Сара Уотерс - Бархатные коготки
Я поглядела на остальных. Миссис Денди и Профессор улыбались. Китти тоже успокоилась. Раскрасневшийся Уолтер не без трепета созерцал плоды своих трудов. Скрестив руки, он заключил:
— Отлично.
*После того как состоялось мое преображение — не просто в юношу, а, скорее, в юношу, каким бы я оделась, будь во мне больше женственности, — выход на сцену последовал в скором времени. На следующий же день Уолтер отослал мой костюм портнихе, чтобы перешили как полагается; через неделю один директор в благодарность за какую-то услугу предоставил ему зал и оркестр, и мы с Китти в парных костюмах принялись репетировать. Это было совсем не то, что петь в гостиной миссис Денди. Посторонние наблюдатели, пустой и темный зал меня смущали; я держалась робко и неловко, и мне никак не давалась прогулочная походка, которой меня терпеливо учили Китти с Уолтером. В конце концов Уолтер вручил мне тросточку и распорядился, чтобы я просто стояла, опираясь на нее, пока Китти танцует, и после этого дело пошло веселее, я освоилась, и наша песенка зазвучала забавно, как в первый раз. Когда мы с нею покончили и принялись репетировать поклоны, кто-то из оркестрантов нам похлопал.
Китти присела попить чаю, но Уолтер с серьезным лицом отвел меня в сторону, в партер.
— Нэн, — заговорил он, — когда все начиналось, я обещал, что не буду на тебя давить, и я не собирался нарушать слово; лучше мне отказаться от своего ремесла, чем выталкивать девушку на сцену против ее воли. Знаешь, есть менеджеры, которые так и поступают, которые думают, только как бы набить карман. Но я не из таких, а кроме того, мы с тобой друзья. Однако, — он набрал в грудь воздуха, — вот мы, все трое, работаем уже не первый день, и ты вполне, можешь мне поверить, ты вполне.
— Если, наверное, еще порепетировать… — с сомнением отозвалась я.
Уолтер покачал головой.
— Не обязательно. Разве за последние полгода ты не репетировала чуть ли не больше Китти? Ты не хуже ее заучила ее номер, знаешь песни и все приемы; многое придумала и помогала освоить!
— Не знаю, — отвечала я. — Все так ново, непривычно. Всю жизнь люблю мюзик-холл, но ни разу не думала о том, как бы я сама вышла на сцену…
— В самом деле? — спросил он. — Разве? Неужели, глядя в своем «Кентерберийском варьете», как публика упивается выступлением трагикомического артиста, ты ему не завидовала? Не видела с закрытыми глазами свое имя в программках и афишах? А когда ты пела своим… устричным бочонкам — разве не представлялся тебе переполненный зал, где слушатели-моллюски вот-вот заплачут или захохочут?
Я нахмурилась, прикусив палец.
— Пустые мечтания.
Уолтер щелкнул пальцами.
— Театр весь и состоит из мечтаний.
— Когда у нас дебют? — спросила я затем. — И кто даст нам зал?
— Здешний директор. Сегодня. Я с ним уже говорил…
— Сегодня?
— Всего одна песня. Он выкроил для тебя место в программе, и если угодишь публике, будешь выступать и дальше.
— Сегодня…
Я испуганно посмотрела на Уолтера. На его доброе лицо, глаза, синей и серьезней обычного. Но его слова повергли меня в трепет. Я подумала о душном зале, блеске огней, глумливых лицах публики. Пред ставила себе сцену, широкую и пустую. И решила: нет, не могу, даже ради Уолтера. Даже ради Китти.
Я затрясла головой. Уолтер это заметил и поспешно заговорил снова — пожалуй, впервые за все время, что я его знала, мне послышалось в его речи подобие коварства. Он сказал:
— Ну ты, конечно, понимаешь, что, раз уж мы напали на идею с двойным номером, мы не можем от нее отказаться. Если ты не хочешь выступать с Китти, найдется какая-нибудь другая девушка. Будем узнавать, присматриваться, прислушиваться. Тебе, наверное, станет неудобно, что ты подводишь Китти…
Я перевела взгляд на сцену, где на краю светлого пятна от прожектора сидела Китти, прихлебывая чай и болтая ногами, и с улыбкой слушала обращавшегося к ней дирижера. Мысль о том, что она может взять другую партнершу, прогуливаться с ней под ручку в свете рампы, сплетать свой голос с ее голосом, до тех пор не приходила мне в голову. Глумливая толпа — это еще ладно, пусть гогочут, пусть свистят, пусть тысячу раз сгонят меня со сцены…
*В тот же вечер, когда Китти в кулисах ждала команды распорядителя, я стояла рядом с нею, обливаясь потом под слоем грима и чуть не до крови кусая губы. Уже не в первый раз мое сердце из-за нее пускалось в галоп от робости или страсти, но никогда еще оно не колотилось так сильно — я думала, оно выпрыгнет из груди. Я боялась умереть от страха. Когда подошел Уолтер, чтобы шепнуть нам несколько слов и наполнить карманы монетами, я ему не ответила. На сцене тем временем шел номер жонглера. Я слышала скрип досок, когда он ловил палки, восторженные аплодисменты в конце выступления. Стукнул молоток, жонглер пробежал мимо нас, сжимая в руках свои принадлежности. Китти шепнула чуть слышно: «Я тебя люблю», и я почувствовала, как меня то ли тянут, то ли толкают за поднимавшийся занавес, и нужно будет хоть как-то ходить там и петь.
Вначале меня так ослепили софиты, что я вовсе не видела публику, а только слышала шелест и бормотание — громкое, со всех сторон, под самым, казалось, ухом. Когда же я на мгновение попала на темное место и разглядела обращенные ко мне лица, ноги у меня подкосились и я бы, наверное, двинулась не туда, если б не Китти. Сжав мое предплечье, она прошептала под звуки оркестра: «Нас хорошо встречают! Послушай!» Как ни странно, она оказалась права: в толпе раздавались хлопки и приветственные крики; первый куплет сопровождался нарастающим гулом, который говорил о приятных ожиданиях слушателей, а по завершении на нас обрушился с галерки оглушительный водопад смеха и ликующих воплей.
Никогда в жизни я не испытывала ничего подобного. Мне тут же вспомнился дурашливый танец, который мне никак не давался, и я, вместо того чтобы опираться на тросточку, присоединилась к Китти, когда она вышагивала перед софитами. И еще я сообразила, что шептал нам за кулисами Уолтер: под конец я двинулась вместе с Китти к краю сцены, вынула из кармана монетки, которые он туда сунул (это были, разумеется, шоколадные соверены, но фольга на них отливала металлом), и бросила в смеющуюся толпу. За монетами потянулись дюжины рук.
Публика требовала еще песен, но исполнять больше было нечего. Оставалось только под бурные аплодисменты удалиться с танцем за падающий занавес, меж тем как ведущий призывал публику к порядку. Наше место поспешно заступили следующие артисты — пара эквилибристов на велосипедах, — но и после их номера один или два голоса из зала продолжали вызывать нас.
