Миа Марч - В поисках Колина Фёрта
— Не могу поверить, что меньше чем через час увижусь с ней, буду говорить.
— Мне бы очень хотелось узнать, как все пройдет, — сказал Патрик. — Завтра весь день сумасшедший, но в субботу приходи примерно в час к моему трейлеру, быстренько поедим на площадке. Ты поразишься, какой у нас стол для технического персонала.
Беа улыбнулась.
— С удовольствием.
Он улыбнулся в ответ, взял ее за руку, и Беа поразилась, как спокойно и приятно ей стало. Да, этот парень ей нравится.
Когда они подходили к трейлерам, где суета со вчерашнего дня только усилилась, послышался мужской голос:
— Эй, народ, Колин Фёрт раздает автографы перед пабом О’Доналда!
Люди помчались к маленькому пабу, но единственным стоявшим перед ним человеком была пожилая женщина, кормившая двух чаек хлебом из пакета. Она вскрикнула при виде несущейся на нее лавины, из паба появился мужчина — определенно не Колин Фёрт — и одним прыжком заслонил ее собой от бушующей толпы.
— Осторожно! — крикнул он. — Не сбейте эту леди.
— Колин Фёрт здесь? — спросила какая-то женщина.
— Единственный Колин в пабе О’Доналда — это мой пьяный дядя, приехавший в гости из Шотландии, — ответил мужчина. — Что за ерунда?
Беа посмотрела на человека, крикнувшего про автографы Колина Фёрта. Высокий, очень худой и, возможно, немного навеселе, этот широко улыбавшийся мужчина сорока с лишним лет напоминал приглашавшего на свидание Веронику.
— Неужели он врет про появление Колина Фёрта, чтобы заставить людей бежать туда как ненормальных?
Патрик посмотрел на него.
— Очень может быть, потому что Колина Фёрта еще даже нет в стране. Он должен прилететь на съемки только через несколько дней.
Беа едва успела поблагодарить Патрика за ужин, как к нему уже кинулись три сотрудника со срочными вопросами.
— Тогда до послезавтра, — сказал он, быстро прижавшись к ее губам очень приятным поцелуем.
Беа улыбнулась.
— До завтра.
Она смотрела, как он торопится к лугу, где вокруг одной из камер толпились люди.
Послышалось громкое фырканье и знакомый голос:
— Не говорите, что я вас не предупреждал.
Она повернулась и увидела Тайлера Иколса, сидевшего на складном стуле рядом со своей юной сестрой Мэдди, на коленях у которой лежала открытая книга «Убить пересмешника», но девочка смотрела куда угодно, только не в нее.
— Да мы даже не знакомы, — сказала Беа.
Что же такое с этим парнем?
— О, постойте, это вам все известно об этой книге? — обратилась к ней сестра Тайлера, поднимая «Убить пересмешника». — Кто такой Страшила?
— Страшила Редли, — улыбнулась Беа. — Городской затворник в Мейкомбе. Никто никогда его не видел, но все знают, что его держат дома с детства, и строят на его счет разные догадки. Ошибочные догадки. Заканчивается тем, что Страшила выручает детей. На примере его образа очень хорошо показан вред сплетен и домыслов.
Мэдди выпрямилась на стуле.
— Правда? Ненавижу сплетни. Несколько месяцев назад у нас в школе стали распространять слухи об одной девочке, и она не вернулась после весенних каникул. Может, я почитаю еще немного, чтобы добраться до глав о нем.
— Это замечательная книга, — улыбнулась Беа. — Честно. Вся целиком.
— Ой, это кто там — Кристофер Кейд? — спросила Мэдди, уставившись на высокого красивого актера на лужайке, окруженного людьми в наушниках и с планшетками.
— Больше читай, меньше пялься на звезд, — велел сестре Тайлер, поправляя сползшие очки в тонкой оправе.
В ответ Мэдди закатила глаза.
— Да у меня все равно уже есть его автограф.
Она вернулась к чтению, но то и дело украдкой поглядывала на красивого актера двадцати с чем-то лет.
Тайлер снова сделал вид, что перед ним не Беа, а пустое место, и девушка посмотрела на часы. Пора двигаться к дому Вероники.
Она пожелала Мэдди удачи с книгой, игнорируя Тайлера, и с трепещущим сердцем пошла к гавани.
Беа стояла на маленьком крыльце Вероники Руссо, глядя на красную входную дверь, на звонок, в который еще не позвонила.
