Стеф Пенни - Нежность волков
— Там был волк, — с беспримерной проницательностью шепчу я.
— И вы не испугались.
Я опять бросаю на него взгляд, чтобы убедиться, не дразнит ли он меня, но он уже забирается в свою половину палатки.
— Спасибо, — говорю я и тут же злюсь сама на себя.
Что за глупость я сморозила, не сам же он устроил специально для меня этого волка. Я смотрю на собак. Сиско по-прежнему не сводит взгляда с деревьев, где был незваный гость, а Люси смотрит на меня, разинув пасть и высунув язык, как будто надо мною смеется.
~~~
Поисковые отряды не обнаружили следов сбежавшего узника, а истерию по поводу исчезновения миссис Росс успокоил стоицизм ее мужа. Решено считать, что она отправилась на встречу с мистером Муди и своим сыном. Маккинли, похоже, никак не связывает эти события и большую часть дня просиживает в комнате. Почти три дня прошло после исчезновения, а Маккинли все еще обитает в доме Ноксов, словно мстительный призрак. В нем бурлит бессильная ярость человека, поймавшего за хвост птицу удачи, только чтобы тут же ее упустить.
Семья Нокс не произносит его имени — словно, притворившись, будто его не существует, они заставят его убраться. Судья советует ему вернуться в форт Эдгар и дожидаться там вестей от Муди. Маккинли отказывается. Он намерен оставаться, пока не разосланы сообщения с описанием беглеца. Он одержим исполнением своего долга или тем, что он под этим подразумевает; Нокс уже не уверен, что это одно и то же.
Сегодня вечером, после обеда, Маккинли заводит разговор об удаче. Он садится на своего любимого конька — герои Компании — и потчует Нокса уже знакомой историей некоего Джеймса Стюарта, который гнал своих людей зимой через снега, чтобы доставить какие-то припасы в факторию, и совершил поразительный переход в ужасную непогоду. Маккинли пьян. Глаза у него неприятно блестят, и это беспокоит Нокса. Напился он не Ноксовым вином; должно быть, пил у себя в комнате.
— И знаете что? — Маккинли обращается к Ноксу, но не отрывает взгляда от мягкого рассыпчатого снега в окне, который, похоже, воспринимает как личное оскорбление.
Голос у него тоже мягкий; он старается не кричать, чтобы не казаться маленьким человеком. Как ни странно, хотя Нокс понимает, что это притворство, впечатление все равно сильное.
— И знаете, что они с ним сделали — с этим героем? И все из-за простого невезения. Он был одним из лучших. Образцовый служащий Компании, отдавший ей все, что имел. Сейчас он должен был бы возглавлять целое подразделение, а они сослали его в какую-то тмутаракань, в богом забытое место — вообще никаких мехов. А все из-за мелкой неудачи. Просто не повезло. И это неправильно. Что, разве правильно?
— Уверен, что нет.
А самое неправильное то, что у него застрял в качестве гостя этот Маккинли, но тут и пожаловаться некому. Если б только Маккинли сам отправился за Россом, а Муди оставил здесь. И Сюзанна была бы довольна.
— Я не дам им меня отодвинуть. Со мной у них это не выйдет.
— Уверен, что с вами такого не случится. Вашей вины здесь нет.
— Но откуда мне знать, что они все поймут правильно? Я отвечаю за закон и порядок в форту и его окрестностях. Может, если бы вы написали письмо… с изложением фактов и так далее… — Маккинли таращит глаза на Нокса, словно эта мысль только что пришла ему в голову.
Нокс подавляет глубокий изумленный вздох. Он гадал, не услышит ли подобную просьбу, но думал, что даже для Маккинли она слишком бесстыдна. Несколько мгновений он формулирует ответ.
— Если бы мне понадобилось написать такое письмо, мистер Маккинли, я честно изложил бы все известные мне факты, дабы избежать путаницы. — Сохраняя невозмутимо-бесстрастное выражение лица, он пристально смотрит на Маккинли.
— Ну, разумеется… — начинает было Маккинли, но замолкает, выпучив глаза. — Что вы имеете в виду? Что там натворил Адам?
— Адам ничего не говорил. Я видел собственными глазами, как воплощается в жизнь ваше представление о правосудии.
Маккинли буравит его яростным взглядом, но ничего больше не говорит. Заставив его замолчать, Нокс чувствует греховное удовлетворение.
Когда Нокс выходит наконец из дома, сочетание падающего снега и облаков рождает необычный свет; в бледных сумерках тот кажется еще холоднее. Хотя дни короткие и солнце стоит низко, что-то в воздухе — возможно, предвестье северного сияния — добавляет легкости его шагам. Странно, таким образом рискуя позором, чувствовать себя столь беззаботно.
