Станислав Новицкий - Запуск разрешаю! (Сборник)
— Еще как может, — отвечаю. — Пойдем, убедитесь сами.
На шум явился дежурный милиционер. Козыряет.
— В чем дело, гражданин?
Я снова начинаю:
— Бардак, — говорю. — Поезд ушел раньше времени.
— А вы, извините, кто такой?
— Телевидение. Программа «Стоп-кадр»! — показываю удостоверение. — Сколько на ваших?
— Пять. Без трех минут.
— Отправление по расписанию в семнадцать ноль-ноль.
— И что?
— Ушел в шестнадцать пятьдесят пять. У меня полно очевидцев.
— Не может быть, — говорит сержант.
— Будете свидетелем, — говорю. — Пошли к дежурному по вокзалу.
— Подождите, — кричит кассирша. Дайте хотя бы кассу закрыть.
Ждем. Потом идем вместе. Я, кассирша и милиционер.
— Давайте, — говорю, — еще свидетелей найдем. Незаинтересованных.
Остановили двух женщин. Сверили часы. Ровно семнадцать. Я рассказал все о поезде. Еле уговорил проявить гражданскую сознательность. Вместе идем в кабинет начальника вокзала. Она сидит за широким столом, разговаривает по телефону как ни в чем не бывало… Ждем, пока закончит. Наконец положила трубку.
— Что вам, товарищи?
Я без обиняков, прямо в лицо высказываю все свои претензии. Требую составить протокол.
— Не может быть, — говорит начальник. — У нас поезда раньше времени не ходют.
— Еще как ходют. Пошли на улицу, — говорю. — Со свидетелями.
Вышли всей толпой на перрон. Гляжу, а с первого пути тронулся и медленно-медленно поплыл мимо нас какой-то состав. Присмотрелся — ё-мое! Наш.
— Вот, — говорит начальник вокзала, — ваш поезд. Ровно по расписанию.
— А до этого какой ушел?
— Никакой. Просто откатили два вагона. Пассажиров-то сейчас мало.
Сначала вся компания молча смотрит на меня. Затем кассирша и свидетели, подхватив животы, медленно сползают вниз. Ищу, куда бы провалиться.
Вдруг шум, гвалт. Яркий свет в глаза. Подбегают Глебыч с камерой, осветитель, звукооператор. Начинают работать. Насобачились хватать людей врасплох! Сколько таких сюжетов наснимали. Сотни! Звукорежиссер привычно вкладывает мне в руку микрофон. Я автоматически сую его в лицо «жертве».
— Вот, — не растерявшись, гордо сообщает начальник вокзала, глядя прямо в объектив. — В стране бардак, а поезда идут по расписанию.
Вернулись на студию. Позвонили Ваничкину. Сказали, чтоб к вечеру не ждал. Приедем утром.
В поезде поспать не удалось.
Всю ночь за перегородкой в штабном купе слышались пьяные разговоры проводников. Иногда бригадир поезда кричал по громкой связи:
— Тридцать третий, ответьте срочно. Тридцать третий, ответьте бригадиру поезда… Машинист локомотива тридцать три, ответьте срочно!
— Чего надо?
— Это бригадир говорит. Почему не отвечаете?
— Так че надо?
— Как поедем дальше? Как поедем дальше? Прием.
— Как-как? По рельсам, — недовольно отвечал машинист.
— Понял. До связи.
Через четверть часа.
— Тридцать третий. Ответьте срочно…Ответьте бригадиру поезда…
— Че нада…
— Как поедем…
Во всем вагоне никто не спал, но и связываться с полусумасшедшим бригадиром желающих не наблюдалось…
— Кипяточек, кипяточек, свежий кипяточек! — кричал он в два часа ночи. — Подходи за чаем! — Потом засыпал. Вздрагивал на остановках. — Какую станцию проехали? — спрашивал дурным голосом пассажиров, шедших мимо служебного купе.
Всю ночь они сами на станциях открывали дверь вагона. Сами себя впускали и выпускали. Даже подкидывали уголь в топку.
— Смотри у меня! — иногда кричал бригадир. — Зайцев не потерплю! И чтоб никакого перерасхода топлива! Тридцать третий, ответь бригадиру…
На вокзале встретил нас энергичный Ваничкин. Сказал, что все в порядке. Практически со всеми он договорился. Охрана за три ящика водки пропустит телевизионную бригаду через КПП на стартовую площадку. Там позволят снять монтажно-испытательный корпус и сборку ракеты. Ночью планируется нанесение рекламы на «изделие». В запасе у художников семь-восемь часов, не больше.
— Картинки привез?
