Эми Тан - Сто тайных чувств
Кван подозрительно косится в его сторону, затем заказывает тайскую лапшу.
Когда он уходит, я начинаю:
— Так о чем ты говорила?
— Иногда в меню пишут «свежее», а оно несвежее! — жалуется Кван. — Ты не спросить, а они, может, накормить тебя вчерашние объедки.
— Да я не о еде спросила! Что ты сказала по поводу папиной фамилии?
— А! Да-да! — Кван заговорщически наклоняется ко мне. — Фамилия Ба. Йи не его фамилия, нет. Это правда, Либби-я! Я говорить это тебе, чтобы ты не жить вся жизнь с неправильная фамилия. Зачем делать счастливые чужие предки, а не твои?
— Что ты болтаешь? Почему Йи — не его фамилия?
Кван озирается, словно собирается выложить мне секретные сведения о наркодельцах.
— Теперь я рассказать тебе что-то, да. Обещай не рассказывать никому, ладно, Либби-я?
Я киваю неохотно, но уже заинтригованно, и Кван переходит на китайский, язык наших детских призраков.
Я говорю тебе правду, Либби-я. Ба взял фамилию чужого человека. Он украл судьбу богатого человека. Это случилось во время войны, когда Ба изучал физику в Национальном университете Гуангкси, в Лиань-фень, неподалеку от Гуйлиня. Семья Ба была бедная, и отец отправил его в миссионерскую школу, когда он был маленьким мальчиком. Там не нужно было платить за обучение, только обещать любить Иисуса. Вот почему Ба так хорошо говорить по-английски.
Я ничего этого не помню. Я только повторяю слова моей тети, Ли Бин-бин. В то время Ба, мама и я жили в маленькой комнатке в Лиань-фень, рядом с университетом. По утрам Ба отправлялся на занятия, а с полудня работал на фабрике, собирал радиоприемники. Там ему платили по количеству собранных радиоприемников, так что Ба много не зарабатывал. Тетя говорила, что мозги Ба гораздо проворнее его рук. По вечерам Ба и его сокурсники покупали в складчину керосин для общей лампы. Во время полнолуния им не требовалась лампа: они могли учиться при свете луны до самого рассвета. Так поступала и я, когда росла. Ты знала об этом? Видишь, в Китае полная луна одновременно и красива, и практична.
Однажды вечером, когда Ба возвращался с занятий, с аллеи сошел пьяница и преградил ему дорогу. В его руках был пиджак от дорогого костюма. Он показал его Ба. «Этот пиджак, — сказал пьяница, — принадлежал многим поколениям моей семьи. Но теперь я вынужден его продать. Посмотри на мое лицо: я простой человек из обычной семьи. Какой мне прок от такой дорогой одежды?»
Ба взглянул на пиджак. Он был скроен из великолепного материала, сшит и подогнан по моде. Либби-я, это был 1948 год, когда шла война между националистами и коммунистами. Кто мог позволить купить себе такой пиджак? Очевидно, какой-то важный чиновник, опасный человек, бравший взятки у напуганных людей. Но наш Ба был не лыком шит. Ха! Он сразу смекнул, что пиджак краденый и что им обоим не сносить головы, если их поймают. Но как только Ба прикоснулся к пиджаку, он стал подобен маленькой мухе, угодившей в паутину. Он не мог устоять. Его обуяло новое, незнакомое чувство. Ах, как невыразимо приятно было чувствовать пальцами швы пиджака, принадлежащего богачу, осознавая, что в этот миг становишься близок к лучшей жизни, как никогда прежде! А потом это опасное чувство привело к опасному желанию, а опасное желание привело к опасной мысли.
Он закричал на пьяницу: «Мне известно, что пиджак краденый, потому что я знаю владельца! А теперь быстро говори, откуда он у тебя, не то позову полицию!» Вор бросил пиджак и убежал.
Вернувшись домой, Ба показал пиджак маме. Позже мама рассказывала мне, как он примерял пиджак, представляя себе, что могущество его владельца теперь перешло к нему. В кармане он обнаружил очки с толстыми стеклами. Он надел их и повелительно взмахнул рукой, вообразив, как сотни людей склонили перед ним головы в благоговейном почтении. Он хлопнул в ладоши, и дюжина воображаемых слуг со всех ног кинулась, чтоб принести ему обед. Он погладил живот, наполненный воображаемой пищей. И тогда Ба ощутил что-то еще.
Что это могло быть? За подкладкой пиджака было что-то зашито. Мама распорола пиджак маникюрными ножницами. То, что они нашли, Либби-я, пригвоздило их к месту, ибо из-за подкладки выпала пачка бумаг — официальных документов об иммиграции в Америку! На первой странице они прочли имя, написанное по-китайски: Йи Джан. И чуть пониже по-английски: Джек Йи.
