Богдан Тамко - Somniator
Она была умной, но я чувствовал, что до меня немного не дотягивает – не хватало какой-то смекалки, что ли. Ее это заводило. Она хотела быть лучшей, занять мое место, но в этом и заключалась провальность ее цели. Я вел себя так от скуки и от некоего чувства собственного превосходства, демонстрируя, что я выше всей системы. Анжела же хотела быть впереди, находясь внутри системы, на самой поверхности, будучи ее частью. Меня и мою подругу она презрительно называла пошляками, даже в лицо, а мы назло говорили, как можно громче, и все более извращенные вещи.
Я чувствовал, что между мной и Анжелой возникает какая-то связь, основанная на конкуренции, взаимной агрессии и куче других необъяснимых факторов. Моя подруга говорила, что я нравлюсь новенькой, мол, поэтому она ведет себя так; я же видел только указанные мною причины. А некоторое время спустя я начал замечать, что предвзятое отношение девушки ко мне меня задевает. Периодически у меня возникало желание помирить нас, наладить отношения и убрать ее отвращение.
Теперь моя соседка стала говорить, что Анжела понравилась мне, я же объяснял все тем, что не люблю, когда люди относятся ко мне с неприязнью, и это было правдой. Я стал меняться. Перестал подкалывать незнающих одноклассников, начал помогать им по-доброму, без издевки и высокомерия. Пытался говорить и шутить с Анжелой. В конечном итоге оказалось, что пошлый юмор ей совсем не чужд, многие шутки исходили даже от нее. Но она все равно постоянно смотрела на меня с подозрением, будто пытаясь подловить меня на притворстве.
Но нет, перемены были настоящими, и наши отношения почти наладились. Я одержал маленькую победу, хотя, по сути, победу одержали надо мной. Так одна высокомерная девочка с комплексом неполноценности сделала примерно за год из меня достаточно, как я считаю, хорошего человека. Это было еще одним этапом моего формирования, произошедшим со мной за школьную жизнь.
Глава 4
Отец работал на телевидении среди бойцов невидимого фронта. Я часто ходил с ним на студию и общался с его коллегами: осветителями, звукорежиссерами, операторами и всеми теми, кто дарит удовольствие сотням домоседов, оставаясь незамеченными. Взрослым нравилось говорить со мной – я задавал интересные вопросы и быстро все понимал, а меня тянуло к ним, потому что я мог постоянно получать новую информацию. Моими любимцами были осветители и звукачи – с ними я и проводил большего всего времени. За пару лет похождений я так хорошо освоил их работу (по крайней мере, оборудования), что теоретически вполне мог бы подменять в мелких делах коллег отца. Это было похоже на то, как в древние времена в процессе обучались подмастерья. Благодаря всему этому в лицее я уже в седьмом классе занимался на школьных концертах освещением и звуком, как правило, на оборудовании, поставленном моим папой.
Есть люди, которые оставляют след в жизни навсегда. Конечно, это можно сказать про любого человека, но некоторые въедаются настолько сильно, что даже спустя долгие годы, мы продолжаем вспоминать их, как-то особенно выделяя среди других. Мне было двенадцать, когда я впервые встретил ее. Вообще, самые красивые платонически-романтичные истории случались со мной именно в школе, возможно, потому, что я еще не знал, как следует, похоти.
Мы готовили очередной концерт для поздравления выпускников, я, как человек без выдающихся талантов в области артистизма, ценился в качестве техника, организатора декораций, освещения и прочей ерунды, которой обучился благодаря отцу. Как водится, на сцене одновременно находилось всего несколько человек, остальные же, сидя за кулисами или в зале, весело убивали время. Я же, как юный боец невидимого фронта, всегда находился где-то среди них.
Однажды нам, школьникам, нужно было подготовить очередной концерт в честь неизбежного выпускного. Мы начинали свои первые, еще толком не организованные репетиции, где номера в большинстве своем были еще совершенно сырыми. Актовый зал. Темнота. Я в специальной зоне на возвышении посреди зала с прожектором в руках. На сцену выходит десятиклассница, она должна танцевать. Справа и слева от меня стоят стулья. На том, который справа, сидит выпускник за микшерным пультом моего отца. В общем, за моим.
– Я готова, – раздается голос из темноты.
– Тогда уйди обратно за кулисы, мы начинаем, – говорит еще один выпускник – главный организатор шоу.
Перерыв в несколько секунд. Мы репетируем этот танец впервые. До сих пор я только читал о своих действиях в сценарии.
