Генеральная пауза. Умереть, чтобы жить - Ильина Наталья Леонидовна

Она почти добралась до плотной стены деревьев, отделявшей уступы открытых веранд ресторана от пустой автомобильной стоянки, когда услышала голоса. Они звучали так буднично, что на миг Дине показалось, будто она незаметно для себя вернулась в нормальный мир.

— Мить, и мне бутылочку захвати? — окликнула кого-то девушка.

— Светлого? — отозвался грубый мужской голос.

— Какое найдёшь.

Только теперь Дина увидела тонкую струйку дыма, поднимавшуюся из-за кустов, и ощутила запах. Кто-то жарил шашлык здесь, посреди безумия. С трудом подавив желание сейчас же присоединиться к людям, чтобы не оставаться совсем одной, она тихо подобралась поближе и вытянула шею, чтобы посмотреть из-за каменной кладки уступа на компанию, пирующую на открытой террасе ресторана.

Они оккупировали столик возле кирпичного купола над большим мангалом — трое мужчин и девушка. Похоже, что их совсем не волновало происходящее вокруг — отсутствие людей, шевелящиеся под деревьями тени, сбрендившее солнце, маленькое и тусклое.

Девушка, на вид постарше Дины, обернулась и крикнула в сторону ресторана:

— Митя! Ну чего застрял?

— Иду, — неожиданно громко прозвучал ответ прямо у Дины за спиной. — Гостью вот захвачу только.

Кто-то грубо схватил её за предплечье раньше, чем она успела обернуться, и толкнул вперёд, к декоративному мостику, который прорубал аккуратную дорожку в голых ветках кустарника под деревьями. Ухватившись за поручень свободной рукой, Дина затормозила и оказалась лицом к лицу с невысоким мужчиной в застиранной ковбойской рубахе-куртке, из тех, что обычно продаются на рынке возле метро.

— Иди давай! — подтолкнул он девушку и покрепче прижал к груди несколько бутылок. Те приглушённо брякнули, стукнувшись стеклянными телами. Одну, не прижатую, он держал за горлышко в кулаке, а другая рука переместилась на Динино запястье и больно его стискивала.

— Отпустите! Вы кто? — дёрнувшись, попыталась освободиться Дина, но навстречу им с другой стороны мостика уже вышли приятели «ковбоя».

Девушка, с выбеленными концами коротких волос, торчащих в разные стороны, оценивающе и презрительно оглядела Дину с головы до ног. Острым подбородком и глубоко посаженными глазами она напоминала ежика, совсем не страшного, но взгляд, которым она одарила Дину, ничего хорошего не предвещал.

— Уже и днём приходят! — удивлённо сказал один из её спутников, высокий и полный парень, подойдя ближе и освободив ковбоя-Митю от бутылок. — Запри её где-нить пока, пожрать же надо.

Девушка-ёж посмотрела на солнце, застрявшее в зените, и проворчала:

— Пока у этой свечереет, мы раз пять поедим.

Остальные, как по команде, задрали головы к небу. Дина возмущённо дёрнулась. «Этой» прозвучало так, словно она была каким-то неодушевлённым предметом. Но вырваться не удалось, Митя держал крепко. Освободившись от бутылок, он вцепился в неё двумя руками.

— Отпустите! Что вам нужно?

Никто даже не посмотрел в её сторону. Троица развернулась и направилась обратно к мангальной, а назначенный конвоиром Митя грубо толкнул Дину к мощённой камнем лестнице, которая вела наверх, в ресторан. Вспомнилось, как Алекс говорил, что пленников запирают до темноты, чтобы потом… Он так и не рассказал, что с ними происходит потом, но Дина догадывалась. Оставалось только проклинать себя за глупое любопытство.

— Митя, вас же так зовут? — обернулась она к угрюмому провожатому. — Отпустите меня, пожалуйста. Зачем вы это делаете? Вы не понимаете…

Договорить не получилось.

— Иди вперёд, дура. — Он зло и больно пихнул её в бок кулаком.

Дина охнула и согнулась. Так, полусогнутая, лбом вперёд, она и влетела в распахнутые двери ресторана. Митя протащил её за собой налево, к крохотной комнатке с большим окном, втолкнул внутрь и запер.

