Ирина Аффи - Минск – Бейрут – неизвестность
– Я, наверное, чего-то не понимаю. Я тут с Инной столкнулся, ну и пытался пообщаться, конечно же. А она ни в какую, смотрит на меня, как на врага. Почему? Объясните мне?
– А что тут объяснять? Неужели сам не понимаешь? Она в тебя влюблена была в детстве, ну и спутала вашу дружбу с любовью. А когда ты поступал, у тебя там всякие барышни завелись, вот она и решила, что ты её предал.
– Что значит предал?! Я и остался ей другом, несмотря на барышень. Это она меня сейчас предаёт по большому счету.
– Ты не переживай, она скоро забудет тебя. Это первый год она страдала страшно. У неё же бывает только чёрное и белое, ты же знаешь, так вот, из чёрного мы уже вылезли.
– Боже, я и подумать не мог…
– Не переживай, говорю же, скоро пройдёт. Да уже почти прошло, приехал бы ты через год, она бы совсем любезно с тобой общалась.
– Теть Нина, она обиделась, я вижу, но вы-то уж поверьте, что я её не обижал.
– Не обижал. – подтвердила она. – Хотя мудрости и такта тебе где-то не хватило, наверное…
– В чем?
– Имад, я не знаю. Ты же не мог не видеть, что она была в тебя влюблена? Надо было как-то бережнее. Хотя хватит, дело прошлое! И какая тебе разница, в принципе, как она говорит? Ты через неделю уезжаешь. Да и у неё такие кавалеры! Отбоя нет. Время вылечит. Забудется.
– Я не хочу, чтобы забывалось!
Нина внимательно посмотрела на него.
– Она невероятно красивая, теть Нин!
– А вот сейчас замолчи и запомни, я трупом лягу, но не позволю тебе ещё раз мучать её.
– Ну что вы, я разве мучал?!
– Имад, ты превратился в восточного мужчину. И у вас там всё просто и понятно, я же там жила. Вы любое, самое сложное чувство упростите, препарируете на понятные, бытовые части. Я же помню, какие советы папе давала твоя ливанская бабушка, когда они ссорились! Анжела обидится из-за профессиональных проблем или из-за непонимания, а она папе: «Купи ей золотое кольцо! Или может ей надо новое платье подарить или в ресторан сводить?» Она понять не могла, что можно еще чего-то хотеть в этой жизни. У вас там женщины простые – нарядить, накормить и в дом посадить. А Инну ты не потянешь! Это во-первых, а во-вторых, она уже достаточно настрадалась в жизни. Сначала мама оставила и с мужем укатила на постоянное жительство в Америку, потом ты сердце разбил. Не допущу ещё раз! Пусть побудет балованой, куколка моя! А ты себе там ищи!
– Теть Нина, вы что! Я же ей как брат рос!
– Вот как брат и живи дальше! – вспылила она, но, тут же взяв себя в руки, хитро заметила: – Да она и сама уж к тебе не пойдет. Ведь поэтому ты ко мне пришел разговаривать?
– Вы из меня какого-то монстра делаете! Мне что, в восемнадцать лет надо было предвидеть, что будет впереди и семьей обзавестись после школы?!
Она встала, обошла стол и обняла его сзади.
– Прости, прости мальчик! Просто с Инной всегда сложно. Она очень непростая. Ни в чём ты не виноват, конечно же! Просто не надо вам ещё раз начинать. В одну реку дважды не войдёшь.
– Тёть Нина, а если это любовь?
– А если нет?
– Тёть Нина, я спать не могу, думаю о ней! Сердце застывает рядом! И не важно, сердиться она или нет, вот рядом и хорошо! У меня такого раньше не было.
– Это страсть, дорогой. Может, и влюбленность… Ты вот возвращайся домой, учись, а через годик посмотришь.
– Ага! А она в своём модельном бизнесе через месяц замуж выйдет, или того… ну..
– Да в каком модельном бизнесе?! Она на стоматолога учиться поступила. А модельная школа так – фотопробы прошла и бросила. Они её, конечно, уговаривали, но ты думаешь, отец бы ей позволил?
– Мне страшно её потерять.
– Послушай, судьба и под лавкой найдёт. Если твоя, то никуда не денется! На папу с мамой посмотри.
– Ну прямо! Сказки! Сколько несчастных браков и упущенных возможностей! Нет. Тут надо по-другому.
– Имад, ну ты же очень разумный. С детства всегда поступал обдуманно. Оставь ты её! У тебя там от девушек отбоя нет, завидный жених. Ты сейчас её опять взбудоражишь, а сам уедешь и забудешь. Нет, я запрещаю тебе!
Никак не получилось договориться. У каждого своя правда. Зато хоть всё понятно стало.
