Уолтер Керн - Мне бы в небо
— Я в процессе. Возьмем напрокат машину и поедем своим ходом.
Нужно выбраться из аэропорта. Немедленно.
Со своей карточкой «Маэстро даймонд» я без труда преодолеваю формальности, и десять минут спустя мы уже сидим в машине, смотрим, как в ветровом стекле вырастает Денвер, и покачиваемся в такт христианскому року. Джулия открыта любому приключению — это источник большинства ее проблем. Она плывет по течению. Обаяние сестры проистекает из ее постоянной готовности, и Кейт, если он действительно такой тупица, каким она его описала, никогда не зачерпнет из этого источника. Ну и хорошо. У Джулии есть свойства, о которых лучше не знать посторонним.
Для КСУ я уже умер, но они пока не в курсе; служащий на парковке приветствует меня, подняв большой палец, и поднимает шлагбаум. Мы спускаемся в катакомбы и занимаем привычное место, на котором еще видны пятна охладителя из моей злополучной «тойоты». Когда мы выходим, какой-то мужчина, которого я видел в коридорах и вестибюлях и неизменно считал ровней — хотя откуда мне знать? — замирает как вкопанный и смотрит на меня. Он поднимает руку в неуклюжем жесте приветствия, потом теребит галстук, разворачивается и уходит. Поблескивает начищенная обувь, слышится эхо торопливых шагов. Я запираю машину и иду вместе с Джулией к лифту.
— Ты уверен, что мы не зря приехали? — спрашивает она. — У тебя никаких неприятностей?
— А что?
— Твои плечи. Расправь их. Выдохни. Медленно.
— Массажная школа?
— Навык остается. Глаз становится тренированным. Там, в аэропорту, у людей как будто сокращается позвоночник. Они словно делаются на шесть дюймов ниже, чем на самом деле.
— Ты думаешь, вне аэропорта они станут выше?
— Они похожи на лилипутов. На крабов.
Смысл этого замечания остается для меня неясным. Мы поднимаемся на нужный этаж — ничего не изменилось, за исключением картин. Артемис Бонд, наш штатный мормон, пожертвовал фирме уйму написанных маслом пейзажей, которые, по слухам, стоят миллионы, хотя я сильно удивлюсь, если это правда. Здание фирмы, этаж за этажом, наводняют изображения трубящих лосей, пум на дереве и летящих куропаток; заметив водоплавающих птиц, я осознаю, что наступил сентябрь. Искусство — наша единственная связь с природой. Энергосберегающая обшивка окон лишает дневной свет всех красок спектра, так что кожа у людей приобретает оттенок старого тусклого никеля. Бумага, напротив, делается такой яркой, что на нее невозможно смотреть, и секретари обычно увольняются с астенопией. Один даже подал в суд и, возможно, выиграет процесс. Известные мне люди, которые убедили судей в том, что их уволили несправедливо, — это своего рода космонавты, они витают на орбите, точно в изгнании, и никто не ждет их на Земле.
Джулия следует за мной мимо целого ряда перегородок, за которыми сидят амбициозные младшие директора, в перенаселенную часть здания, где расположены кабинеты побольше — это значит, что мы приближаемся к святая святых. Воздух кружится и завихряется от знакомых мыслей — страх львиного логова, которое расположено чуть дальше по коридору, надежда на ничем не потревоженный краткий отдых у ксерокса или факса, соблазн свежесваренного кофе без кофеина. Мой секретарь отрывает глаза от работы — я споткнулся о какой-то провод — и пытается выставить себя в наилучшем свете — поддергивает обвисшую кожу вокруг глаз.
— Вот и вы, — говорит он.
Я указываю Джулии на свой кабинет, где есть кресло в форме сердечка. Точнее, укороченная софа. Ее форма — загадка для меня.
Секретарь двумя движениями откатывается от стола. Видимо, я представляю собой редкое зрелище.
— Есть сообщения?
— Парочка. С отелем в Лас-Вегасе все улажено. «Гора Олимп». Отель переполнен, так что пришлось взять номер из двух комнат. Говорят, там есть музыкальный автомат и стол для бильярда.
— Как мило.
— Вы так думаете? А у меня мороз по коже. Мистер Бингам, один, в номере отеля, оттачивает удар и прослушивает пластинки…
— Ничего страшного. Не звонила ли некая Алекс?
— Кажется, нет. Только та дама из авиакомпании, которая разговаривает как Женщина-кошка. Она каждые два часа звонит. Хочет ваш мобильный. Но я храню молчание.
— Это Линда. Что ей нужно?
— Она не сказала. У нее что, действительно такой голос?
— Никогда не обращал внимания. В следующий раз дайте ей мой телефон. Ничего насчет той встречи в Омахе?
— Нет. Из «Грейт Уэст» прибыл ваш чемодан. Я прислонил его к креслу. У вас галстук перекрутился.
