Нам здесь не место - Санчес Дженни Торрес

Многие не смогли проделать этот путь. Но у кого-то же получилось! Почему не у меня? Не у нас?

Я держусь за эту мысль.

«Почему не у меня? — спрашивают мои ступни с каждым ударом о землю. — Почему не у нас?»

А вокруг нет ничего, кроме тишины, звуков наших шагов и нашего дыхания.

Тут мои мысли прерывает голос Чико.

— Я хочу пить, — говорит он. — И весь чешусь, как будто по мне жуки бегают.

Он проводит ладонями по рукам, скребет голову. Я тоже чувствую зуд и после его слов начинаю почесываться.

— Попьем, когда вернемся к шоссе и сядем в микроавтобус.

— Поймать его будет не так просто, — замечает Крошка.

— Они все время бегают туда-сюда по автостраде, — говорю я ей, надеясь, что это правда.

Когда мы. поворачиваем к шоссе, я представляю, как мы будем снова сидеть в микроавтобусе и пить воду. Эти мысли придают мне силы. Вскоре я снова слышу шум автомобилей. Теперь мы удаляемся от зарослей кустарника и приближаемся к дороге. Я начинаю высматривать белый микроавтобус или фургон. И опять думаю о воде.

Неожиданно на шоссе загораются фары.

— Подождите здесь, — говорю я, бегу к автостраде и машу руками. Ослепленный фарами после долгого пребывания в темноте, я закрываю глаза, когда фургон приближается. Но он с ревом проносится мимо. Перед глазами мелькают яркие точки. Я моргаю, пытаясь разглядеть хоть что-то, и тут слышу сигнал автомобиля и вижу свет фар. Потом Чико и Крошка бегут к остановившемуся фургону, мы забираемся в него и платим водителю, точно так же, как предыдущему, и едем дальше, пока не приходится повторять все сначала.

Каждый раз мне кажется, что мы так и не выбрались из этих зарослей и полей. И каждый раз я гадаю, произошло ли это на самом деле. Вокруг ничего не меняется: все та же темень, та же тишина да треск сухих веток под ногами.

И все так же слепнут глаза, когда мы снова возвращаемся к дороге. Потом появляется очередной белый фургон, с очередным водителем. Мы платим ему деньги. Делаем по глотку воды.

И так происходит снова и снова.

Когда мы в третий раз забираемся в фургон, мои ступни горят, словно в огне, а моя голова от изнеможения болтается туда-сюда, в точности как у Крошки и Чико, пока шорох шин баюкает нас.

Не знаю точно, сколько времени проходит, прежде чем я засыпаю. Но даже во сне я продолжаю путь. Мне снится, что я на заднем сиденье отцовского «Эль-Камино», отец за рулем, а мама рядом с ним, на пассажирском кресле. Я вижу лишь затылок отца, но знаю, что это он. Мы едем: верх машины опущен, дует ветер, гремят басьц В воздухе пахнет океаном и песком, водорослями и солью. Отец смотрит только вперед, и мне так хочется, чтобы он обернулся. Я столько всего хочу у него спросить, столько всего хочу ему сказать! Но я ничего не говорю. А он продолжает вести машину, не отрывая взгляда от дороги.

Одной рукой он обнимает маму. Она оборачивается, смотрит на меня, улыбается и открывает рот, чтобы что-то сказать…

ТЇ тут уши наполняет громкий скрежет. Потом раздается чей-то крик.

Слышатся другие голоса, ругань:

— Мать его разэтак!

— Cuidado! Берегись!

Dios! Боже!

Я открываю глаза и вижу в свете фар что-то расплывчатое.

Меня сильно швыряет на Чико, который наполовину съехал со своего сиденья. Крошка уже на полу. Водитель резко Выкручивает руль, и нас бросает в противоположном направлении. Чико хватается за меня, Крош-ка — за сиденье. Покрышки визжат. Я жду сотрясения, жду, когда в нас что-нибудь врежется, но всего лишь слышу звук удара, грохот, когда металл сталкивается с металлом.

Водитель широко открытыми глазами смотрит в зеркало заднего вида, стараясь выровнять машину.

— Что случилось?! — кричит Чико.

— Мы его сбили! — восклицает сидящий за нами мужчина.

Кроме нас, в фургоне еще четверо: мужчина, женщина и две девочки-подростка. Я даже не знаю, вместе они или нет. Девочки держатся друг за друга. Женщина дрожащими руками закрывает лицо.