Я достал из папки договоры на размещение рекламы и прикрепленные к ним логотипы компаний. Почти все они были напечатаны на цветных принтерах и выглядели довольно симпатично. Приложил мешок с логотипом банка. Общее впечатление смазывала реклама водки «Черная смерть» с черепом и костями. Ваничкин скривился:
— Могут быть проблемы. Плохой знак. Как бы не грохнулось изделие с таким рисуночком. Там, — он прижал фуражку рукой и посмотрел в небо, — могут не одобрить. Кроме того, запускаем интеркосмос.
— Это что значит?
— Иностранцы могут не понять. Вот что значит. Их человек двадцать приехало. Монтируют спутник. Ладно, херня война — главное маневры, — сказал Ваничкин. — Прорвемся. Сейчас — в гостиницу. Двести сорок минут на сон.
Он посмотрел на часы: — Заметьте — «Ракета». Могу достать по дешевке.
Вся наша группа показала Ваничкину запястья с часами «Ракета», купленными у него еще в прошлый приезд. Ваничкин стукнул себя по голове:
— Забыл. Вперед шагом марш! До восьми поспите. Потом завтрак — и на площадку. Рекомендую всем тепло одеться. Ехать километров сорок, не меньше.
Поспать в номерах так и не удалось. Дощатые перегородки обветшавшей гостиницы легко транслировали даже негромкий шепот. Только легли на скрипучие металлические койки, как в соседнем номере громко хлопнула дверь. Стены нашей комнаты гулко задрожали. Отчетливо послышались шаги. Пара бутылок со специфическим звуком водружена на стол.
— Еще пить будешь? — спросил низкий мужской голос.
— Буду, — просто и без жеманства ответил женский. Послышалось бульканье и отвратительный скрип железа. Кто- то сел на солдатскую койку.
— Вот консервы — закусывай.
Недолгая пауза — и опять бульканье в стакане.
— Еще?
— Нет, больше не хочу, — просто и без раздумий ответила девушка. (Может, это была зрелая женщина. Но постояльцам в соседних номерах представлялось, что это именно девушка, молодая и красивая.)
— Я буду, — сказал кто-то из соседнего номера. Девушка поперхнулась и закашлялась.
— А ты вообще спи, — крикнул ее ухажер.
— Кто это? — испуганно спросила девушка.
— Да так. Не обращай внимания.
— Здесь все так слышно…
— Это они на запах проснулись.
— Так точно, на запах, — подтвердил голос. — Калинин, шнапс остался? Занеси полбанки.
— Заткнитесь, придурки, — самим мало.
В диалоге нескольких комнат возникла пауза.
— Ты обещал рассказать про ракеты, — начала девушка.
В соседних комнатах прыснули, давясь от смеха.
— Ладно. Отбой, — глухо сказал Калинин. Через минуту щелкнул выключатель. Послышался скрип. Кто-то наткнулся на стул в темноте. Под тяжестью тел жалобно застонали пружины.
— Ну, давай. Что ты. Ну что ты, — шептал Калинин.
— Тихо, нас слышат.
— Калинин, не приставай к девушке, — послышался чей-то голос. — Лучше расскажи ей про ракеты.
— Да, — поддержали соседи, — про три космических скорости. А то налил девушке стакан водки и думает, что теперь ему все позволено.
— А он ничего такого не делает, — заступилась за Калинина девушка.
— И не сделает, — сказал кто-то, проходя по коридору. — Куда ему. Лучше приходите к нам в тридцать седьмой номер.
Сразу же в нескольких комнатах громко заржали.
— Спите, придурки, — крикнул Калинин. — И это Военно-космические силы? Позор!
— Вот именно, — обиженно поддакивала девушка. — Такие же дураки, как в нашем леспромхозе.
Утром перед отъездом на стартовую площадку возникла заминка. Еще до первого КПП наш автобус догнала и остановила патрульная машина. На ступеньку запрыгнул лейтенант. Подозрительно осмотрел разношерстную публику. В салоне: инженеры, ученые из дружественных стран, несколько военных, столичные журналисты.
— Здесь группа военной кинохроники?
— Так точно.
— На выход.
Оказалось, группа кинохроники нарушила строгие правила. Для них не отменяли особую инструкцию:
— Вам надо пройти специальный контроль и опечатать пленку, ввезенную для съемок, — объяснил лейтенант.
Группа возмутилась.
— Не беспокойтесь. Сегодня же пленку специальной машиной доставят на старт и выдадут на месте. Порядок есть порядок, — сказал лейтенант. — А это кто такие? — спросил он водителя.
— Иностранцы.
— Ученые?
— Интьеркосмос, — с акцентом сказал кто-то.
— Они наши. Из соцлагеря, — объяснил Ваничкин. — Понимают по-русски.
— Вижу, что наши. Welcome! Эй, кинохроники, — прикрикнул лейтенант, — мне ждать некогда. С пленкой на выход. Режимный объект, — извинился он перед иностранцами.
Те улыбнулись.
