Богдан Тамко - Somniator
Обзор книги Богдан Тамко - Somniator
Богдан Тамко
Somniator
Я хочу поблагодарить всех людей, присутствовавших в моей жизни, чьи поступки, слова, мысли, черты характеров, лиц, переплетясь и смешавшись между собой, дополненные, родили образы, наполняющие эту книгу:
Диаб Каролина
Коняева Александра
Энао Кондратьева Мариана
Перелыгина Екатерина
Абрамкина Виктория
Зайнутдинов Дауд
Карсанова Карина
Латышева Елена
Щапин Александр
Ращупкина Яна
А также всех, кто оставлял следы и идеи в моей памяти на протяжении долгих лет. И да простят меня женщины за их девичьи фамилии.
Ведь я знал их именно такими.
Отдельное «Спасибо»я хочу сказать Александре Смирновой, без постоянной поддержки которой я бы никогда не закончил этот роман.
Пролог
Я всегда мечтал. Сколько себя помню – мои мысли бесконечно были заняты грезами. Не удивлюсь, если первой идеей, возникшей в голове новорожденного меня, была фантазия. Ни годы, ни обстоятельства не в силах были изменить это. Трансформировались только образы, объекты и цели воображения. Да и это не всегда. Некоторые мечты я пронес через всю мою жизнь, каждый день доводя их в своем мозге до совершенства.
Родился я на исходе 80-х годов XX века в США… О да! Когда-то это была одна из моих самых любимых фантазий, как следует взращиваемая год от года на фильмах, новостях и рассказах об этой удивительной стране. Но, увы, на свет я появился в России и спасибо Богу, отцу и матери за то, что это произошло в Москве, а не в каком-нибудь другом городе моей необъятной родины, потому что подобие настоящей жизни есть только в столь любимой мною столице.
То было начало 90-х. Самый мечтающий человек на Земле родился в год развала великого союза братских народов. Я был воспитан в постсоветской бедности и единственной моей радостью были грезы о светлом настоящем и особенно будущем, а также мечты о том, что когда-нибудь все несовершенство закончится, а бытие превратится в абсолютное удовлетворение. Тогда я не мог выразить все это подобными словами. Мне было известно только одно:
Безумно хочу.
Глава 1
Верните себе детское восприятие мира, и вы поймете, почему стали именно теми, кто есть сейчас
Какой я всегда видел мечту? В первую очередь для меня она была чем-то в итоге осуществимым, идеально сбывшимся, без всяких подвохов. Для меня между мечтой и целью всегда стоял если не знак равенства, то эквивалентности, по крайней мере. Разница в этих понятиях заключалась лишь в том, что добиваться своих целей я хотел или пытался сам, а вот мечты, как я рассчитывал, должны снисходить на меня откуда-то сверху, просто потому, что я такой замечательный, добродетельный и непорочный. Чего бы мне ни желалось, я всегда ждал и хотел одного: обстоятельства сами сложатся так, что я буду счастлив, а сбывшееся желание никогда не надоест. Только годы шли, а мечты проплывали мимо.
Сначала это происходило потому, что я грезил только о чудесах: неведомых силах и всем том, что в литературе отсылают к жанрам фантастики, фэнтези, мистике и подобным вещам. Еще до конца не осознавая глупость этих идей, я свято в них верил. А позже проза сказочных мечтаний сменилась романтичной лирикой. Я все больше думал о банальностях, таких, которые, как передающаяся из поколения в поколение одежда, истасканы тысячелетиями в книгах, сказаниях, песнях, картинах, а затем и в кино: слава, признание, абсолютная свобода мысли и действий, удовлетворение всех желаний, похотей и, конечно же, наикрасивейшая любовь с незабываемыми пейзажами, словами, песнями, стихами, ласками, страстными отношениями и бурными слияниями тел и душ воедино.
Последним фантазиям я уделял наибольшее время. Стоило лишь появиться на горизонте объекту воздыхания – мысли мои улетали в уже неуловимые, беспрестанные и безумно глубокие мечты. Я проживал в них интимную близость и романтические шептания, там мне удавалось неистово любить и ненавидеть, хотя я мог быть даже не знаком с человеком, о котором так красиво мечтал. На этом, втором этапе моих фантазий об уже более реальных вещах, кажется, пора было заменить знак эквивалентности твердым равенством и превращать мечты в цели, но нет! Я жил только для того, чтобы грезить, посему просто ждал подарков судьбы. И все мои прекраснейшие мечты проплывали мимо меня, разрезая мою нежную душу так же, как айсберг кромсал «Титаник». Грубо и фатально.
