Карин Альвтеген - Стыд
Улыбнувшись, мама протягивает Йорану руку:
— Добро пожаловать.
— Инга, моя мама. Мама, это Йоран.
Они пожимают руки, и улыбка матери становится еще шире.
— Мы рады, что Май-Бритт пригласила домой одного из своих товарищей, но, к сожалению, мы не успели ничего приготовить, так что, как говорится, чем богаты.
— Не беспокойтесь, пожалуйста. Ничего не нужно, правда. — Йоран улыбается в ответ. — Я просто зашел, чтобы познакомиться.
— Нет, ну что вы, нужно обязательно сесть за стол. Отец Май-Бритт ждет в гостиной, вы тоже входите, а я принесу кофе. Май-Бритт, пойдем со мной, поможешь.
Мать выходит, они быстро сжимают руки и кивают друг другу. Все будет хорошо. Май-Бритт показывает в сторону гостиной, Йоран делает глубокий вздох — и тихо произносит три слова, от которых она чувствует новый прилив мужества. Она улыбается, показывает сначала на себя, потом на него и кивает головой. Это правда.
Мама стоит спиной и наливает воду в кофейник. На столе нарядные чашки. Тонкий фарфор с синими цветами. Май-Бритт внезапно чувствует угрызения совести. Нельзя было подвергать их такому переживанию, надо было предупредить, что в дом придет незнакомый человек. Она замечает, что у матери дрожат руки. Она торопится.
— Мы не хотели беспокоить вас.
Мама не отвечает. Молча добавляет воду в кофейник. Май-Бритт хочется уйти в гостиную. Не надо оставлять Йорана наедине с отцом. Они решили, что сделают это вместе. И что отныне они все будут делать вместе.
Она смотрит по сторонам:
— Чем мне помочь?
— Он поет в хоре?
— Да, первый тенор.
Из гостиной не доносится ни звука. Ни единого.
— Я отнесу это?
Май-Бритт показывает на небольшой поднос с сахарницей и сливочником. Праздничный сервиз. Родители действительно отнеслись ко всему серьезно.
— Сначала налей сливки.
Май-Бритт вынимает из холодильника сливки, наливает их в сливочник, к этому времени кофе готов. В одной руке мать держит кофейник, другой рукой поправляет волосы.
— Ну что, пойдем?
Май-Бритт кивает.
Отец в выходном черном костюме сидит за столом. Из-за заутюженных складок скатерть поначалу немного топорщится, но потом расправляется под тяжестью нарядных, в синий цветочек чашек и блюда, на котором лежит восемь сортов печенья. Когда они входят в гостиную, Йоран встает.
— Это же настоящий пир. Я совсем не хотел причинять вам столько беспокойства.
Мать улыбается.
— Никакого беспокойства, это просто то, что нашлось в доме. Кофе?
Май-Бритт сидит не шевелясь. Ситуация кажется ей нереальной. Йоран и родители. Два мира, разделенные четкой границей, — и вот они встретились. Те, кого она любит, собрались в одно время и в одном месте. Йоран у нее дома, там, где каждое движение контролирует Бог. Они вместе. Все вместе. Родители угощают Йорана кофе из нарядных чашек. Ради него они красиво оделись.
Перед каждым — дымящаяся чашка и выбранное печенье на тарелочке. Все улыбаются, но ничего не говорят — ничего важного, выходящего за рамки любезностей о вкусной выпечке и кофе. Йоран старается изо всех сил, а она физически ощущает, как тикают секунды. Ситуация становится невыносимой. Ей кажется, она стоит на краю обрыва. Наслаждается последними мгновениями безопасности перед прыжком в неизвестность.
— Вы познакомились на репетициях хора?
Вопрос задает отец. Размешав сахар, он ждет, пока с ложки упадет последняя капля, и только потом кладет ложку на блюдце.
— Да.
Май-Бритт хочет что-нибудь добавить, но не решается.
— Мы видели тебя на рождественском концерте, когда вы солировали вдвоем. У тебя сильный и очень красивый голос. Ты ведь пел «Святую ночь»?
— Да, и «Адвент» тоже, но «Святая ночь» лучше запоминается.
Наступает тишина. Отец снова размешивает сахар, звук такой уютный. Тиканье часов на стене и мерное помешивание кофе в чашке. Никаких поводов для тревоги. Все будет так, как должно быть. Они уже вместе, им, конечно, нужно поговорить обо всем подробнее, но случай как-то не подворачивается. Йоран смотрит на нее. Когда их взгляды встречаются, она отводит глаза.
У нее не хватает мужества.
Йоран отставляет чашку.
— Мы с Майсан должны вам кое-что рассказать.
Ложка останавливается. Май-Бритт задерживает дыхание. Она еще на краю пропасти, но уже все рушится, хотя сама она не делает ни единого шага.
— Что?
Отец смотрит на них поочередно. На его лице играет улыбка предвкушения, как будто ему только что преподнесли неожиданный подарок. И Май-Бритт вдруг отчетливо понимает. То, что они сейчас скажут, настолько немыслимо, что он даже не догадывается.
— Я собираюсь поступить в Бьёрклиденский музыкальный институт и уехать отсюда. Я предложил Майсан поехать вместе со мной, и она согласилась.
Ничего похожего она раньше не переживала. Но она видела что-то похожее по телевизору — картинка на миг замирает, и все останавливается. Она даже звук часов на стене больше не слышен. А потом все снова оживает, но теперь это похоже на сон. Как будто оцепенение исчезло не до конца, и для того, чтобы все вернулось на привычные места, понадобится время. Постепенно уходит улыбка отца. Черты его лица меняются, и в конце концов Май-Бритт видит откровенное отчаяние.
— Но…
— Разумеется, мы поженимся, поскольку мы собираемся жить вместе.
В голосе Йорана звучит растерянность. Она смотрит на мать. Та сидит, опустив голову и сложив руки на коленях. Большой палец правой руки быстрыми движениями поглаживает левую руку.
Потом Май-Бритт ловит взгляд отца — и видит то, что потом всю жизнь будет стараться забыть. Горе. И кое-что еще. Оно сильнее горя. Презрение. Ее ложь разоблачена, она предала их. Предала тех, кто жил ради нее, делал все, чтобы ей помочь. Она отвернулась от них и от Общины — она выбрала человека, не принадлежащего к их кругу, и даже одобрения не спросила. Просто пришла, вынудила их надеть красивую одежду — и поставила перед фактом.
Она не знает, как называется цвет, которым окрасилось лицо отца.
— Я хочу поговорить с Май-Бритт наедине.
Йоран остается на месте:
— Я никуда не уйду. С этого момента мы семья, и все, что касается ее, касается и меня.
Да. Часы все-таки тикают. Теперь она это слышит. Мерный ритм, который дает надежду, тик-так, тик-так, работа ждет, тебе вставать пора…
— И все же у меня есть право поговорить с моей дочерью наедине.
…тик-так, тик-так, работа ждет, есть нечего с утра…
— Она моя будущая жена. С этого момента мы все делаем вместе.
— Хорошо, оставайся. Тебе тоже надо это знать. Мы уже давно решили, за кого Май-Бритт выйдет замуж, и уверяю тебя, это не ты. Его зовут Гуннар Густавсон. Это молодой человек из Общины, к которому и я, и Май-Бритт испытываем большое доверие. Не знаю, какой религии придерживаешься, но поскольку я никогда не встречал тебя на наших собраниях, то сильно сомневаюсь, что вы с Май-Бритт одной веры. А если так, то ни о каком браке не может быть и речи.