— Он выскочил не пойми откуда, — говорит водитель, все еще пребывая в шоке, хотя фургон уже вернулся на свою полосу.

Мы смотрим назад и видим машины, запрудившие шоссе. Из них выходят люди, кричат, показывают на землю, где что-то лежит.

— Боже мой… — шепчет Крошка.

Глаза Чико широко распахнуты. Неужели кто-то голосовал на шоссе, пытаясь остановить наш фургон? В точности как мы?

Водитель трет лицо одной рукой, видимо пытаясь справиться с потрясением.

Мое тело чешется, теперь уже от нервов. Я глубоко вздыхаю. Крошка поворачивается ко мне. У нее измученное и испуганное лицо.

— Это правда случилось? — спрашивает она.

— Все будет хорошо, — говорю я и сажусь на свое место, стараясь не думать о том, что происходит позади нас.

Фургон едет дальше.

Я оборачиваюсь и спрашиваю у сидящего за нами мужчины:

— Сколько сейчас времени?

Он смотрит на свои часы:

— Полпятого.

Полпятого? Прошло больше времени, чем я думал.

Я поворачиваюсь к водителю.

— Сколько еще до Арриаги?

— Мы уже в Арриаге, — отвечает он.

— Правда?

Он кивает.

— Правда, joven [15]. Вам повезло, иногда эти ублюдки ленятся караулить вас целыми ночами.

— Да уж, действительно повезло, — обращается к женщине сидящий сзади мужчина. — Он нас чуть не угробил.

А мы с Чико и Крошкой смотрим друг на друга.

Вот мы и в Арриаге! Там, где обитает Ля Бестия. И где она ждет нас.

— Некоторым это удается, так почему не нам? — шепчу я друзьям.

Чико улыбается своей дурацкой улыбкой, Крошка с облегчением вздыхает, а мое сердце переполняют самые разные чувства. «Осторожно, — говорю я ему. — Поменьше эмоций».

Через несколько мгновений водитель въезжает в какой-то захудалый район, где полно магазинчиков и торговых автоматов. Мужчина, женщина и девчонки быстро выходят, как только фургон останавливается. Но я понятия не имею, где мы сейчас.

— Вы отвезете нас к железнодорожным путям, туда, откуда отправляется Ля Бесmиа?

Водитель пожимает плечами:

— Это будет стоить вам еще денег, но да… я могу вас туда отвезти.

Когда фургон отъезжает, я поворачиваюсь к окну и смотрю на незнакомый мир, на людей, едущих неизвестно куда в других машинах. А мы направляемся к «Зверю». К тому самому зверю, который отвезет нас к нашей мечте.

Крошка

Мы едем в фургоне, и я вспоминаю о полях, по которым мы бежали и где в маленькой ямке я закопала окровавленные прокладки, когда мальчишки в сторонке охраняли меня. Потом я положила новую прокладку и попросила свое тело перестать кровоточить. Я просила сохранить как можно больше энергии, пока я бегу от Рэя. Пока я бегу к безопасности и, может быть, к мечтам.

Хотя в последнее время я забыла о мечтах. Нет, не так: я заставила себя перестать мечтать.

На следующий день после того, как папа нас бросил, мама вернулась из гостиничного комплекса, куда она ездила вместе с mua, чтобы устроиться на работу горничной. Она посмотрела на меня и улыбнулась, хотя улыбка у нее получилась странной.

— Только посмотри, я теперь’прислуга! — сказала она, держа в руках униформу горничной. — Ох, Крошка, я старалась. Терпела разное от твоего отца, думала, так для нас, для тебя и меня, будет лучше. Но теперь мне придется менять простыни богачам и los americanos, американцам. Подчищать за ними дерьмо.

Мама очень красивая. Возможно, она могла бы выйти за любого, стоило ей только захотеть. Но она выбрала папу. Однако его любовь ушла, а потом и он сам от нас ушел.

— Это честная работа, — сказала маме mua Консуэло. — И тебе будут давать чаевые. Иногда.

Глаза мамы наполнились слезами, и мои тоже. Она словно съежилась, как будто ей было стыдно, и от этого мне стало даже больнее, чем от ухода отца.

— Я так тебе сочувствую, Люсиа, — сказала mua и обняла маму. — Я помогу тебе подучить английский, и, может быть, тебе удастся стать официанткой, — пообещала она.