Тургрим Эгген - Hermanas
— Я найду Селию де Солер и убью ее, — сказала Миранда, и мне показалась, что она говорит серьезно.
С самого начала у нас с Мирандой была склонность к втыканию друг в друга иголок, к поиску болезненных точек ревности. Во всяком случае, мои она всегда находила, правда с моей добровольной помощью. Я всегда удивлялся, почему влюбленным это так хорошо удается, почему нам до смерти хочется услышать вещи, без которых мы бы прекрасно обошлись, с каким рвением мы вызываем картины, которые позже станут мучить нас днем и ночью, бодрствующих и спящих. Хуана немного рассказывала мне о любовных приключениях своей сестры, а теперь мне хотелось знать все подробности. Профессор архитектуры существовал, и у них с Мирандой были отношения. Они почти не занимались сексом, сказала она. И не потому, что она не хотела. Но он был женат, и ему было нелегко вырваться. Он ухаживал за ней, баловал ее. Это было интересно, потому что роман был незаконным и тайным и начался, потому что ей стало любопытно, что собой представляют мужчины в возрасте. С тех пор она предпочитала мужчин намного старше себя. Но когда я спросил, помог ли ей роман улучшить оценки, она рассмеялась. Совсем наоборот, сказала Миранда. После того как они стали встречаться, все, что она делала, было для него недостаточно хорошо. А когда она разорвала отношения в неразумный с тактической точки зрения момент перед концом семестра, он завалил ее на экзамене. Миранде пришлось пригрозить тем, что она пойдет к декану и расскажет об их связи, чтобы спасти свою курсовую.
Русский — Петр — тоже существовал. Как и целый ряд других мужчин, он был старше ее. Миранда не ленилась. С шестнадцати лет она редко бывала одна. Часто она встречалась с несколькими любовниками или друзьями одновременно. Они были всех возрастов, всех цветов и размеров. После того как она перечислила их, у меня появилось два противоречивых чувства. Одно из них — гордость, что она все-таки выбрала меня, несмотря на то что ее лес был полон деревьев. Другое — ощущение, что мне суждено стать «одним из многих», что Миранда будет постоянно стремиться дальше, что ею руководило нечто неопределенное и пугающее. Нет, все не так, сказала Миранда. Теперь все иначе. Мне казалось, что я всегда была влюблена, сказала она, но теперь я поняла, что никогда не была влюблена.
Кому не понравится, когда ему скажут, что он уникальный? И кто не думал, что, с тех пор как первобытные обезьяны спустились с дерева, никто никогда не любил друг друга так, как мы, именно сейчас, именно здесь? Мы с Мирандой были в этом убеждены. То, что произошло между нами, было чудом. Если за это надо было заплатить несколькими бессонными минутами, проведенными в размышлениях о бывших любовниках и давно высохших телесных соках, то цена была не особенно высока.
Но долго обманывать хозяев нам не пришлось. Лара попросила своего знакомого заехать за нами после завтрака и отвезти на пляж Плая-Анкон. В двенадцати километрах к югу от Тринидада за болотами находится низкий полуостров, где море за столетия намыло четырехкилометровый пляж из белого песка, похожего на сахар. Сейчас там находятся несколько гостиничных комплексов для иностранцев, но в то время не было ни единого дома. Белые нетронутые пляжи раскинулись под пальмами. Море было лазурно-хрустального цвета. Был четверг, пляж пустовал, и мы с Мирандой могли скинуть одежду и вести себя так, будто находились в нашей спальне. Это был настоящий рай. Мы решили приехать сюда на следующий день, если удастся раздобыть пару велосипедов.
Когда мы вернулись на закате, обгоревшие и полусонные, с песком, скрипевшим во всех отверстиях тела, то сразу поняли, что что-то случилось. Лара и Рикардо сидели у стола с серьезными лицами. Они даже не предложили нам поужинать. Гостеприимству настал конец.
— Миранда, мы можем поговорить наедине? — спросила Лара, а Рикардо улыбнулся, сложив губы в горизонтальную черточку.
Я сразу все понял, так что пошел в нашу комнату и начал собирать вещи.
— Рауль, мы должны уехать отсюда, — сказала Миранда, вернувшись. — Лара разговаривала с папой по телефону. Она не хочет, чтобы мы оставались здесь.
— Мы сделали что-то не так?
— Дело, естественно, в Хуане. Хуана сказала, что убьет нас обоих. Когда папа услышал, что мы здесь, он рассказал об этом Хуане, а она позвонила Ларе. Не думаю, что Лара так уж беспокоится о Хуане, но она не хочет шума. Хуана может приехать, и тогда никому из нас не позавидуешь.
— Что ж, давай уедем, — сказал я, укладывая свои рубашки в вещмешок. — Я все равно начал уставать оттого, что мы стараемся не встречаться с твоей двоюродной сестрой.
— Но нам было так хорошо здесь. А теперь мы больше никогда не попадем на наш пляж.
