Олег Ермаков - Иван-чай-сутра
— Верх остроумия. А твоя программка?
— У меня другие разработчики, — солидно кашлянув, отрезал Кир.
— «Рамштайн», «Ультиматум», «М8Л8ТХ», «Расовая война». Теплая тусовочка! Кого я забыла? Дугина? Баркашова? Геббельса?
— Не передергивай, пожалуйста. И не вешай на меня всех собак. Кстати, могла бы добавить Габриеле Д' Аннунцио. С него все началось.
— Да ты не прочитал ни одного его стихотворения!
— Мне достаточно его жеста, того, как он со своими молодцами в черных рубашках захватил целый город, сданный было трухлявой родной буржуазией по мирному договору врагу, и несколько месяцев удерживал его, гарцуя на вороной лошади. И вообще мне больше нравится музыка, мужская музыка натиска, идея сурового обновления и неподчинения америкосам и цигойнерам.
— Да цыгане Индостана создали такую культуру, что все нордические творения рядом с ней мелки, как клопы! — воскликнула Маня. — Слон Индостана топчет их, не замечая. Абсолютно.
Кир погрозил ей пальцем.
— А зря!
Маня рассмеялась, встряхивая волосами.
— И это еще вопрос, кто создал эту культуру, — продолжал Кир, — цигойнеры или благородные арийцы.
— Три корзины пальмовых листьев писали уже не арийцы.
— Декадентская труха, — отмахнулся Кир. — Гниль.
— «Алмазная сутра» не труха. Или «Лотосовая».
— Не все золото, что блестит, майн кляйн, — покровительственно глядя на Маню, сказал Кир. — Иллюзии и пыль. И вообще, не люблю экзотику. Слишком далеко от нас. А ты кидаешься на все пестрое, как сорока.
— Почему это далеко? — возразила Маня. — «Росистая земля посреди четырех дорог», — это близко, вот оно.
— «Синий тумаааан, синий тумааан, Синий туман похож на обман, похож на обман!» — гнусаво задавленно пропел Кир, выпучивая глаза.
Маня замахнулась на него кулачком и ударила его в плечо.
— Коммандо цурюк! Чем тебе не нравится этот цигойнерский хит?! И в чем принципиальная разница между твоей цитатой и моей? Объясни, Птича.
— О росистой земле говорил Будда, урел!
— А про синий тумаааан — Добрынин.
— Очень прикольно, думаешь? Глупо.
— Нет, Птича, не прикидывайся лолой, втолкуй. Если, конечно, ты сама что-то понимаешь. В чем лично я, не уверен. Не хочешь мне сбросить, так вот человеку, админу горы. Ну, развяжи свой Астма Язык. Чем отличается твоя цитата от моей?
— А ты сам не врубаешься?
— Логика выше чувств. Таково уж мое ПО.
Маня вздохнула, передвигая нитки разноцветного бисера по загорелым запястьям и сказала, что ни в каком ПО нет вообще никаких чувств. Байты и гигабайты…
— Да, ледяной разум! — восхищенно отозвался Кир. — Который за тобой, жалким юзером, наблюдает и структурирует твои действия. Если ты, конечно, вменяемый чел, а не ламер, лузер, короче, кулхацкер!
— Безмазовыйрасклад, — сказала Маня. — Я несводима к разуму.
— Ха, это и ежу понятно. Короче, цветочную дребедень нельзя перевести на ванессу? на васик?
— Да что тут переводить, — сказала Маня. — «Росистая земля» чище и глубже, вот и вся песня.
— Да-а? — Кир оглянулся на Алекса, призывая его в свидетели.
— Да, — ответила Маня. — Просто нужно знать контекст. — Она передвинула бусины по запястью. — А можно и не знать! — С этими словами она встала и пошла к палатке.
— Но так это же еще не «росистая земля»! — крикнул ей вдогонку Кир.
— А какая? — откликнулась, не оборачиваясь, Маня. Она уходила дальше.
— Какая… какая, — пробурчал Кир. — Хмызник, крапива. Сама твердила, что не в кайф… Не поймешь, семь пятниц… — Он посмотрел на Алекса. — Вообще мне все это напоминает какую-то игру. «В поисках неизвестного». А ты здесь часто бываешь?
Алекс кивнул. Кир оглянулся с тоской.
— И далеко отсюда до приличного водоема?
Алекс сказал, что в четырех километрах река.
— Где?
Алекс показал. Кир посмотрел на зеленые дали и поежился.
— Хорошо бы навести курсор, двойной щелчок — и ты там. А так, я представляю, чапать по крапиве. Кошмар. — Кир взял топорик, подбросил его и поймал за рукоять. — Надо вырубить посох. И заправиться в дорогу водичкой, — проговорил он, веселея от удачного трюка. — Покажешь родник? — В этот миг он неосторожно взглянул на Алекса, перевел взгляд на падающий топорик — и поймал воздух. — Тойфел! Черт!..
Появилась Маня; она что-то несла в ковшике ладоней.
— Что у тебя там? — спросил Кир. — Цыпленок павлина-мавлина? Мы его будем ням-ням? Эссен? Кушать?
— Дурилка картонная, держи, — сказала Маня, насыпая ему что-то в ладони.
— О, лесная халява! Вооль! — воскликнул Кир. — А админу поднести? — с подчеркнутой многозначительностью спросил он.
Маня вопросительно взглянула на Алекса. Тот безропотно протянул руку. Маня открыла ладони, насыпая ему переспевшей холодной земляники.
— Вот что, подруга! Дальше мы пойдем туда! — сказал Кир, отправив сразу всю горсть в рот и указывая вдаль. — Заправим фляжки кальт христаль, и, — он подбросил топорик, закручивая его так, чтобы тот сделал уже не один, а два оборота, топорик закружился в воздухе черным знаком и лег рукояткой в руку, — в путь! Сейчас я вырублю посох.
Маня исподлобья взглянула на него.
— Там водоем. Я больше не собираюсь подвергать свой организм мукам жажды. — Кир внушительно посмотрел ей в глаза. — Надеюсь, ты уже убедилась в действенности моего метода? Он всегда приводит куда нужно. Логика ледяного разума покруче мутного троллинга юзеров «Ицзин», ферштейн? — С этими словами он двинулся прочь от костра, но тут же приостановился, пробормотал: «Блин, теперь шагу в простоте не ступишь», — закрутил в воздухе топорик и поймал его, кинул победоносный взгляд на Алекса и пошел дальше.
Алекс неторопливо съедал землянику, наблюдая за Киром. Маня спросила его, что там за водоем, к которому Кир собрался? Алекс ответил.
— Дальняя Река? — переспросила девушка. — С чьей точки зрения дальняя?
— С точки зрения скифов, живших в степи у моря. Но и с моей тоже.
— А где ты живешь?
— В Глинске.
— В Глинске?
— Ну да, Глинск вышел из реки, как гусь. Его даже можно было назвать Гусь Глинский, по аналогии с Гусь Хрустальным. Тем не менее, река кажется мне Дальней. У меня есть кое-какой опыт путешествий по ней. А это всегда путешествия не столько в пространстве, сколько во времени.
Маня улыбнулась.
— Это как Зыкина с Волгой?
Алекс слегка поморщился.
— Все убаюканы с пеленок Зыкиной.
— Это так обидно? — спросила Маня.
— Нет. Но хочется справедливости, — сказал Алекс. — Просто о Дальней Реке еще не спета песня. У меня был друг, который собирался это сделать.
— Друг против Зыкиной? — с улыбкой спросила Маня.
— Он собирался сочинить что-то вроде «Юноны и Авося», «Томми», но в другом духе…
— Рок-опера в духе речного патриотизма? — засмеялась Маня.
— Речного сепаратизма, — уточнил Алекс.
— «Дальняя Река»?
— Нет, называлась бы, пожалуй, по-другому… У него дед еще в старопрежние времена работал тут грабором. Ну, ландшафтным дизайнером.
Маня огляделась.
— В этих местах?
— Да. Раньше здесь стояли деревни, усадьбы — там, на холмах.
— … пока не явились стремные готы?
— Да они здесь же и дремали, — возразил Алекс, — в отеческих мхах.
— Как фашисты Кира во льдах?
— Айс унд фойе! С кем ты сравниваешь потомков атлантов? — вскричал Кир, выходя к лагерю из зарослей иван-чая. На плече он нес свежее древко.
— С крестьянами и рабочими, — невозмутимо откликнулась Маня. — Они тут винтили местные дворянские гнезда. Все благородно, в антибуржуазном духе Муссолини и «Железной гвардии»: пожар, битье стекол, роялей, костры из книг и картин.
— Доверчивых мужиков вдохновляли иуды-чандалы, троцкие с луначарскими. Фашисты никогда не стали бы громить усадьбы. Настоящие фашисты, — уточнил Кир. — У тебя примитивные представления, Птича. Разорять дворянские усадьбы? Это же столпы традиции! Почитай Эволу.
— Он что, пишет тексты для «М8Л8ТХ»?
— Жужжалка! Юлиус уже в вечных снегах недоступных вершин.
— Кир, тебя не поймешь, когда ты прикалываешься. Вот сейчас или когда вещаешь, что кроме психики ничего не существует?
— А что такого я сказал? Это просто эвфемизм слова «тод».
— Как-то на тебя не похоже.
Кир на мгновенье смутился, подбросил топорик.
— Поживешь на вершинах — еще и не то запоешь, — буркнул он. — А, кстати, Алексей, что там за шурф? Это не ты золото ищешь? Или черепки, наконечники стрел, бляхи, удила? Я бы вообще не отказался от меча-кладенца. Прорубаться в местных джунглях. Айс унд фойе!
Кир принялся остругивать палку.
— Нет, здесь копались геологи, — сказал Алекс, вертя в руках панаму. — Оценщики.