Дина судорожно огляделась. Комната была набита игрушками, на полу зеленел ковёр с нарисованными дорогами, светофорами и пешеходными переходами. Это была игровая. Окно давало столько света, а комната была такой маленькой, что никакого намёка на тень здесь не ожидалось до заката. «До какого заката? Я же не в коме? Почему, почему всё это никак не заканчивается?» — одни и те же вопросы разрывали мозг. Она рухнула на податливое кресло-мешок и спрятала лицо в ладонях.

Немного успокоившись, Дина попыталась мыслить логично: «Надо выбраться отсюда, вернуться на берег. Зря я ушла». Принятое решение требовало действий. Она подошла к окну и осторожно выглянула наружу: оно выходило в сторону стоянки, и террасу скрывала стена из кустов вечнозеленой туи, подстриженных, как по линейке. Мысленно рисуя, как остаться незамеченной при побеге, Дина оглядывала раму в поисках ручки. И снова. И — против часовой стрелки. Ни ручки, ни даже намёка на что-то подобное! Окно оказалось глухим. Видимо, строители решили, что не стоит искушать детишек, и отделались кондиционером, чья белая панель сейчас не издавала ни звука.

— Чёрт! — вырвалось у Дины.

В отчаянии треснув кулаком по узкому намёку на подоконник, она с тоской уставилась в крошечный кусочек ненастоящего блёклого неба, видневшийся в верхней части рамы, а потом опустилась на пол и села, опираясь спиной о стену под окном. Отчаяние мутило разум и грозило захлестнуть его целиком. Подтянув колени, Дина уткнулась в них лицом. Что-то больно упёрлось в бок, неприятно и жёстко. Дина поправила жилетку Алекса, не поднимая головы, и нащупала что-то во внутреннем кармане. Что-то, чего она раньше не заметила. Там оказался плотный, сложенный вчетверо свёрток пожелтевших от времени бумажных листов. Помедлив, она осторожно развернула похрустывающую бумагу и принялась читать.

«Горбун и Бес ушли, оставили меня «на хозяйстве». Сегодня уже легче, чем накануне, когда столкнулся в «Ленте» с целой толпой придурков. Они решили, что я «возвращенец», еле отбился. Увы, ни хрена мне не светит. Я здесь уже две недели, завтра пятнадцатая ночь, и никакой последний луч мне не поможет.

Кстати, о луче — я так перестарался, пялясь на солнце тогда, на первом закате, что до рассвета зайчики в глазах плясали. Кровавые. Так-то. Бес потыкал меня носом в неочевидное и невероятное: если ты не зомбак, типа «уходящих», и, не вспомнив ровным счётом ничего до первого заката, остался целёхоньким, то велкам к нашему шалашу. И не приставай с идиотскими вопросами, типа «Когда это кончится?». Справочное бюро на вокзале, а здесь справок не дают.

По поводу справок, это он напрасно. Как раз здесь и можно узнать хоть что-то, потому что только Горбун, Бес, занудливый Блондин и Наша Маша пытаются разобраться, что к чему в этом дурдоме. И уж я-то своего не упущу. Все хотят свалить отсюда, а я хочу вспомнить хоть что-нибудь, кроме очевидного — вода мокрая, дважды два — четыре. Может, там, куда сваливают самые везучие, «возвращенцы», ещё хуже, чем здесь, и мне туда не надо?

***

Горбун тут дольше всех, и самый смурной. Всё ему не так. Я сегодня не мог заснуть — Жуть повадилась выть прямо под окнами, — так он уселся рядом, стал забалтывать. У меня даже голова болеть перестала. От ночного визга Жути всегда раскалывается, до тошноты.

Оказывается, он сначала в банде был. Не сказал, как долго. «Возвращенцев» ловили, забавлялись. Жути скармливали. Ну, что они творят с беднягами, мы недавно с Блондином застали. Хреново вышло, конечно. Блондину башку разбили, я мордой по асфальту проехался, а несчастный «возвращенец» всё равно ничего вспомнить не успел — солнце уже почти село. Бес матюгами обложил за то, что вдвоём на семерых полезли. Убить тут нельзя, но отделать как следует — легче лёгкого. Как у меня получилось Блондину скальп на место пришить — не знаю. Руки сами всё делали, но теперь ко мне новое имечко приросло — Доктор. Пусть так, всё же лучше, чем Сморчок.

***

Блондин тихий, интеллигентный. Вежливый. Башковитый. Всё из ничего соберёт. Правда, сам не понимает, как это у него так ловко получается.