У меня всего один чемодан, и сейчас он со мной. Я захожу в кабинет, закрываю дверь и вижу темно-красный чемодан с золотистыми застежками, который вполне мог быть в моем вкусе несколько лет назад, но только не после того, как я начал читать «Джентльмен куотерли». Ярлычок, свисающий с ручки, надписан мои почерком, выцветшими синими чернилами.
— Это не ты ли на фотографии? — Джулия сидит в кресле, с журналом на коленях.
— Я. Тот, кого они держат на плечах.
— А почему вы без рубашек? И что это за веревки?
— Мы лазили по скалам в Брис-кэньон. Это часть программы. Ответственность перед лицом природы. Мы ели дикие растения. И вырубали стрелки на камнях.
— Одна из тех штук, когда ты падаешь спиной вперед, а остальные тебя ловят?
— В этом случае тебя не ловят, а позволяют упасть. А потом становятся сверху.
Я поднимаю чемодан. Он легкий, но кажется полным. Трясу его. Бумага. На замке — комбинация 4–6–7. Некогда я возил с собой дорогой карманный нож — подарок от одной из топливных компаний в Уэйко, в благодарность за то, что им удалось безнаказанно уволить одиннадцать второразрядных менеджеров (трое из них меньше чем за год до того были включены в пенсионный план, который с тех пор приказал долго жить), — но его забрали охранники аэропорта, которые измерили длину лезвия и сказали, что я нарушаю закон. Я мог бы воспользоваться чем-то подобным, чтобы открыть чемодан. Я роюсь в барахле, лежащем в среднем ящике рабочего стола, — всякие дешевые рекламные безделушки — и ищу что-нибудь длинное, острое и достаточно прочное, но удается найти только серебристую линейку, которую я стянул на прошлогодней конференции «Цели и задачи». Эта штука не металлическая, она хрупкая, как вафля; когда я подсовываю ее под шарнир замка, линейка ломается.
— С возвращением из юдоли слез. Райан Б. Скорбное величие и пятна от кофе, которые так и не удалось вывести с помятого воротничка.
Я уже давно пришел к выводу, что этот человек недостоин того, чтобы ради него производить дополнительные мышечные усилия, но, возможно, в кармане у него есть нож, поэтому я поднимаю голову. Он неизменно оскорбляет мои органы чувств. У него раздутые, как у собаки, ноздри, которые неустанно вынюхивают кровавые следы. Клоунские брови, вечно поднятые и усыпанные отмершими чешуйками кожи, которые разлетаются, когда он смеется — он делает это, заложив обе руки в карманы, как будто где-то в районе мошонки есть выключатель, которым нужно щелкнуть. Крейг Грегори, начальник отдела кадров. Много лет назад он подошел ко мне в нашем корпоративном спортзале, положил на стойку гантели, с которыми я упражнялся, взглянул в мои чистые юношеские глаза и сказал: «Начинается спад. Топоры опускаются. Много вони. Много страха. Я знаю, однажды тебе снова захочется в отдел маркетинга, но сейчас королевская армия нуждается в гробовщиках, которые очистят поле брани. Говоришь, тебе это по нраву? Фокус-покус — получай отличную страховку, плюс покрытие расходов у окулиста. Ступай с богом».
Крейг улыбается и держит одну руку в кармане. Вторая нырнет в другой, как только я чего-нибудь попрошу.
— Ты подвел нашего техасского клиента. Ничего страшного. В Штате одинокой звезды, на фоне неба, жизнь течет так медленно, что через год эти лентяи-ковбои будут по-прежнему стоять у той же кормушки. А еще они выписали несколько неразборчивых чеков, поэтому я скажу — хрен с ними. Пропади они пропадом.
Я бросаю взгляд на Джулию, которой вовсе не нужно это слышать. Она встает. Старая семейная телепатия по-прежнему работает.
— Где туалет? Мне нужен ключ или что-нибудь такое?
Обе руки в карманах. Крейг Грегори готов к бою. Это в его вкусе — игнорировать постороннего, пока он не сможет обратить чужака в ничто.
— Пароль. «Сезам, откройся, я очень хочу пи-пи».
— Спроси у секретаря, — говорю я. — Крейг, это моя сестра Джулия. Доказательство того, что я родился от женщины, а не развился из споры, как ты.
Они соприкасаются руками, и Джулия исчезает. Надеюсь, ее не будет долго.
— Я серьезно, Райан. Ты был прав насчет Техаса — они не просто сокращают размеры, а идут ко дну. Здесь, в КСУ, не принимают игрушечных денег. Абсолютное доверие и кредит в банке «Паркер бразерс» — этим сыт не будешь. Старая тактика. Никаких pro bono,[4] пока сам Господь не распорядится иначе.
