Лариса Райт - Жила-была одна семья
Отец был старше ее на двадцать лет. Когда она родилась, он уже три года как покинул родную деревню под Казанью. И не просто покинул, а уехал учиться в Москву. Односельчане сравнивали его с Михайло Ломоносовым, считали местной достопримечательностью, которую не иначе как сам Аллах наделил жаждой к знаниям еще до рождения. Теперь ребят, которым от природы дано понимать больше остальных, выделяться из своего окружения, именуют детьми индиго. Раньше о таком понятии не знали даже в городе, а уж в глухой татарской деревне слышать подобных терминов не могли и подавно. Зуфар был гордостью и надеждой не только родителей, но и остальных жителей поселка. То, что случилось с одним, вполне могло произойти и с другими. Этот мальчик был первой, но, возможно, далеко не последней ласточкой. У родившихся младенцев тоже есть шанс опериться и вырасти в неординарных, большекрылых птиц, летающих на дальние расстояния. А пока летал только Зуфар. Причем летал в самом прямом смысле этого слова. Из талантливого, подающего надежды студента он превратился в аспиранта, а затем и в доцента кафедры археологии одного из ведущих московских вузов, ректором которого ему было суждено стать впоследствии. Но это потом, а тогда он наслаждался жизнью человека, влюбленного в свою профессию и получающего от нее именно те блага, которых ожидал. Зуфар был человеком действия, просто рассказывать студентам о том, что где-то на острове Титикака группа счастливчиков обнаружила останки неандертальцев, не доставляло ему удовольствия. Он непременно должен был находиться в эпицентре событий и при каждом удобном случае отправлялся на раскопки с такими же, как он сам, энтузиастами. Зуфару часто везло, и не только потому, что на его стороне оказывалась отвернувшаяся от других удача, но и потому, что птица эта часто выбирает думающих и целеустремленных людей. Родители Зуфара, хоть и не получили высшего образования, всегда осознавали, что у них растет особенный ребенок. Он был поздним и единственным, что нечасто встретишь в татарских семьях. На нем было сосредоточено все их внимание, и они приложили немало сил, чтобы направить данный сыну природой талант в нужное русло. Они постарались сделать так, чтобы легкость в постижении наук не сослужила Зуфару дурную службу, они убеждали его в том, что для достижения успеха нужно продолжать трудиться даже тогда, когда тебе кажется, что ты всего достиг, и только тогда можно рассчитывать на то, что удача тебя никогда не оставит.
— Везет тем, кто знает, — говорила Зуфару мама, и жизнь потом предоставила ему достаточно возможностей убедиться в неоспоримости ее слов.
Зуфару везло, потому что, прежде чем приступить к физическим поискам какой-нибудь древности, он проходил трудный путь поисков ментальных. Он изучал научные труды коллег, художественную литературу на заданную тему, исторические справки и хроники. И к началу раскопок всегда владел исчерпывающим представлением о том, где именно стоит искать, а где не стоит терять время. Удачно найденные вазы, тарелки, украшения и даже чьи-то кости сделали ему имя в научном мире, его стали приглашать в международные экспедиции. Когда это произошло впервые, он отчаянно радовался тому, что несколько лет назад предпочел археологию физике. Если бы он достиг таких же высот в последней, он бы, скорее всего, оказался невыездным и сидел бы сейчас в каком-нибудь закрытом почтовом ящике, а не разъезжал по миру (бывало, и капиталистическому) с рюкзаком за плечами. И он ездил, искал, находил, привозил и снова уезжал, успевая при этом читать лекции, проводить семинары и обсуждать с научным руководителем детали будущей докторской. Родителей он навещал, но не слишком часто. Во-первых, у него не было возможности, а во-вторых, честно говоря, и острое желание общаться с ними постепенно пропадало. Он любил их — они любили его, но жили они уже в разных мирах, крутились на непересекающихся орбитах. Он пытался рассказывать им о величии египетских пирамид, о сокровищах острова Пасхи, о планах непременно найти в Аравийской пустыне останки динозавров. Старики вежливо кивали, улыбались, поддакивали, переглядывались, довольные, но их явно больше интересовало, когда же он наконец перестанет жить на чемоданах, обзаведется семьей и подарит им наследника. Зуфар, в принципе, понимал, что его немолодым родителям хочется успеть понянчиться с внуками, но разговоры эти раздражали. Он уже успел вкусить радостей семейной жизни, когда легкая небесная фея за несколько недель превратилась в земную, постоянно чем-то недовольную, визгливо орущую тетку. Хотя нет, недовольную, конечно же, всегда одним и тем же: присутствием молодого мужа в каких угодно уголках планеты, только не в том углу спальни, где стояла их супружеская постель.
