Рональд Х. Бэлсон - Исчезнувшие близнецы
И он изложил мне свой план.
Тем же вечером Давид подбросил Фейнбергу анонимное послание на немецком языке: «Герр Фейнберг, вам приказано встретиться с обозначенным посланником у двери вашего дома в 19.00».
Ровно в семь вечера круглолицый мужчина в твидовой спортивной куртке и фетровой шляпе начал спускаться по лестнице к входной двери. У него был нос, как у хорька, и тоненькие усики, больше похожие на линию над губой. Выглядел он озадаченным – ему не давало покоя загадочное послание, которое он получил от своих немецких кураторов. Он повертел головой по сторонам.
– Пан Фейнберг! – окликнула я, стоя у подножия лестницы.
Он посмотрел на меня и вздрогнул:
– Да, я Фейнберг, но у меня важная встреча, юная леди, поэтому, пожалуйста, отойдите.
Он махнул рукой и попытался протиснуться мимо меня, но я преградила ему дорогу.
– Я жду вас.
– Вы? Девушка? Это вы написали мне?
Я покачала головой:
– Я не писала.
Он фыркнул:
– Хм! Неужели немцы послали девчонку, чтобы передать мне инструкции? О чем они только думают? – Он смерил меня взглядом и покачал головой. – Как тебя зовут?
Я не сводила взгляда с его лица. Мне необходимо было увидеть его реакцию.
– Лена Шейнман, дочь человека, которого вы предали.
Он замер и поспешно огляделся, но не заметил Давида, стоявшего в темноте у него за спиной.
– Капитана Шейнмана?
– Вы выдали нацистам моего отца. И еще трех патриотов. Вы донесли на них. Вам было известно, что за этим последуют репрессии. Нацисты расстреляли четыре семьи. Полностью. Это вы обрекли их на смерть! Вы предатель и убийца. Вы ничем не лучше гестапо.
Фейнберг пожал плечами:
– Кто ты такая, чтобы отчитывать меня? Что ты знаешь? Ты слишком молода. Если ты еще не поняла, идет война, и я сделаю что угодно, лишь бы остаться в живых. Я знаю, кто сейчас правит бал, и пойду на все, чтобы уберечь себя и свою жену.
– А как же моя семья? Мама и младший брат? И другие семьи, которых убили из-за вас?
– Им не повезло, но это издержки войны. Ты зря сюда пришла. Я поступил так, как должен был поступить. Когда-нибудь, когда повзрослеешь, поймешь.
– Я думаю, юденрату и остальным членам коммуны будет интересно узнать то, что вы рассказали.
– Ха! Рассказал что? Я ничего не говорил. Я буду все отрицать. Никто тебе не поверит – твое слово против слова Луиса Фейнберга.
Он повернулся, чтобы уйти, но Давид преградил ему путь и положил на его плечо свою сильную руку.
– По-моему, вы ошибаетесь, – сказал Давид.
Фейнберг уставился на него:
– Послушайте, что сделано, то сделано. Шейнмана в любом случае поймали бы. Это был только вопрос времени. Нацисты знали о существовании группы Сопротивления, я всего лишь немного ускорил процесс.
– Чтобы снискать их благосклонность, – сказала я.
– Да, чтобы снискать их благосклонность. Разумеется! Любой бы так поступил.
– Вы совершили предательство, – напомнил Давид.
– Против кого? Эй, откройте глаза, мы теперь часть Германии. Сейчас 1942 год! Проснитесь! Польши больше нет. Вы говорите о предательстве? Ха! Это Шейнман с дружками предавал Рейх.
– Пан Фейнберг, мы уже достаточно наслушались, – прервала его я. – На мгновение я подумала, что пан Капинский мог ошибиться. Я истолковывала свои сомнения в вашу пользу. Это больше, чем вы дали моей семье. – Я обернулась и направилась к двери. – Вы должны следовать за мной.
– Ни за что! – проворчал он. – Кто ты такая, чтобы мне приказывать?
– Сегодня приказы отдает она, – заявил Давид.
Он взял Фейнберга за плечо и подтолкнул к двери. На улице стояли все члены юденрата и больше тысячи других евреев. Они проклинали предателя и тыкали в него пальцем. Он извивался, но не мог вырваться из рук Давида.
Подошел пан Капинский:
– Ты – изгой в нашей коммуне, Фейнберг, презренный предатель. Ты больше не можешь жить среди нас. Ты изгоняешься из гетто. А теперь уходи!
– Куда? Куда мне идти? Мне запрещено покидать гетто, это против правил!
– Как вы там говорили? – ответил Давид. – Не повезло? Издержки войны?
Толпа расступилась, и Давид довел Луиса Фейнберга до границы гетто, к реке Хехло.
– Вот мост. Возможно, на том его конце вы встретите нацистов, которые оценят ваши жертвы ради Рейха. Может быть, вас удостоят еще большей благосклонности.
Фейнберг обернулся и умоляюще посмотрел на собравшихся:
– Капинский, помоги мне. Меня убьют. Дай мне время. Что я могу сделать? Как искупить вину? У меня есть немного денег.
Пан Капинский покачал головой и указал на мост:
– Здесь с тобой покончено, Луис. Ступай.
Фейнберг не оглядываясь пересек мост. Больше мы никогда о нем не слышали.
На следующее утро я, как обычно, шла на работу, но настроения не было. Бóльшую часть дня я провела как в тумане – не давала покоя ситуация с Фейнбергом. Я, как бы сильно его ни ненавидела, не могла избавиться от чувства вины за то, что изгнание, скорее всего, закончилось для него смертью или высылкой в трудовой лагерь. Несколько раз в течение дня Давид подходил к моему рабочему месту, спрашивал, как я себя чувствую. Я лгала, и он понял это.
Через пару дней после изгнания Фейнберга Давид вызвал меня к себе в кабинет.
– Ты должна это отпустить, – сказал он, – и жить дальше. Фейнберг был нацистским шпионом. Дать отпор Фейнбергу – то же самое, что дать отпор убийце. Капинский поступил бы с ним точно так же. Он дал тебе право выбора, потому что это затронуло твою семью.
– Знаю. Но, откровенно говоря, послать перепуганного еврея на верную смерть – это не сделало бы чести моему отцу. Даже если этот еврей – предатель. Посоветуй, как мне жить дальше? Мой отец – герой, Давид. Он никогда не переставал сражаться за Польшу. А я? Я сижу, как мышь, и весь день шью, чтобы получить свои крохи и хоть как-то выжить. И если завтра мой черед – чем мне гордиться? Какой след я оставлю после себя? Я хочу что-то делать. Хочу, чтобы отец мною гордился. – Я встала, положила руки Давиду на плечи, взглянула в его голубые глаза. – Что я могу сделать, Давид?
Он серьезно смотрел на меня, размышляя над этим вопросом. Прошло несколько томительных минут. Я слышала, как тикают часы. Потом Давид сказал:
– Ступай на свое рабочее место. Возможно, скоро что-то изменится. Я скажу, если ты сможешь помочь.
Я улыбнулась и поцеловала его в щеку:
– Спасибо тебе.
Так я впервые поцеловала Давида, и этот поцелуй был коротким.
Кэтрин удивленно приподняла брови и сдержанно улыбнулась.
– На сегодня довольно, – сказала Лена.
Глава шестнадцатая
– Кэт, – сказала Глэдис, – звонит какой-то мужчина из Иллинойского департамента по делам пожилых людей. Он не говорит, по какому вопросу.