– Раз, два, три! – Шепчу я, и на слово «три» мы с выпускником одновременно нажимаем кнопки.
Включается музыка, и в ту же секунду загорается свет моего прожектора, направленный на правые кулисы. Точно в той зоне, в которую падает круг света, возникает из темноты она, танцовщица. Играют латино-американские мотивы, а девушка начинает танцевать ча-ча-ча.
Стоит ли говорить, в каких платьях создается чудо этого танца? Огромные участки тела оголены, я, водя прожектором следом за перемещающейся девушкой, выделяю ее из темноты и рассматриваю самые выразительные черты ее прекрасного тела. Она вращается, трясет волосами, поворачивается то передом, то задом, – в общем, ровно три минуты демонстрации собственного совершенства. Ей всего пятнадцать, а у нее уже такая привлекательная красивая грудь, округлые ягодицы, стройные ноги и в меру полные бедра. Короче говоря, я видел перед собой соответствующий моим вкусам абсолютный идеал.
У меня стучало сердце и захватывало дух – я ни разу за всю свою короткую жизнь не видел настолько красивое человеческое создание. В ней было совершенно все! Я, как завороженный, водил светом по сцене, перемещая его за ней. Да случись за окном хоть Третья мировая война, я бы не перестал судорожно цепляться за свой прожектор.
– Два, один, ноль! – шепнул мне выпускник, и на цифре «ноль» кончилась песня, а я внезапно выключил свет. Девушка стояла посреди сцены в финальной позе, когда погас луч, и ее образ так и застыл у меня перед глазами, когда вокруг была только темнота. На самом деле, десятиклассница давно убежала за кулисы под жидкие овации малого количества участников. Я был повержен. Этот лик на сцене продолжал резать мне глаза, даже когда я, повинуясь отработанному движению, включал освещение зеркального шара.
– Ты умница, – сказал ей руководитель, – второго дубля делать не будем.
Это означало, что до конца репетиции девушке уже ничего не нужно будет делать. По сути, она даже могла уйти домой. Однако через пару минут разгоряченное танцем тело приземлилось на стул слева от меня.
– Он такой горячий, этот софит, мне от него в два раза тяжелее дается танец! – воскликнула она, как только села.
– Это прожектор, софиты висят над сценой, – сказал я улыбнувшись и пощелкав выключателем. Свет впереди зажегся и погас, – и вот под ними действительно жарко.
Это был упрек в незнании. Легкий, улыбчивый, мягкий, но упрек. Таким образом, первая в моей жизни фраза, сказанная этой танцовщице, была указанием на ее ошибку.
– Ты из какого класса?
– Из седьмого, – ответил я, не отвлекаясь от сцены, на самом деле прикладывая все свои силы на то, чтобы не повернуться.
– Да? – протянула она. – А выглядишь намного старше!
Я часто это слышал. Особенно с тех пор, как у меня начали расти эти проклятые шелковые усики, которые теперь приходилось все чаще брить. Я посмотрел на нее. Дрожь пробежала через все тело – настолько красивая была девушка. Она уже переоделась в более скромную одежду, распущенные длиннющие черные волосы были переброшены через правое плечо на грудь. Зеленые изумруды смотрели на меня из-под четко очерченных темных бровей.
Боже! Зачем ты создал брюнетку зеленоглазой на мою погибель?! Нет ничего сильнее магии этого сочетания.
– А ты… – замялся я, – выглядишь на свой десятый класс, но есть одно несоответствие.
– Какое же? – заинтересовавшись, спросила она.
– Такое ощущение, что в теле пятнадцати-шестнадцатилетней девочки сидит женственная дама. У тебя глаза зеленые. Ты не колдуешь?
Она рассмеялась.
– По тому, как ходишь, двигаешься, танцуешь, говоришь, по сложению твоего тела я дал бы тебе лет сто двадцать пять.
– Почему именно сто двадцать пять? – искренне смеясь, спросила она.
– Потому что двадцать пять – красивый, молодой женский возраст, самый расцвет. Но этого маловато для зеленоглазой ведьмы. Вот для эффекта и добавил сотню.
Я не знаю, видно ли было по моим словам и поведению, что девушка мне понравилась, и если было, то заметила ли она. Остаток репетиции танцовщица просидела рядом со мной, глядя на сцену или на то, как я щелкаю переключателем согласно сценарию. Действия на сцене стали очень активные, и мне некогда было даже посмотреть влево, ведь я еще и периодически объяснял выпускнику, как пользоваться микшером.