Она посмотрела в небо и закрыла глаза, думая, как отреагировала бы Кора Крейн, если бы узнала, что Беа стоит у дверей своей родной матери, вот-вот позвонит в дверь и встретится с женщиной, которую столько лет скрывала, умалчивая о ней, Кора. Хотя вряд ли не понимала, что Беа разыщет родную мать — не сможет остаться безучастной к неожиданно открывшейся в двадцать два года правде. В противном случае она сойдет с ума, гадая, размышляя, воображая, так и эдак прокручивая эту правду в мыслях. Правильно, что она здесь. Да, Кора Крейн держала все в тайне, но в конце концов захотела, чтобы Беа узнала. Куда это ее заведет, зависело от нее самой. Она понимала, что ее мать примирилась с этим, пока писала письмо. Коре требовалось умиротворение. Беа коснулась золотого кулона в форме сердечка, который никогда не снимала — подарок матери на шестнадцатилетие, — и словно бы ощутила рядом ее присутствие.
«Я люблю тебя, мама», — мысленно произнесла Беа в небо, сумерки только начинали сгущаться.
Она нажала на кнопку звонка и затаила дыхание.
Дверь открылась — на пороге возникла Вероника Руссо и ахнула, прикрывая рот ладонью.
Она бесконечно долго смотрела на девушку, повторяя со слезами на глазах:
— О, боже мой, боже мой. Как приятно познакомиться с тобой, Беа. Думаю, за всю свою жизнь я не говорила это так искренне.
Девушка улыбнулась.
— Я тоже рада с тобой познакомиться.
Она старалась не разглядывать Веронику в упор, но ничего не могла с собой поделать. Копией Вероники она не была, но увидела достаточно своих черт в ее лице, росте, чтобы начать выискивать детали — прямой, почти острый нос, большеватый рот и если не цвет, то текстура слегка волнистых волос. Вероника была красавицей. Она надела сиреневую блузку, вышитую по вырезу серебром, белую юбку с пышным подолом и сандалии на низком каблуке. Несколько золотых браслетов на одной руке, часы-браслет — на другой.
Беа полчаса перетряхивала свой гардероб в гостинице, выбирая подходящий наряд для первого свидания и первой встречи с родной матерью. Она остановилась на белых плотно облегающих джинсах и шелковой желтой майке на тонких лямках.
Вероника провела дочь в гостиную, где на кофейном столике, на большом квадратном подносе лежал пирог и стоял расписной чайник и чашки.
— Давай сядем на диван, — жестом пригласила она.
Они сели в противоположных углах, сжимая и разжимая руки. Беа сунула ладони под себя и стала разглядывать комнату. Уютно, по-домашнему. Диван со множеством подушек, обит шикарным бархатом серовато-желтого цвета, перпендикулярно к нему стояло кресло на двоих. У одной стены возвышался набитый книгами шкаф, другую украшал каменный камин. Беа легче было оглядываться, чем пристально смотреть на Веронику, чего ей как раз и хотелось. Пристально смотреть.
— Буду откровенной, — сказала она. — У меня есть преимущество, поскольку в агентстве по усыновлению, где я получила контактную информацию, мне назвали место твоей работы. Поэтому в прошлую субботу, приехав в город, я пошла в «Лучшую маленькую закусочную». Я просто хотела посмотреть на тебя издалека, если это понятно.
Вероника, похоже, опешила, но проговорила:
— Конечно, понятно. Уверена, я поступила бы так же. — Она взяла чайник. — Чаю?
Беа кивнула и заметила, что руки Вероники чуть дрожат. Девушка подлила себе сливок, бросила кубик сахара и поднесла красивую чашку к губам, только чтобы как-то занять собственные дрожащие руки. Запах «Эрл Грея» подействовал успокаивающе.
Когда она подняла глаза, Вероника смотрела на нее в упор, но тут же отвела взгляд.
— Не смущайся, — сказала Беа. — Я во все глаза таращилась на тебя, сидя в закусочной, так что теперь знаю тебя лучше.
— У тебя мои глаза, — проговорила Вероника. — И рост, конечно.
— Волосы от отца?
Вероника, кажется, замерла, если только Беа не показалось.
— Да, — ответила она, глядя в сторону.
Никаких подробностей. Она не хочет о нем говорить? Их связь закончилась, когда Вероника забеременела? Или он оставался рядом во время беременности, но стресс разрушил их отношения? Беа было любопытно, но она чувствовала, что сейчас, особенно во время первой встречи, следует уделить внимание самой Веронике.
Она глотнула чаю.
— У меня столько вопросов к тебе, что я даже не знаю, с чего начать. Ты можешь сказать, сколько тебе было лет, когда я родилась?
— Шестнадцать. Семнадцать исполнилось всего через месяц. — Вероника поставила на кофейный столик две тарелочки.
— Пирога? Это шоколадный.
«Она не хочет говорить о себе», — сообразила Беа, чувствуя, что Вероника ответит на ее вопросы, но язык ее тела, скованность плеч, напряженное лицо со всей очевидностью показывали, что разговор этот будет для нее нелегким.