Томас Стеррок распахивает дверь и выпускает в коридор дымный спертый дух. Он явно из тех, что полагают, что свежему воздуху место на улице.
— Думаю, сегодня вечером нас никто не потревожит. Мои хозяева поглощены какими-то семейными склоками.
Нокс не знает, как реагировать на это. Но он не готов встречаться с Джоном Скоттом, если тот выпил. Может, оно и к лучшему, что он срывает свою неудовлетворенность на жене, а на публике выглядит благопристойным гражданином. Нокс стыдится этой мысли и старается выбросить ее из головы.
— Я получил вашу записку и сгораю от любопытства, что же вы хотите мне сообщить. — Он напоминает себе, что следует быть настороже даже со Стерроком.
— Я думал о Жаме, когда мы прочесывали берег озера. — Стеррок льет виски в два стакана и взбалтывает в своем темно-желтое пойло. — И я вспомнил о человеке, с которым знался, когда был следопытом. Его звали Каонвес.
Нокс ждет.
— Я не был уверен, следует ли довести до сведения… Я размышлял, зачем было убивать торговца вроде Жаме — с какой целью? И подозреваю — хотя, разумеется, вовсе в этом не уверен, — что виной тому как раз костяная пластинка.
— Костяная пластинка, о которой вы уже рассказывали?
— Да. Я говорил вам, что она мне нужна для исследований, которыми сейчас занимаюсь, и, возможно, вам пришло в голову, что раз я так хочу заполучить эту вещь, то и другие ради нее способны пойти на многое. Однако… черт возьми, я даже не знаю, то ли это, что я думаю. — В свете лампы его лицо кажется высохшим и старым.
— А что вы о ней думаете?
Стеррок заглатывает содержимое своего стакана и морщится, словно выпил лекарство.
— Понимаю, это прозвучит нелепо… но мне представляется, она может доказать, что у индейцев существовала древняя письменность.
Нокс готов расхохотаться. Это кажется абсурдным — приключенческий роман для подростков. Ему и вправду никогда не доводилось слышать подобной нелепости.
— Почему вы так полагаете?
Он никогда не считал Стеррока дураком, несмотря на все его недостатки. Возможно, он ошибался, и этот человек не в себе, что, кстати, объясняет, почему на седьмом десятке он носит столь старомодное пальто.
— Я вижу, вы считаете это нелепостью. У меня есть свои соображения. Я больше года изучал этот вопрос.
— Но всякий знает, что ничего подобного нет! — Нокс не может сдержать себя. — Если бы эта письменность действительно существовала, остались бы следы… какие-то документы, или записи, или разрозненные свидетельства… однако же нет ничего.
Стеррок слушает его внимательно и серьезно. Нокс старается говорить примиряюще:
— Прошу прощения, если не принял всерьез, но это… фантастика.
— Возможно. Но факт остается фактом: некоторые люди допускают такую вероятность. Это вы признаете?
— Да. Конечно, они вольны…
— И если я ищу эту вещь, то и другие тоже могут ее искать.
— И это возможно.
— Что ж, тогда объясню, о чем я подумал: человек, которого я упомянул, Каонвес, был, так сказать, журналистом, писателем. Индеец, но очень одаренный. Умный, образованный, отлично строил фразу и тому подобное. Я всегда считал, что в нем течет белая кровь, но никогда его об этом не спрашивал. Он был фанатическим гордецом, одержимым мыслью о том, что индейцы обладали великой культурой, во всех смыслах сравнимой с культурой белых. У него это превратилось в манию сродни религиозной. Он считал меня сочувствующим, и до определенной степени так оно и было… Он был неуравновешен, бедняга, запил, когда не сумел добиться успеха, на который рассчитывал.
— Что вы имеете в виду?
— То, что он или ему подобные, фанатично верящие в индейский народ и его культуру, способны на все, чтобы добыть такое свидетельство.
— А этот человек знал Жаме?
Стеррок выглядит несколько удивленным.
— Этого я, право, не знаю. Но ведь слухами земля полнится — необязательно знать того, от кого вы что-то хотите. Я и сам не знал Жаме, пока не услышал, как он рассказывает об этой пластинке в торонтском кафе. Он был не из тех, у кого рот на замке.
Нокс пожимает плечами. Неужели Стеррок вытащил его из дома только затем, чтобы рассказать эту странную историю?
— А где сейчас живет этот Каонвес?
— Этого я сказать не могу. Много лет его не видел. Я знал его, когда он писал статьи, разъезжая по полуострову. Как я уже говорил, он запил и исчез из виду. Я только слышал, будто он перебрался за границу.