Богдан Тамко - Somniator
– Пойдем в кино.
Она шла рядом своими мелкими шажочками, опустив глаза и, наверное, сильно переживая по поводу только что случившегося, пытаясь найти причины моего странного поведения. Не стоило делать первый шаг? Или я все еще в обиде за опоздание? Бог весть что творилось в ее инфантильной головушке.
Мы сели в кинотеатре, как всегда, на последнем ряду, на диванчики. Людей было мало, я сразу прижал Лолиту к себе, чтобы хоть как-то успокоить ее нервы. Она укуталась в меня, как во что-то родное, а я чувствовал себя скотиной, играющей на ее первых зарождающихся чувствах. Лолита не смотрела фильм. Она рисовала узоры ноготками на моей груди с блуждающим взглядом и о чем-то усиленно думала. Я гладил ей волосы и смотрел кино, периодически наблюдая за состоянием девушки. Где-то в середине сеанса она приподнялась и опустила голову мне на плечо. Ее дыхание было горячим и частым – я быстро распознал знакомые симптомы. Как пела Земфира: «девочка созрела». Лолита хотела меня и хотела очень сильно. И куда деть столь новое для нее чувство, она не знала. Я сел поудобнее и, наконец-то, страстно, со всей отдачей поцеловал девушку. Чем закончился фильм, мне, к сожалению, узнать было уже не суждено.
– Ты голодна? – спросил я, когда мы вышли из кинотеатра.
– Да, – честно ответила Лолита.
– Поехали ко мне домой, я как раз только приготовил очень вкусный суп. Тем более, у меня не осталось денег на забегаловки, а отпускать я тебя никуда не хочу.
Впервые за два с небольшим месяца я привел Лолиту к себе домой. Квартира уже давно содержалась в нормальном состоянии, так что показать ее девушке мне было не стыдно. Я действительно покормил ее, причем не только супом, но и вторым, заварил свежий чай и поинтересовался, как она находит мою обитель. Скромняжка не сказала бы и одного отрицательного слова, даже если бы ей на самом деле что-то не понравилось, так что вопрос был бесполезным. Лолита допила чай, поставила кружку и посмотрела на меня преданным взглядом. Я ничего не предпринимал и так же глядел на нее в упор.
В конечном итоге моя сорвавшаяся с цепи малышка не выдержала и полезла ко мне с поцелуями. Я отвел ее в комнату и повалил на кровать. Бедная девочка вся задрожала от страха. Я ласкал ее очень долго, прежде, чем заметил, что боязнь исчезает, вытесняемая желанием. Только тогда я решил снять с нее кофту. Моему взору предстала небольшая, аккуратная грудь в простом бюстгальтере. Лолита вся вжалась, было видно, что она стесняется.
– Успокойся, – прошептал я ей на ухо, – все хорошо.
Я нежно покрыл все ее тело поцелуями, после чего снял лифчик. Девушка не сопротивлялась. Я знал, что приятно девушке, к тому же юной и чувствительной, совершенно незнакомой с этими ощущениями, поэтому мне удалось быстро расслабить Лолиту и заставить ее забыть о любых сомнениях. Вскоре она была передо мной совершенно голая. Миниатюрная и красивая, нетронутая Лолита лежала, готовая на все, согласная стать женщиной, а я смотрел на нее, одетый, и испытывал больший страх перед этим телом, чем она сама. До сих пор у меня были только женщины с опытом, уже кем-то до меня испорченные. Как вести себя с девственницей, я не знал, к тому же порочить девочку мне не хотелось, по крайней мере, так быстро. Лолита потянула руки к застежкам на моей одежде, но я отпрянул.
– Я хочу полюбоваться тобой, – нашел я первую пришедшую на ум причину.
Еще полчаса мы целовались, и я нежно гладил юное тело. Лолита так хотела меня, так была преисполнена желания и доверия, что меня это даже пугало.
– Ты, наверное, замерзла, – как-то задумчиво сказал я и стал одевать девушку. Лолита с растерянным взглядом нехотя натягивала на себя одежду и ждала в моих глазах хоть какого-то логичного объяснения. Не мог же я ей сказануть что-то вроде того, что у меня месячные или голова болит.
– Пойдем, я проведу тебя домой.
Обнимая девушку всю дорогу, я довез ее до места жительства и поцеловал в лоб.
– Скоро увидимся, – сказал я и ушел.
С моей шеи словно упал камень – я ее не тронул. Я знал, что весь вечер Лолита проведет в слезах.
И что мне оставалось делать в этой ситуации? Только звонить и «ездить по ушам». Молодая, несмышленая, наивная девчушка была готова отдать мне свои душу и тело, а я отказался. Это чревато чуть ли не душевной травмой в зависимости от того, что она себе там накрутит.
