Уолтер Керн - Мне бы в небо
— То есть, иными словами, вы несете всякую чушь, — сказала Джулия, пока мы катили через Вайоминг. — Удивляюсь тебе. Удивляюсь тому, что у тебя такая работа.
— Я рассказываю, чему меня учили. Речь не о том, на что я надеялся. Это был панорамный взгляд в прошлое.
Когда мне в КСУ впервые разъяснили суть КВПР, это выглядело иначе, — КВПР предстали передо мной как этическая революция в американской деловой практике. Да, они служат целям обедневшего работодателя, сокращая количество потенциальных судебных исков от уволенных сотрудников. Да, по большей части компания-клиент утешается этой неуклюжей мерой, но так ли все плохо? КВПР ранят чувства людей? Нет, кое-кому они даже помогли. И не одному. Были исследования, которые это подтверждают.
Первое поручение по части КВПР занесло меня в край прерий — в Давенпорт, штат Айова, охваченный хронической депрессией город, где располагалась «Оцеола корпорейшн» — компания по производству тяжелой техники. Их экскаваторы и тракторы в огромном количестве скапливались у дилеров, предлагались за бесценок и все-таки не продавались. Корпоративные акции превратились в макулатуру. Были неизбежны сокращения — и грозный час настал.
Мне отвели маленький кабинет с бежевыми стенами, в задней части обшарпанного кирпичного здания фирмы, с видом на реку, и наказали позаботиться о семи сотрудниках, которых увольняли последовательно, по одному в день, и отправляли на консультацию, прежде чем их слезы успевали высохнуть. Это были мужчины средних лет, семейные, и все, за исключением двоих, спрашивали, в чем их вина, на что я отвечал: «Ни в чем. Вините ссудный процент. Низкие товарные цены. Общемировая проблема». Один из них, коренастый, с лицом, похожим на мясной пирог, в костюме, сшитом так, чтобы скрыть брюшко, ошибочно принял меня за священника, заставил преклонить вместе с ним колени и принялся читать молитвы по бумажке, которую вынул из бумажника. Другой спросил, рискну ли я позвонить его жене и повторить ей про ссудный процент.
Я в течение двух недель давал консультации. Компания отвела своим изгоям комнаты рядом с моим кабинетом — там они могли делать звонки, умолять о помощи, заполнять бесчисленные тесты и бланки, пытаясь обозначить свои плюсы и минусы, цели и устремления, привычки и чувства. Я оценивал эти записи, интерпретировал результаты и каждому вручил «карту самооценки», пять машинописных страниц, на память. Один из клиентов сжег свою карту у меня на глазах, но большинство жадно ухватило листки и принялось изучать с любопытством египтологов, которые разбирают иероглифы на гробнице.
Троим это, кажется, помогло. Они пережили последовательно раскаяние, гнев, отчаяние и, наконец, нечто вроде смирения, если не надежду. Мои ясноглазые выпускники. Настоящие бойцы. Четвертый предпочел гнев, и через несколько месяцев его арестовали агенты спецслужб — он въехал на дизельном тракторе в толпу, собравшуюся послушать одного из кандидатов в президенты. Еще трое остались для меня загадкой. Замкнулись. Как ни странно, именно они первыми нашли новую работу, в то время как двое моих лучших учеников так этого и не сделали — даже год спустя, когда я перестал следить за их судьбой.
Потом я научился не отслеживать бывших клиентов — так советовали ветераны нашего дела. К сожалению, этот необходимый навык — забывание — развился у меня не только благодаря силе воли, но и из-за прогрессирующей рефлексивной потери памяти. Я научился жить, устремляясь исключительно вперед, и не жалею об этом. У человека нет иного выбора, если он хочет работать; в наше время работа — это все. Попробуйте продавать акции прошлогодним покупателям. Невозможно. То же самое, что продавать тракторы предкам своих клиентов.
В общем, когда самолет покинул Давенпорт (первое мое путешествие в просторном носовом салоне), я был абсолютно уверен, что принес немного добра и уж точно никому не навредил. Неплохое начало — и оно утвердило мой путь на многие годы. Были, разумеется, и времена упадка, но КСУ подбрасывала мне достаточно павших духом исполнительных директоров — Арта Краска и других, — чтобы я мог кое-как перебиваться. Растущие проблемы с памятью, в общем, меня не тревожили, потому что тогда в моей жизни было мало вещей, достойных запоминания, — а еще потому что я развил некоторые регулярные привычки. Как следует собери вещи, взяв с собой необходимое, потом погрузись в Небо, со всеми его услугами, и высшие психические функции станут излишни. Такова благословенная природа Неба — и я по ней буду скучать.