Я был единственным ребенком в семье. Так сложилось, что до моего рождения ни старшими братьями, ни сестрами родители меня не наградили, а после это было уже физически невозможно. Может быть, с этого началась моя нездоровая любовь к одиночеству, и, возможно, поэтому я так хотел уже с малых лет всего добиваться сам. Просто потому что привык.
В детском саду, который я посещал ежедневно, в принципе-то, для полного счастья было нужно очень мало: игрушки, как у более богатых ребят, леденец, сундучок с подарками, да поковыряться в песочнице. Позже появилось желание внимания, игр со мной, самой большой толпы именно вокруг меня, возведения в лидеры и массовика-затейника. А еще позволение девочек смотреть и трогать, что и как в их теле устроено не так, как у нас. В этом у меня были особые привилегии. Мне не нужно было играть в доктора, чего я, тем не менее, не гнушался. Если мне хотелось, то в тихий час я просто получал «доступ к телу». И какое счастье, что мы были детьми и не понимали, на что мы способны при таком уровне доверия друг к другу. Как бы это ни выглядело со стороны, кроме интереса, хоть и, признаюсь, дикого, ничего в поползновениях моих рук и глаз не было.
Первое вожделение у меня зарождалось наедине с самим собой и ничего общего с подружками из детского сада не имело – они являлись для меня тогда лишь частью заведения, чем-то вроде интерьера. Мое время был «тихий час». Видимо, в виду особой активности мозга спать я не мог совершенно. Количество раз, когда мне удалось уснуть в детском саду, вполне поместится на пальцах рук. А ведь все эти десятки минут неугомонному ребенку было срочно необходимо чем-то занять. Именно в эти периоды столь шустрый мозг стал заниматься тем, что превратилось в главную мою особенность и дело всей жизни. Я начал фантазировать.
Странно, но даже тогда самые яркие выдумки были о женщинах. В столь юном возрасте я уже проводил четкую грань между половозрелыми созданиями и девочками. И хоть мне самому было далеко до пубертата, все теоретически способные к размножению особи женского пола влекли меня. Почти в том же ключе, в котором должны манить любого здорового взрослого мужчину. Как выяснилось позже, это желание было лишь жалким зачатием того, как можно трепетать, когда вожделение к женщине переходит в неконтролируемую, сиюсекундную, чуть ли не жизненно-важную потребность. Суть в том, что еще до начала полового созревания, как такового, я испытывал влечение к девушкам старше, обычно намного старше меня, и это факт. Интересно, сказали бы скептики-врачи, что это невозможно?
Однажды я остался наедине с очень красивой девушкой, которой было примерно лет девятнадцать. Больше всего мне запомнилось, что ее длинные золотистые волосы пышно ложились на грациозную спину. По какой-то уже забытой причине она оказалась обнаженной и вскоре стала позволять любопытному мне все, прямо как девочки из детского сада. И именно в один из наиболее значимых моментов исследования ее тела между нами возникла какая-то прозрачная, плотная преграда. Это было похоже на пленку или что-то подобное, она перекрывала мне доступ к наиболее интересным частям, хотя девушка ждала, что я справлюсь с возникшим препятствием. Я срывал пленку, но она снова появлялась. Мне не удавалось даже поцеловать свою партнершу…
Разумеется, этого не было! Я в точности описал одну из самых частых моих фантазий того периода, когда я лежал в кроватке, демонстративно сложив руки на груди и всем своим видом показывая воспитателям глубокий сон. Что странно, любые мои тогдашние грезы никогда красиво не завершались. Стоило мне перейти к интиму, начать гулять по красивой лужайке в своих мыслях или летать – так сразу земля переворачивалась пластами, а я проваливался в бездну, что-то рушилось сверху, кто-то умирал или становился монстром, – в общем, счастлив в своих мечтах я был недолго. Мрачные фантазии влезали мне в голову без моего ведома, и сделать с ними я уже ничего не мог. Оставалось только мечтать о чем-то другом или вообще стараться не думать.
