Уолтер Керн - Мне бы в небо
А может быть, в портфеле лежит отслеживающее устройство Морса, и я могу спятить от радости, стоит мне отковырять «жучок» от подкладки. Найти «жучок» — как это, должно быть, восхитительно. Обрести физическое воплощение своих страхов. Держать в руке маленького злобного бесенка, слушать его гудение, жужжание или тиканье и понимать, что он работает, — а потом вдруг гаркнуть прямо в ухо врагу. Хотел бы я повидать человека, который такое проделал. Наверное, в результате он обрел несокрушимый дух. Я предложил бы ему стать корпоративным лектором.
Я пускаю Джулию за руль. Привык к тому, что меня везут. Мы едем на север, в сторону Шайенна, а там свернем на шоссе I-80 и перевалим через Большой Бассейн, по следам мормонских поселенцев. Говорят, можно еще увидеть колеи, выбитые колесами их фургонов и телег. Мы минуем детские могилки и то место, где Бригам[5] расстелил свой тюфяк. Я никогда не ездил этим путем, но летал здесь, и у меня исчерпывающее представление о маршруте и его опасностях. Запад некогда доставлял людям столько проблем, в первую очередь потому, что они были не в состоянии заглянуть по ту сторону гор, — но теперь нам это под силу, и все изменилось.
Возможно, это лучшая машина, которую Джулии доводилось водить, и она обращается с ней крайне уважительно. Обе руки на руле, прямая, точно у военного, осанка, максимум внимания к зеркалу заднего вида и к поворотникам. Она испугана. Товары мирового класса имеют способность угнетать, особенно тех, кто редко берет машины напрокат и полагает, что водить арендованный автомобиль противозаконно, как будто это мошенничество или, наоборот, редкая честь. Что касается меня — я обращаюсь с прокатными машинами сурово и без сожаления, прекрасно сознавая, что их стоимость уже окупилась десять раз и что в конце концов их продадут с большой выгодой. Впрочем, приятно наблюдать более мягкий, естественный подход. Да не умрет вовеки нежность. Это — своего рода отдохновение для всех нас.
— А что если свернуть вправо, а не влево, когда доберемся до Вайоминга? — спрашивает Джулия. — Поехать в Миннесоту? Я подумала — это же так просто. Свернуть, и все. Пусть остальные сами о себе позаботятся. Свадьба. Кейт. Он уже проложил провода для газонокосилки.
— Это чудовище, которое ты видела в офисе, заставило тебя призадуматься. Красные тележки и кукурузные поля — по-моему, неплохо.
— Теперь все по-другому. Мы пьем эспрессо. Хороший эспрессо. Мама на него просто подсела. Берт тоже.
— Душка в стесненных обстоятельствах. И на что это похоже? Он стал еще очаровательнее или начал бросаться на людей?
— Берт теперь — часть семьи. Вам нужно поближе познакомиться, Райан. Он знает много замечательных историй. Он прожил длинную интересную жизнь. Водил бронированный грузовик в Мэйсон-сити, прежде чем открыть питомник, а какой-то парень, тоже шофер, однажды накачал Берта наркотиками, связал, загнал грузовик в лес и попытался его ограбить, но, чтобы открыть фуру, ему был нужен ключ, и, когда он нагнулся, чтобы забрать его у Берта, тот откусил ему ухо. Все ужасы, которые показывают в кино, бывают на самом деле. Ты удивишься, но Берт многое повидал.
— Он добр с мамой, больше меня ничего не волнует. А историй я слышал предостаточно. В том числе и правдивых.
— Берт не врет. Он не стал бы ничего придумывать. Он рассказал, что однажды принес настоящую клятву на крови. Вскрыл небольшую вену на руке, набрал крови в ложку и выпил, а потом окровавленными губами произнес десять заповедей, глядя в зеркало.
— Оригинальная история.
— Потому что он соврал одному парню, а тот на следующий день случайно из-за этого погиб. Таким образом Берт примирился с Богом. Вот что он за человек.
— Сумасшедший фанатик?
— Нет. Просто любит давать обещания. И самое удивительное — он их держит. Он поклялся, что не будет есть сладкое — я сама слышала, — и с тех пор никто не видел, чтобы Берт хотя бы клал сахар в кофе. Как будто все сладкое исчезло и больше для него не существует. Он укрепляет свой дух.
— Хватит с меня черной магии. Как там мама?
— Сам знаешь, мама есть мама. По возрастающей. Увидишь.
— Хорошо здесь, правда? На уровне моря.
— Для меня не очень-то большая перемена. Ты знаешь, что я беременна?
Я застигнут врасплох.
— Нет.
Я догадывался, но это все равно застает меня врасплох.
— Так чем ты все-таки занимаешься, Райан?
— Ты сказала, что беременна. Давай вернемся к этому вопросу.