— Это твоя речь? — спросила Джулия. Мы достигли Джилетта — города, который вырос в мгновение ока на месторождении природного газа; пламя там порой вырывается из-под земли высокими столбами, а олени перебегают дорогу стайками по шесть-семь особей.
— Наброски. Основная мысль.
— Она чертовски длинная. Просто покажи им шиш и на этом закончи.
— Мне предстоит обращаться к загрубевшим профессионалам. Нужно пробивать их броню чешуйка за чешуйкой.
Я намереваюсь достичь цели, поведав о «Вигораде». Немногие из моих слушателей могут похвастать подобной историей в собственной практике, и я надеюсь рассказать ее как следует, без лишних словесных завитков и при минимуме МДА-шных абстракций.[6] Впрочем, не утверждаю, что они должны прослезиться. Пусть смеются. Я покидаю пост. И мне не нужны последователи. Я всего лишь хочу публично истечь кровью. Желательно на рубашку Крейга Грегори.
Компания «Вигорад» располагалась в Сан-Диего и продавала различные спортивные напитки с «секретной формулой», которые со временем приобрели занятную репутацию в колледжах и прочих местах обитания молодежи — считалось, что они производят эйфорический, слабонаркотический эффект, будучи выпиты в большом количестве или вперемешку с алкоголем. Фирма была маленькая, продукция — узконаправленная, но фанатизм молодых клиентов достиг безумных пределов. На какое-то время. Беда разразилась, когда инициативная группа родителей, восставшая против «езды под градусом», раздобыла менеджерский отчет, в котором обрисовывалась стратегия рекламной атаки юнцов при помощи мифа о коктейле из «Вигорада» с водкой. Посыпались жалобы и групповые иски. Поначалу количество продаж взлетело благодаря фурору, но вскоре подъем прекратился, а потом пошел спад. Директоров компании, которые разбогатели, сделав ничем не примечательный напиток одной из городских легенд, вызвали «наверх» и велели вытряхнуть содержимое рабочих столов — иначе охрана, отряженная на поиски документов, потенциально опасных в руках противника, сделает это за них.
Я давал консультации трем главным менеджерам по продажам и маркетингу. Одна женщина, двое мужчин. Они были в ярости. Буквально выли. На сей раз, впрочем, я им не сочувствовал. Они сами создали себе проблему — именно эти люди стояли у истоков замысла. Судебные баталии уже начались, страсти кипели, а потому моей задачей было нейтрализовать угрозу, исходившую от троих «посвященных», которые могли в отместку пустить ко дну все предприятие. Никакой сентиментальной болтовни по поводу раскрытия истинных способностей. Я работал на руководство. Неофициальный Бингам.
И меня хорошо вооружили. Не считая обычной душеспасительной литературы, Крейг Грегори всучил мне пачку психологических тестов, составленных где-то в недрах КСУ. Тесты я видел впервые. Они были странные. Некоторые вопросы казались неуместными и не давали покоя. «Вы — космонавт, который в составе экипажа из трех человек отправлен на Марс; во время полета вы случайно обнаружили, что запасов воздуха достаточно лишь для двоих. Вы: а) сообщите прочим членам команды и примете участие в принятии решения; б) договоритесь с одним из членов команды убить третьего; в) освободите их от необходимости выбирать, покончив с собой».
Как и было велено, я провел тестирование, подсчитал баллы согласно имеющимся «ключам» и сверился со справочниками, чтобы выяснить значение результатов. Итоги меня поразили. Все трое, судя по всему, страдали от сильнейших личностных расстройств, предрекающих им минимальный карьерный рост — или даже никакого. Это были какие-то мутанты. Уроды. Исковерканные образцы человеческой расы. Может быть, я допустил ошибку? Всему виной мои справочники? Я переслал результаты в КСУ, там их проверили вторично и подтвердили правильность моих заключений, наказав хранить их в секрете, чтобы не волновать и не озлоблять клиентов. Честно говоря, я испытал облегчение. Я продолжал давать консультации, сосредоточившись на светлой стороне безработицы, а потом собрал вещи и полетел в другое место. Меня беспокоило лишь одно. Если эти люди действительно страдали от психологических расстройств, как показали тесты, то не следовало ли предложить им помощь специалиста?
Как уже было сказано, к тому моменту я перестал отслеживать судьбу бывших клиентов, но эти трое меня заинтриговали. Они были особенными. Уникальными. Я наводил справки о них через три месяца, полгода, год. До истечения трех месяцев один из них умер. Женщина. Покончила с собой, наглотавшись выхлопных газов в закрытом гараже. В предсмертной записке она во всем винила жестокого мужа; когда подняли старые полицейские досье, выяснилось, что тот регулярно избивал ее в течение многих лет, неоднократно оказывался под арестом, но неизменно выходил на свободу, потому что жена отказывалась подавать в суд.