— Есть и другие пляжи.
Мы были в бегах. Нас изгнали из рая, Адама, обгоревшего на солнце, и Еву со сбитыми ногами. Мы были наказаны за то, что отведали плодов с дерева безумия. Когда мы стали прощаться, Лара внезапно испытала угрызения совести. О нет, конечно, не надо было так спешить. Мы вполне могли остаться до утра. Но мы с Мирандой переглянулись и кивнули друг другу: мы поедем. Я поблагодарил хозяев так любезно, как только смог; Лара и Рикардо надеялись, что нам было хорошо у них — если бы они только знали как, — и заверили, что будут рады принять нас в другой раз, когда все «нормализуется». Свинья издала триумфальный прощальный визг. А мы с Мирандой нашли плохонькую гостиницу с тараканами неподалеку от железнодорожного вокзала.
Ранним утром мы сели в автобус, следовавший в Сьенфуэгос. Мне захотелось показать Миранде город моего детства. Было интересно, найду ли я улицу, где жил, и вспомнит ли меня кто-нибудь. Все равно возвращаться домой с победой было еще слишком рано. Может быть, в следующем году после выхода моей первой книги? Поездка до Сьенфуэгоса заняла долгих два часа, но была приятной. Как же хорошо мне было путешествовать с Мирандой. Она никогда не требовала слишком многого и не особо расстраивалась, когда планы нарушались. Нам всегда было о чем поговорить. И что еще важнее: нам было не трудно молчать друг с другом. Существует молчание злое, мучительное. И существует доброе, гармоничное молчание, несущее в себе тихое счастье. Когда человек находит доброе молчание, он должен оберегать его, потому что оно прекрасно. Я помню угрожающее молчание между мной и Хуаной, помню, сколько глупых и лживых слов мне приходилось говорить, чтобы нарушить его.
В центр Сьенфуэгоса мы въехали в первой половине дня. В городе есть несколько красивых кварталов в классическом стиле. Они окружают парк Хосе Марти и располагаются у мыса Пунта-Горда, где находится сказочный мавританский дворец Паласио-де-Валье, похожий на очень декадентскую фантазию. Миранда обожала подобные здания и испытывала слабость к мещанскому вкусу, породившему их. Ее кумиром был бразильский архитектор Оскар Нимейер, коммунист и провидец-фантаст в одном лице. В Сьенфуэгосе много домов подобного типа. Самый большой и красивый — Театр Томаса Терри, расположенный у парка Марти. Это Дворец культуры в стиле неоклассицизма, выкрашенный в синий цвет, возведенный в память о промышленном бароне из Венесуэлы. Он был открыт в 1895 году постановкой оперы «Аида». Здесь, в городе, где едва насчитывалось пятьдесят тысяч жителей, выступали Энрико Карузо и Сара Бернар.
Мы заселились в простенькую гостиницу и отправились в экспедицию. Миранда хотела увидеть места, где я вырос. Когда мы прошагали почти полчаса на восток, миновали железнодорожный вокзал и оставили позади красивые центральные кварталы, я начал узнавать окрестности. Здесь жил пролетариат Сьенфуэгоса. Здесь находились улицы, на которых я играл ребенком. В детстве я не замечал, что они такие серые, печальные и обветшалые. Был рабочий день, и улицы пустовали. Никто не был мне рад, я ощущал только стабильное неблагополучие этого района. Миранда заметила охватившую меня меланхолию. Я попробовал отыскать школу, в которой учился, но не помнил, где она находится. На одной из улиц мы остановились. Я был уверен, что жил именно на ней. Вдоль узкого тротуара ковыляла на трех лапах больная собака с большими проплешинами. Улица была завалена мусором. Нет, сказал я. Это не здесь. Разворачиваемся.
Позже в тот же день, сидя с чашкой кофе у парка Марти, я предложил Миранде поехать на Плая-Хирон. Я никогда там не был.
— Да, почему бы и нет? — сказала она. — Я тоже хочу посмотреть.
В целях экономии мы решили поехать на юго-запад автостопом. Из Сьенфуэгоса мы легко добрались до окраины деревни Ягуарамас, но оттуда начиналась дорога через Сапатские болота, по которой редко ходили машины, и поэтому поймать попутку было совсем не просто.
Мы довольно долго простояли в Ягуарамасе, банановом городишке с железнодорожной станцией, чем его достопримечательности и исчерпывались, но дождались наконец старого крестьянина на ржавом грузовике, подобравшего нас. В кабине хватило места для троих. Когда мы сказали, что собираемся посетить пляж и музей, крестьянин захотел поделиться своими собственными впечатлениями от интервенции. Он услышал грохот в первое утро, и тут же прибежал его младший сын и рассказал, что видел, как приземляются парашютисты. Интересно ли нам узнать, что он сделал? Разумеется, ответили мы. Ну что же, первым делом он снял со стены портрет Фиделя Кастро и спрятал его. Чтобы быть, так сказать, на правильной стороне.