Лолита сидела в углу своей комнаты с большой мягкой игрушкой в руках и лила слезы. Она пыталась найти изъяны в себе и своем поведении, в теле, быть может. Временами ей приходилось чувствовать себя потаскухой и жалеть о том, что она сама предприняла попытку отдаться мне.
«Это был знак! Я не должна доверяться ему!»
Лолита собирала всю свою злобу в кулачки, потом разжимала их и отдавалась чувству влюбленности к своему герою, ко мне, в котором она еще не решалась себе сознаться. И тогда гнев отступал, а в голове возникали тысячи «почему».
«Я маленькая для него… Да, точно, я маленькая. Конечно, он может иметь красивых, зрелых женщин, зачем ему такая, как я? У меня нет такого тела, опыта, я ничего не умею.
Хотя нет… Он знал об этом, что раньше ему не мешало. Может, во мне какие-то изъяны? Или я слишком рано захотела всего, и его это оттолкнуло? И Наполеон теперь считает меня шлюхой! Да нет, как я могу быть такой. Может, он просто потерял ко мне интерес?
Точно! Я не предпринимала резких действий! Ему нравятся активные женщины! Но ведь я тянула к нему руки… В чем же дело?»
Слезы, самобичевание, истерика. Такая картина рисовалась в моей голове, пока я ехал домой. На самом деле я понятия не имел, что происходит с Лолитой.
«Все хорошо, маленькая», – отправил я ей sms, и мне стало немного легче.
Часть выходных я провел на работе, остальное время – за работой. Моя девочка осталась наедине со своими домыслами. Я даже не звонил ей, хотя прекрасно понимал, что после произошедшего это очень нужно было сделать. В понедельник я увидел Лолиту на прогоне спектакля. В пятницу должна была быть генеральная репетиция, а в субботу премьера. Пока я двигал ползунки на микшере, мне пришла в голову идея. Душевное состояние Лолиты оставляло желать лучшего, поэтому в таком настрое качество ее игры должно быть другим. Лучшим или худшим – покажет премьера. В общем, итак играя постоянно на чувствах девушки, я решил провести еще один эксперимент с ее эмоциями.
Всю неделю мы не пересекались. Я грамотно скрывался, а то, что Лолита из-за смятения не будет искать меня сама, я знал. Это было странное одностороннее общение. Я видел свою девушку, а она меня нет, наблюдал, как ее глаза мечутся на сцене в поисках меня, а сам спокойно сидел в темноте за оборудованием.
Пятница. Генеральная репетиция. Все по-настоящему, как на премьере. Я сижу за микшером и, раскрыв рот, восхищаюсь эмоциональностью игры Лолиты. Она так искренне произносит слова любви своему партнеру, что я даже местами ей верю.
«А что, если она со злости отдастся кому-нибудь? Первому попавшемуся. Лолита хороша собой, на такую девочку много желающих», – мелькнуло у меня в голове под слова девушки о том, что она умрет, если сценический герой не обнимет ее.
«Мало ли, что может прийти в голову неокрепшему девичьему разуму», – продолжали демоны в моей голове.
Я стукнул по микшеру и случайно полностью убрал голос у «возлюбленного» Лолиты. На сцене ничего не заметили и продолжали играть, как ни в чем ни бывало, а вот режиссер с бумажками в руках злобно глянул на меня и покрутил пальцем у виска. Я только позлорадствовал, что тот не мог в темноте знать наверняка, смотрел ли я на него и увидел ли его «пантомиму». Назло режиссеру я подольше подержал сцену без подзвучки и только потом отключил кнопку «mute». Балуясь с микшером, я невольно вспомнил Кристину, и у меня что-то защемило в душе. Да черт возьми, когда же эта девушка вылезет из моей головы! Вот же передо мной красавица-девственница, уже почти прирученная, так почему же я ночами продолжаю думать о химере из детства?
Я встряхнул головой, чтобы отвлечься и взбодриться. Лолита тем временем уже ушла со сцены, оставив за собой шлейф продолжительного взгляда в сторону окна рубки звукорежиссеров.
В тот вечер я работал и поздно пришел домой. Быстро поев и приняв душ, я завалился спать, чтобы с утра поехать в банк. Около полуночи я получил сообщение на телефон:
«Надеюсь, хоть что-то покажет мне, что тебе небезразлично мое завтрашнее нахождение на сцене».
Сначала я расплылся в довольной улыбке. Но потом, вчитавшись в текст, я не на шутку перепугался. Дело попахивало угрозой самоубийства. Я вспомнил себя в том же возрасте и уже не мог уснуть.
Да что такого я сделал! Раздел и не стал спать с ней! Должна радоваться, что нашелся дурачок, который еще думает о женской чести, а не классический «герой», который ради красного словца говорит: «Дорогая, я понимаю, как много это для тебя значит…», – а сам уже не может дождаться, чтобы скорее достать из штанов инструмент для пробивания женственности в невинных телах.