Вообрази, Либби-я, во время гражданской войны эти документы ценились выше человеческой жизни. В дрожащих руках нашего Ба были заверенные бумаги, карантинное свидетельство, студенческая виза, свидетельство о внесении в список учащихся Линкольнского университета в Сан-Франциско, с оплаченным годом обучения. Он заглянул в конверт: там был билет «Америкэн Президент Лайнз» в один конец, двести долларов США и еще бланк для прохождения иммиграционного экзамена по прибытии.
О, Либби-я, это был черный рынок. Понимаешь, к чему я клоню? В те дни китайские деньги ничего не стоили. Должно быть, Джек Йи купил эти бумаги в обмен на золото и грязные услуги. Может, он выдал какие-то секреты националистам? Может, выдал имена лидеров Народно-освободительной армии?
Мама была напугана до смерти. Она велела Ба бросить пиджак в реку Ли. Но в его глазах вдруг заплясали бешеные огоньки. Он сказал: «Я могу переменить свою судьбу. Я могу стать богачом». Он велел маме отправляться к своей сестре в Чангмиань и ждать. «Как только окажусь в Америке, я пошлю за тобой и нашей дочерью, клянусь».
Мама уставилась на фотографию человека на визе — человека, которым хотел стать Ба. Йи Джан, Джек Йи. Это был неприятный худой мужчина, всего на два года старше Ба. Совсем не симпатичный, не то что Ба. У этого Йи были короткие волосы и злое лицо. Его холодные глаза прятались за очками с толстыми стеклами. Глаза человека есть зеркало его души, и моя мама сказала, что Йи из тех, кто непременно скажет тебе: «Прочь с дороги, жалкий червяк!»
В ту ночь мама наблюдала за тем, как Ба перевоплощался в Йи, облачаясь в его одежду, коротко обрезая волосы, надевая его очки. И когда Ба повернулся к ней, она увидела его глаза, такие маленькие, холодные! Он больше не любил мою мать, словно и вправду превратился в этого Йи, человека с фотографии, человека, который был влиятельным и уверенным — и ему не терпелось избавиться от своего прошлого и начать новую жизнь.
Вот так Ба украл имя. Что касается его настоящего имени, оно мне неизвестно. Я была тогда слишком маленькой, и к тому же мама умерла, как ты знаешь. Тебе повезло, что подобного не случалось с тобой. Позже тетя отказалась назвать мне его имя, потому что он бросил маму. Это была ее месть. Мама тоже не сказала мне, даже после смерти. Но я часто пыталась выяснить, как все-таки его звали. Несколько раз я вызывала Ба из Мира Йинь. Но мои друзья Йинь говорят мне, что Ба застрял где-то в другом месте — в туманном мире, где люди принимают ложь за истину. Не правда ли, это очень грустно, Либби-я? Если бы я только знала его имя, я бы сказала ему, и тогда он смог бы отправиться в Мир Йинь, попросить прощения у мамы и жить в мире со своими предками.
Вот почему ты должна поехать в Китай, Либби-я. Когда я увидела вчера это письмо, я сказала себе: это твоя судьба, от которой не уйти! Люди в Чангмиане, должно быть, еще помнят его имя, и прежде всего моя тетя, Большая Ма. Я уверена в этом. Человек, Который Стал Йи, — вот как она всегда его называла. Спроси у Большой Ма, когда приедешь. Спроси ее, как звали нашего Ба.
О! Что я говорю! Ты ведь не знаешь, как спросить. Она не говорит на Мандарине. Она так стара, что никогда не ходила в школу учить обычный язык. Она говорит на диалекте Чангмианя — не Хакка, не Мандарин, а что-то посредине, только люди из деревни говорят на этом языке. Будь осторожна, когда начнешь расспрашивать ее о прошлом, иначе она прогонит тебя прочь, словно глупую утку, клюющую тебя в ногу. Я-то ее знаю! Таков ее характер!
Не волнуйся, я поеду с тобой. Я ведь обещала. Я никогда не забываю о своих обещаниях. Мы с тобой сможем изменить судьбу нашего отца, узнав его настоящее имя. Мы сможем отправить его наконец в Мир Йинь.
И Саймон! Он должен поехать с нами. Тогда ты сможешь подготовить статью для журнала, раздобыть денег на дорогу. В конце концов, он нужен нам, чтобы таскать чемоданы. Я повезу с собой кучу подарков. Не могу же я поехать домой с пустыми руками! Вирджи сможет готовить для Джорджи, ее стряпня не так уж плоха. А Джорджи позаботится о твоей собачке — тебе не придется платить кому-то.
Да, мы все втроем — Саймон, ты и я. Я полагаю, это наилучший способ сменить твою фамилию.
Эй, Либби-я, а ты как думаешь?
12. Время есть утиные яйца
Кван больше не спорит со мной, избрав для достижения своих целей более эффективный метод — нечто среднее между китайской пыткой и американской тактикой «завлечь-и-кинуть».[26]
— Либби-я, когда мы поехать в Китай смотреть моя деревня?