— Не спеши. Мне всегда было интересно, чем занимаются люди. Сколько есть на свете разных дел. Вот почему тот год в Чикаго меня чуть с ума не свел. Все мои знакомые занимались совершенно разными вещами. Один торгует золотом — еще не найденным. Другой судится с врачами — но только с кардиологами. Третий летает по стране и учит хозяев зоопарков, как проектировать клетки для разных животных. Интересно, делает ли еще хоть кто-нибудь нечто нормальное? Кто шьет рубашки, например? Кто собирает яйца из-под кур?
— Я и понимаю и не понимаю, о чем ты.
— Мы — Кара, мама и я — говорим о тебе, но, по большей части, гадаем и выдумываем. Мы знаем, что ты чем-то занят, — возможно, ты даже говорил нам, но это так сложно, что мы не понимаем. Неужели именно это ждет и моего малыша?
В кармане у меня гудит мобильник — виброзвонок отзывается в грудной клетке, чуть ниже сердца. Я не обращаю на него внимания — сейчас речь о жизненно важных вещах, по крайней мере для одного из нас.
— Неужели мой ребенок вырастет и станет каким-то… обломком? Что случилось с ковбоями, с шахтерами?
— Лучше выходи замуж за Кейта. По крайней мере, попытайся.
— Кто бы говорил.
— Она меня бросила, — отвечаю я. — Вернула кольцо. Я тебе покажу. Оно у меня с собой. В сумке.
— Ты осуждаешь Берта, а сам еще хуже.
— Какой у тебя срок?
— Сейчас он размером со сливу. Две недели назад был с орех.
Снова телефон. С точки зрения моего отца, все телефонные звонки, не содержавшие призыва о помощи, были просто посторонним шумом, наподобие телевизора, и следовательно, не могли претендовать на внимание. Времена меняются.
— Алло?
Скверная связь. Помехи на линии.
— Это Линда. Наконец-то. Где ты?
Женщины всегда об этом спрашивают. Мужчины — нет. Мужчинам достаточного того, что ты жив и в пути. Они знают, что остальное — детали.
— Я в такси, еду из «Ситака».
Джулия смотрит на меня. Вокруг судьи. Впрочем, я не то чтобы лгу. Если бы поездка пошла по плану, я был бы сейчас именно там — ехал бы от «Ситака». Честно говоря, я сильно к нему привязан. В смысле, к плану. В нем была своя красота, и я хочу его почтить. Возможно, на каком-то уровне он мне абсолютно соответствует — один из пинтеровских «артефактов сознания». В пример Пинтер приводит утраченные формулы алхимиков, которые он якобы видел во сне.
— Как странно. Кто-то видел тебя у нас, — говорит Линда. — В Денвере.
— Я вылетел оттуда.
— И не зашел?
— На этой неделе у меня много дел. А что случилось?
Линда что-то кому-то говорит. Она на работе — а значит, у нее могут быть важные новости. Она серьезно относится к делу. Думает, что стоять на страже у «Компас клаб» — важное занятие.
— Это снова я. Не сердись, просто послушай, ладно? Я попыталась найти тебя через компьютер, и я знаю, что ты не в Сиэтле. Ничего не говори. Прежде чем я объясню, зачем я проверяла твои рейсы, ты должен кое-что узнать… это касается твоего счета.
— Погоди, — говорю я и прошу Джулию остановиться. Не хочу выехать из зоны связи. И лучше стоять на месте, когда я это услышу. — Говори. Я слушаю.
— Я знаю, как ты охотишься за своим миллионом. Ты об этом говоришь почти безостановочно, поэтому я в курсе, насколько это для тебя важно. Некий символ.
Мне досадно, что Линда считает именно так. Это бестактно и небрежно, она меня унижает. Символ — «галочка» в логотипе «Найк», а у меня все не так. Мои мили — это жизнь, это я; и женщина, которой я якобы не безразличен, должна бы понять.
— Я знал. Они меня дурачили.
Я нашел своего «жучка». Я зол, взволнован и жажду справедливости.
— Линда, подожди. Не клади трубку.
Я поворачиваюсь к Джулии, которая смотрит в окно и по-прежнему держится за руль, хотя зажигание выключено. Она, по своему обыкновению, ушла в себя — так бывает, когда кто-либо начинает командовать, не посоветовавшись с нею и даже не удосужившись объяснить. Я подозреваю, что сейчас передо мной ее душа.
— Джулия! Джули! Кое-что случилось. Разворачивай машину, нужно вернуться в аэропорт.
Она качает головой.
— Да, ты устала, я знаю. Пожалуйста, поворачивай.
— Нет.
Я временно сдаюсь и снова заговариваю с Линдой. С моим «жучком».
— Что там стряслось? Выкладывай.
— Кто-то выкупал билеты в обмен на мили. Я тебя знаю — а потому поняла, что это не ты.