Зуфар, как любой другой человек, нуждался и в любви, и в заботе, и в понимании, но не готов был жертвовать и каплей своих интересов. Ему нужен был человек, живущий его жизнью, его делом. Из неудачного короткого опыта семейной жизни он вынес тапочки, раскладушку и на долгие годы укрепившееся в сознании мнение, что понимания и жертвенности в женщинах искать не стоит. Друзьям семейным он в основном сочувствовал и был уверен, что после очередной экспедиции их ждал скандал, перекошенное лицо, красные от слез глаза и целая гора претензий. В рассказы о домашних борщах, тихих и ухоженных детях, терпеливо ждущих вечно отсутствующего отца, и счастливую, спокойную, льнущую к любимому хозяйку дома он не слишком верил. Считал, что согласие возможно лишь в тех семьях, где супруги встречаются каждый день и строят быт вместе, а уж в домах, где работа одного делает несчастным другого, ни о каком отсутствии проблем не может быть и речи. Он не хотел снова делать кого-то несчастным, а уж от лишних проблем жизнь свою и вовсе мечтал огородить. Ну зачем ему, скажите пожалуйста, чьи-то упреки, расплывшаяся косметика и хлюпающий нос, если перед ним маячат джунгли Амазонки, прерии Северной Америки и высокогорье Тянь-Шаня?! Нет, никакого резона менять вольную жизнь он не видел, а объяснять эту позицию родителям просто устал. Он был молод, и казалось, что вся жизнь впереди не только у него одного, но и у его близких.
Родина, однако, хоть и не запирала Зуфара на своих необъятных просторах, не забывала о его талантах и перспективах. Участие молодого ученого в громких экспедициях, интересные находки, несомненно, укрепляли позиции Советского Союза в научном мире, но не избавляли страну от того риска, что однажды Большой каньон Колорадо покажется Зуфару привлекательнее пещер Соликамска, а минералы Тибета — богаче кавказских недр. Следовало опередить иностранных конкурентов и сделать археологу такое предложение, что заставило бы его и дальше без всяких сомнений трудиться на благо отечества. Сказано — сделано: Зуфару предложили вне очереди защитить докторскую диссертацию и стать деканом факультета; молодой человек оказался вполне тщеславным и амбициозным, чтобы согласиться. В конце концов, для путешествий оставались каникулы, и никто не гарантировал, что в случае отказа от данного предложения за ним последуют другие, не менее интересные. Вкупе с должностью и научной степенью Зуфар получил и прочие блага, которыми пользовалась культурная элита страны: высокая зарплата, квартира, очередь на машину и продуктовые заказы к праздникам. Он был доволен. С ним не произошло главного, чего он страшился: ему не стало скучно. Работы было много, было куда приложить свою кипучую энергию. Он был порядочным человеком и оказался хорошим хозяйственником. Теперь его любили не только студенты, как талантливого педагога, но и коллеги ценили, как честного, справедливого руководителя. Ему еще не было сорока, а он уже достиг больших высот в карьерной лестнице, по которой, судя по всему, еще не закончил подниматься. Он был счастлив. Почти. Но не совсем. Он привык жить в общежитии и не думать, не заботиться о быте. То недолгое время, что просуществовал его первый брак, практически стерлось из памяти. А если вдруг какой-то сюжет и возникал неожиданно в голове, то связан он был, как правило, с очередной неприятной сценой, но никак не с отутюженными чистыми рубашками, вкусным обедом и вымытыми полами. Раньше эти вещи его не волновали: большую часть времени он проводил в экспедициях, где вполне уместно смотрелись футболки и мятые брюки. А в те редкие моменты, когда он задерживался в Москве, чтобы прочитать курс своих лекций, мужчина пользовался услугами прачечной. Комната в общежитии ему не принадлежала, а потому и грязь, и беспорядок, и отсутствие уюта воспринимались Зуфаром легко. Он думал об этом, если думал вообще, как о чем-то временном, чужом, ему не принадлежащем. Но теперь у него была своя квартира, и пыль в ней была его пылью, грязное белье в ванной — его бельем, а холодильник, заполненный едой из кулинарии, — его холодильником. Конечно, все бытовые проблемы можно было бы решить с помощью домработницы, но отсутствие грязи не могло компенсировать тот вакуум, который возникал в душе. Рабочие дела, ежедневные планы, гениальные и не слишком идеи хотелось обсуждать, но у коллег и друзей давно были семьи, а те девушки, с которыми Зуфар привык легко сходиться в экспедициях и без труда и взаимных претензий расставаться по возвращении, по-прежнему перетекали из похода в поход и вовсе не мечтали о досуге у стиральной машины, плиты и гладильной доски. Среди студенток и коллег, скорее всего, Зуфар мог бы найти (и не одну) девушку, которая согласилась бы скрашивать его одинокие вечера. Только уверенности в том, что подобные благие намерения его снова не приведут в ад, где жена стремится не уступить мужу в карьерном росте, добиться с его помощью продвижения по службе и в конечном итоге задавить супруга мощью своего интеллекта, у него не было. Он все чаще думал о том, что милая, неглупая, но и не амбициозная девушка могла бы скрасить его существование. Все чаще вспоминал слова матери:
