему. Я так считаю, что присягу должны давать лишь военные люди. А врачи, учителя, машинисты тепловозов, водители трамваев обязаны просто исполнять свой долг в соответствии с их должностными обязанностями.
– Моряк прав, – мужчины пошли вперед сплоченными рядами, прямо как в кино «Чапаев». – Присягают на верность Родине. При царе-батюшке как говорили? За веру, царя и отечество. Во! – патетически закончил Иван.
– Видишь, Ирина, как мужики на меня ополчились. Ну и пусть. Правда? Мы, женщины, все равно умнее их. Это медицинский факт.
За это мы и выпили.
Наш вечер закончился, когда по радио заиграли гимн СССР.
– Молодежь, – скомандовал Иван, – марш ко мне. Нам с Ларисой рано вставать.
Про себя я усмехнулась: а когда вы уснете? Наверное, под утро.
Так тридцать первого марта 1966 года, на третий день работы съезда, началась наша с Артемом совместная жизнь. Иван заявил, что я могу жить у него столько, сколько мне надо будет. Первые дни я, честно говоря, была не то чтобы счастлива, но настроение у меня было эйфорическое. Мне представлялось, что у нас семья. Какая же я была дура! Много позже я пойму, что семья – это тогда, когда есть дети. Так же это просто сожительство. И не важно, зарегистрировали вы это сожительство или нет.
Апрель пришел с дождями и ветрами, но мне было все равно хорошо. Хорошо рано утром, до побудки Артема, пойти на кухню и приготовить завтрак, а потом ждать, когда он проснется, глядеть на его обнаженное тело – в комнате было довольно тепло, – глядеть и мечтать. Мне доставляло удовольствие просто ждать его вечерами. Сидя за Ивановым столом, я иногда открывала томик ранее мне не известного поэта и читала его стихи:
Слыхал я, добрые друзья,
Что наши прадеды в печали,
Бывало, беса призывали.
Им подражаю в этом я.
И дальше про бесёнка.
А я, бывало, засыпала над томиком стихов, и как же было мне томительно приятно ощутить руку Артема у себя на груди. Потом были ночи, полные страсти. Апрель не самый мною любимый месяц, но этот был для меня прекрасен. Лили дожди, иногда по ночам подмораживало, солнце редко баловало ленинградцев своим теплом, многие из них так и не сбросили зимних одежд. А мне было очень, очень хорошо. Порой я думала о ребенке. По прошествии многих лет, сегодня, на исходе XX века, я с некоторой долей сарказма по отношению к собственной персоне вспоминаю те дни. Мои мечтания! А была ведь я не девчонка. Дура!
Вернемся в апрель 1966 года. Приближался день первого мая. День солидарности трудящихся. На заводе подводили итоги соцсоревнования, и меня Вера Петровна выдвинула на звание победителя.
Отметили первое мая мы торжественно, я с заводчанами сходила на демонстрацию, голос сорвала, крича «ура». Стоит на трибуне мужчина и провозглашает: «Да здравствует наша молодежь!» Как же не поддержать! А когда он провозгласил здравицу в честь приборостроителей, то тут мы глотки надорвали. После демонстрации мы, рабочие склада – а это одни женщины, – устроили маевку, прямо на Марсовом поле.
Домой я пришла около четырех вечера. Артем ждал меня, и тут был праздник, домашний.
Через неделю Артем не явился домой ночевать.
– У меня было ночное дежурство, – так он объяснил свое отсутствие, и я ему поверила. Но через три дня все повторилось. Всего-то на неделю его хватило. Нюх у меня превосходный, да и какая женщина не заметит чужого запаха. Я вообще стараюсь не пользоваться духами, а то какая-нибудь наша работница выльет на свое потное тело полфлакона «Красной Москвы», так хоть топор вешай.
От Артема исходил едва уловимый запах, и пускай он смешивается с табачным, я все равно унюхаю. Не таков мой характер, чтобы закатывать сцены, я лучше подожду-подожду, а потом, когда точно буду уверена в том, что он кроме меня ещё кого-то, простите, покрывает, просто прогоню его к чертовой матери.
Так мы прожили весь май. Честно говоря, в это время мне было не до любовных разборок: меня наметили перевести в цех сборки приборов. Каких – не скажу, это секрет. Так что моя голова была занята тем, как бы пройти экзамен на профессию. Я не отказывала Артему в ласках, но они стали, что ли, менее откровенны. Скоро он это заметил.