Они пробыли ещё неделю в Минске. Ничего в его отношениях с Инной не изменилось, он её практически не видел, зато думал о ней постоянно. Имад решил ничего ей пока не говорить и ничего не менять, а вернуться в привычную среду и там определиться. Если чувства поутихнут, то значит страсть, а если нет, то будет бороться за неё. Тем более что шансы есть, уж в равнодушии-то к нему она не была замечена.
Решил, но не смог сдержаться, и, когда их провожали в аэропорту, перед тем как пройти в зону таможенного досмотра, шепнул ей:
– Я скоро приеду делать тебе предложение! Пожалуйста, дождись и не выскочи замуж! – посмотрел в её огромные глаза на растерянном от неожиданного заявления лице, чмокнул в лоб и повторил: – Дождись!
Повернулся идти и наткнулся на тетю Нину, смотрящую на него с бешенством и явно собирающуюся грозно высказаться. Не дав ей такой возможности, он чмокнул её в обе щеки и убежал к самолёту. Ниночку обезоружил этот неожиданный поступок на долю секунды, иначе, казалось, она бы сиганула за ним через турникет. Упустив негодника, она повернулась к Инне, которая застыла, закрыв лицо ладонями.
– Девочка моя, родная, что он тебе сказал?! Обидел? Ты плачешь? Всё, больше я этого засранца к тебе не подпущу! Стеной встану!
Насчет стены получилось сомнительно. Рядом с длиннющей Инной она могла быть только заборчиком, еле доставая ей до плеча.
– Да не огорчайся ты так, красавица моя!
Инна убрала руки от лица и счастливые глаза просто взорвали пространство.
– Ниночка! Он любит меня! Любит! Я была права, когда говорила, что мы созданы друг для друга! Он это понял! Он приедет делать мне предложение!
– Пусть сначала приедет…
– Приедет, придет. Ты думаешь, я просто так взяла свои фотографии и как бы случайно ему показала? А теперь, где они? Где? Исчезли! Они у него! Он их спёр, а я сделала вид, что не заметила. Они вынесли ему мозг! Я там такая отражена, какая я в душе, настоящая и разная! Он приедет!
– Ах, ты негодница! Так ты всё подстроила! А я тут жалею бедную девочку!
– Ну, тёть Ниночка! Ну что ты за глупости говоришь! Я что, подстроила кончину тетушки Цили?!
– Вот уже и не удивлюсь!
– Нина! – укоризненно воскликнула она, но не в силах сердиться, почивая на лаврах своей первой женской победы, опять затарахтела: – Я просто воспользовалась ситуацией, знаешь, решила: или пан или пропал! Ведь правильно один поэт писал «лишь только тех мы женщин выбираем, которые нас выбрали давно»! Нет, я всё-таки умная и решительная! Я победитель!
– И скромная, что характерно…
– Ну, тёть Ниночка! Ну, ты же моя! Ну, порадуйся со мной! – она принялась её тискать и целовать.
– А я то, дура старая, жалею её! Думала, и правда мучается.
– Да никакая ты не старая!
– Насчёт дуры, значит, не споришь…
– Ну, я же должна была держать лицо! Если бы он никак не отреагировал, то значит, как бы и не очень-то мне и надо… Видишь, бороться за любовь надо до конца!
– Да что ты знаешь о нём теперешнем! Может, приедет, а ты увидишь, что он совсем не то, что ты себе нафантазировала?
– То, то! Это мой мужчина!
Подошел Георгий.
– Что за праздник, а я не в курсе?
– Ой, Гоша, тут без пол-литра не разберёшься! Пошли вот лучше к маме с детьми. – проворчала Ниночка, уводя его под руку от обезумевшей от счастья дочери, чтобы та раньше времени не наговорила отцу лишнего. – Догоняй, дорогая!
– Бабушка с детьми в кафе, вылет ещё через три часа, пошли и мы поедим. – сказал Георгий, оглядываясь на дочь. – Инна, у нас посадка начинается через час на Ереван, ты слышала? Пошли, попрощаемся с Ниниными родственниками.
– Иди пап, я догоню через минуту.
– Догонит, оставь её.
Самолёт благополучно доставил их в Ереван, и опять все зажили в своих странах, в своих заботах и делах. Все, кроме Инны с Имадом.
Бурная радость Инниной победы, как это обычно у неё бывало, вскоре сменилась грустью и апатией. Имад сам не звонил, только когда звонили Анжела или Ахмед он под конец просил позвать её на пару слов. И это были обычные пару слов, как говорится, «о погоде, о море, о женщинах», отчего Инне стало казаться, что она приняла его тогдашнее заявление слишком серьёзно, а возможно, это и просто была шутка.
Она стала нервной, похудела ещё больше, часто закрывалась у себя в комнате и часами просто лежала. Кроме занятий почти никуда не ходила и мало кого принимала у себя. Музыка из-за её двери становилась всё грустнее, потом вообще перестала включаться.
Через полгода таких страданий, она внезапно появилась в прекрасном платье с уложенными волосами на пороге кухни, где Ниночка стряпала ужин, и заявила:
