Осне Сейерстад - Книготорговец из Кабула
Входит младший брат Султана Юнус и тепло приветствует Шакилу. Расспрашивает ее о родственниках и по обыкновению замолкает. Он редко открывает рот во время еды. Он вообще молчальник и почти никогда не участвует в семейных беседах. Да и зачем портить другим настроение своей меланхолией? Юнус предпочитает оставлять свои мысли при себе. Молодой человек — не удовлетворен тем, как складывается его жизнь.
«Собачья жизнь, — говорит он. — Работаешь с утра до вечера, а взамен получаешь только крохи со стола брата».
Юнус — единственный из мужчин в семье, к кому Лейла испытывает симпатию. Она по-настоящему любит этого своего брата. Иногда он приходит домой с подарками для нее — то заколку принесет, то гребешок.
Этим вечером у него на языке вертится вопрос. Но он, как обычно, медлит с ним. Шарифа опережает его.
— С Белкизой ничего не вышло, — говорит она. — Отец согласен, но мать против. Поначалу и она согласилась, но потом поговорила с каким-то родственником, у которого есть сын, помладше тебя, и тот вроде бы хочет жениться на Белкизе. Этот родственник к тому же начал распускать дурные слухи о нашей семье. Так что у меня нет для тебя ответа.
Юнус краснеет и отводит глаза. Ситуация для него крайне мучительная.
Мансур ухмыляется.
— Девочка не хочет выходить замуж за дедушку, — бормочет он про себя, но так, чтобы Юнус слышал.
По лицу Юнуса видно, что его последняя надежда растоптана. Он устал, устал ждать, устал искать, устал ютиться в тесноте чужого дома.
— Чай, — бросает он, чтобы прервать поток красноречия Шарифы, которой неймется объяснить, почему семья Белкизы не хочет отдать за него дочь.
Лейла поднимается. Она расстроена неудачей сватовства брата. Она-то надеялась, что Юнус женится и возмет их вместе с матерью к себе. Они могли бы жить все вместе, Лейла была бы тише воды ниже травы. Она научила бы Белкизу вести хозяйство, брала бы на себя самую тяжелую работу. Белкизе бы даже не пришлось бросать школу. Как хорошо они бы могли зажить. Все лучше, чем у Султана, где никто не ценит ее и ее труд. Султан вечно ворчит, что она неправильно готовит еду, слишком много ест и не слушает Соню. Мансур постоянно досаждает ей своими насмешками и частенько советует убираться на все четыре стороны. «Те, кто ничего не значат для моего будущего, для меня не существуют, — говорит он. — А ты — ты для меня никто. Ты живешь за счет моего отца, пошла вон!» — издевается он, отлично зная, что деваться ей некуда.
Лейла возвращается в комнату с чаем. Слабым зеленым чаем. Она спрашивает Юнуса, надо ли погладить ему завтра брюки. Она только что их постирала, а у Юнуса всего две пары брюк, вот она и интересуется, намерен ли брат завтра надеть чистые брюки. Юнус молча кивает.
«Моя тетя такая глупая, — не устает повторять Мансур. — когда оан открывает рот, я уже знаю, что она хочет сказать. В жизни не видел такой страшной зануды», — издевательски смеется он, передразнивая Лейлу. Он вырос вместе с тетей, которая всего на три года старше его, но ведет себя не как брат, а, скорее всего как маленький командир.
Лейла постоянно повторяет сказанное, поскольку не уверена, что ее слушают. Предметом ее разговора обычно являются бытовые мелочи, потому что в этом заключается ее жизнь. Но она умеет заразительно смеяться, когда болтает с кузинами, сестрами или племянницами, а когда в ударе, так и сыплет увлекательными историями. Тогда у нее на лице сияет зажигательная улыбка. Но только не за семейным столом. Тут она чаще всего молчит. Иногда Лейла сеется плоским шуткам племянников, но, как она объясняет кузинам, «смеются только губы, а не душа».
После рассказа о неудачном сватовстве остаток ужина — первого ужина Шарифы дома — протекает почти без разговоров. Аймал играет с Латифой, Шабнам — с ее куклами, Экбал переругивается с Мансуром, а Султан заигрывает с Соней. Остальные едят в молчании, и вскоре семья отправляется на покой. Шарифу и Шабнам укладывают в комнате, где спят Бибигуль, Лейла, Бюльбюла, Экбал, Аймал и Фазиль. Все лежат на полу плечом к плечу. За Султаном и Соней остается отдельная спальня.
Лейла готовит при свете стеариновой свечи. Это для Султана — он и на работе должен питаться домашней едой. Лейла жарит цыпленка, варит рис, делает овощной соус. Пока еда готовиться, она моет посуду, оставшуюся от ужина. Огонек свечи бросает отсвет на ее лицо. Под глазами у девушки залегли темные круги. Когда все готово, она снимает кастрюли с плиты, заворачивает их в большие полотенца и завязывает сверху узлом, чтобы не сваливались крышки, когда Султан с сыновьями понесут их на работу. Лейла отмывает руки от жира и ложится спать — в той же одежде, в которой ходила днем. Раскладывает циновку, накрывается одеялом и засыпает. Всего через несколько часов раздадутся крики муэдзина и под «Аллах Акбар» для Лейлы начнется новый день.
Новый день, пропитанный тем же вкусом и запахом, что и все остальные. Вкусом и запахом пыли.
Попытка
Как-то раз после обеда Лейла обувает свои уличные туфли на каблуках, накидывает паранджу и выскальзывает из дома. Выходит через покосившуюся дверь мимо тазов с бельем во двор. Она подзывает соседнего мальчика, чтобы сопровождать ее для приличия. Они переходят по мосту через высохшую реку Кабул и исчезает под сенью деревьев одной из редких в городе аллей. Идут мимо чистильщиков обуви, торговцев дынями и булочников. И праздношатающихся. Этих Лейла больше всего боится. Мужчин, у кого есть время — и желание — глазеть по сторонам.
Листва на деревьях в кои-то века зеленая. За последние три года в Кабуле не упало ни капли дождя и почки сгорали под палящимися лучами, не успев распуститься. Этой весной, первой после падения Талибана, дождь шел часто — прекрасный, благословенный дождь. Конечно, чтобы вновь наполнилась река Кабул, воды не хватило, зато выжившие деревья вновь зазеленели. И пыль улеглась. Мелкая пыль — проклятие Кабула. После дождя она превращается в глину, а в сухом состоянии носится над землей, забивая нос; от нее воспаляются глаза, першит в горле, саднит в легких. Этим утром опять прошел дождь, и все вокруг зазеленело. Но сквозь плотную ткань паранджи влажный воздух проникнуть не может. Лейла чувствует только собственное нервное дыхание и пульсацию крови в висках.
На одной из многоэтажек Микрорайона — дома номер четыре — большая вывеска с надписью: «Курсы». На улице стоят длинные очереди желающих записаться на курсы — чтения, письма, компьютерной грамотности. Лейла собирается на курсы английского. Два человека у входа проводят регистрацию. Лейла платит сбор и встает в очередь новичков, ищущих свой класс. Они идут по лестнице в низ и спускаются в подвал, напоминающий бомбоубежище. Стены исчерканы пулями. Во время гражданской войны здесь, прямо под жилыми квартирами, находился военный склад. «Классы» отделены друг от друга тонкими перегородками. В каждом из них доска, указка и несколько скамей. Кое-где даже стоят парты. Слышится низкий гул голосов, воздух в подвале постепенно нагревается от дыхания пришедших.
Лейла находит свой класс. Над входом написано: «Английский для продолжающих, первый уровень». Она пришла одной из первых — в классе сидит только несколько длинных парней.
Неужели такое может быть, парни в классе, думает Лейла. Она уже собирается развернуться и идти домой, но берет в себя в руки. Садится за последнюю парту. В противоположном углу она замечает двух девушек. Девушки сидят тихо как мыши. Гомон в соседних классах перерастает в ровное гудение. Кое-где его вспарывают в резкие голоса учителей. Время тянется, а преподаватель английского не идет. Парни принимаются писать на доске разные слова: pussy, dick, fuck. Лейла делает вид, что ее это не интересует. Украдкой она раскрывает под партой словарь, англо-персидский, но таких слов там нет. Лейле становится все больше не по себе. Она одна — или почти одна — наедине с толпой юношей — ровесников, а кое-кто даже постарше. Она не должна была сюда приходить, теперь она горько раскаивается. А вдруг кто-нибудь из парней заговорит с ней? Какой стыд! А ведь она даже сняла паранджу. Подумала, что негоже сидеть в классе в парандже. Так что теперь все видели ее лицо.
Входит учитель, и парни торопливо стирают написанное с доски. Начинается урок, который становится для Лейлы настоящей пыткой. Все должны представиться, сказать, сколько им лет и еще пару слов по-английски. Учитель, высокий худой человек, машет указкой в ее сторону. Лейла встает, начинает говорить. Ей кажется, что она выворачивает душу наизнанку перед всеми этими парнями. Она запятнала свою честь, показала свое лицо. И о чем она только думала, когда записалась на эти курсы? Она ведь даже не могла себе представить, что юноши и девушки будут учиться в одном классе. Ни за что на свете. Это не ее вина.
Она не смеет уйти. Учитель может спросить, что с ней. Но как только урок заканчивается, она стремглав выбегает из класса. Накидывает паранджу и бежит прочь. И снимает ее только дома, в безопасности.
