Ирвин Шоу - Две недели в другом городе
— Постой, Морис. Вероятно, ничего не выйдет. Похоже, прошло слишком много лет, и я утратил дар. Если он у меня когда-либо был.
— Был, был, — нетерпеливо сказал Делани.
— И вообще, — продолжил Джек, — если у тебя есть подходящая замена, я немедленно откланяюсь. Ты сбережешь свое время, а я — свое. Дневным рейсом улечу в Париж; кажется, такой вариант обрадует многих.
— Не торопись сдаваться в конце первого часа. Что с тобой? В какое положение ты меня ставишь?
— Я не хочу, чтобы ты считал себя обязанным работать со мной, если необходимость в этом отпала.
— Послушай, Джек. — На лице Мориса появилась добрая, обезоруживающая улыбка. — Ты что, обиделся на меня? Господи, ты — единственный актер, с которым я мог дружить, потому что ты был мужчиной, а не жалким…
Он замолчал, посмотрев на свою секретаршу, сидевшую на ряд дальше от экрана.
— Извините меня, Хильда, — сказал Делани. — Я чуть было не произнес грубое слово. Уж-жжасно оскорбительное для женщин, — добавил он с утрированной эмоциональностью. — Им во все времена называли излишне чувствительных, легкоранимых актеров.
Он дружески похлопал Джека по плечу.
— Все не так трагично, Джек. Вот увидишь, дело пойдет на лад.
— Надеюсь. Но так ли уж это важно? В конце концов, это не самая главная роль…
Джек замолчал. Время откровенности еще не пришло, и он не стал говорить о том, что, познакомившись со сценарием и уже готовым материалом, заметил много неудачных сцен, которые следовало переснять или выбросить; по мнению Джека, сделать это было важнее, чем отдублировать голос Стайлза, какой бы удачной ни оказалась замена.
— Это не какая-нибудь эпизодическая роль, — возразил Делани, — это — краеугольный камень всей картины. И даже если бы речь шла о второстепенном персонаже, такой брак все равно способен превратить произведение искусства в жалкую подделку. Ты знаешь не хуже моего — тут не существует мелочей.
Фанатизм, звучавший в голосе Делани, питался его убежденностью.
— Один кадр, одна строка, одно движение, совершенное в критический момент, могут погубить двухчасовую картину. Или превратить ее в шедевр. Такова природа кинематографа, Джек. Почему, ты думаешь, я так бьюсь над каждой деталью?..
— Я знаю, что теоретически это так. — Неудивительно, что он выглядит столь молодо, подумал Джек. Одержимые люди не стареют. — Но здесь…
— И здесь, и везде, дружище, — тоном, не допускающим возражений, заявил Делани. — Начнем все сначала.
Они поработали еще полчаса; Джек добросовестно и безуспешно пытался вдохнуть жизнь в реплики. В середине одной фразы Делани поднял руку, и зажегся свет.
— На сегодня хватит.
— Плохо, — произнес Джек.
— Так себе. — Делани добродушно улыбнулся. Потом он внимательно посмотрел на Джека. — Ты о чем думаешь?
В душе Джека происходила борьба.
— Ни о чем я не думаю, — выдавил он из себя.
— Счастливый человек, — заметил Делани. — Пообедаем?
Джек снова заколебался:
— Я должен сначала позвонить в отель. У меня назначено свидание.
Джек набрал номер. Портье сообщил ему, что синьорина Ренци собирается перекусить в ресторане «У Эрнесто», на площади Святейших Апостолов. Она будет рада, если синьор Эндрюс составит ей компанию в час дня.
— Спасибо. — Джек опустил трубку. — Я занят, — обратился он к Делани.
Морис пристально глядел на Джека. «Любопытно, — подумал Эндрюс, — что прочитал он на моем лице, когда я говорил по телефону — страх, сладостное ожидание, радость?»
Делани хмыкнул, собрал бумаги, и они вышли на улицу, под моросящий дождь, к автомобилям, оставленным у подъезда.
— Джек, Холт вчера говорил с тобой?
— Да, — ответил Джек.
— Ты в силах ему помочь?
— Побеседую кое с кем.
Делани удовлетворенно кивнул.
— Он — славный человек, этот Холт, — произнес режиссер. — Было бы хорошо, если бы мы сумели помочь бедняге.
— Я постараюсь. — Джек не стал упоминать контракт на три картины.
— Спасибо. Ты ему здорово понравился. Вчера вечером, вернувшись в клуб, он сказал мне, что у тебя доброе сердце.
— Это точно. Я — человек с добрым сердцем.
— Сегодня Холты устраивают у себя коктейль. Они очень хотят, чтобы ты пришел.
— Хорошо.
— И не сиди, забившись в угол, как вчера вечером.
— Ладно. — Джек подумал: «Надеюсь, вчерашний вечер не повторится».
— Гвидо знает адрес.
Делани сел в машину и уехал вместе с Хильдой.
Гвидо повез Джека на площадь Святейших Апостолов. Оказалось, что итальянец, как и Джек, говорит по-французски. Они отметили это открытие, выкурив по сигарете. Потом обменялись первыми суховатыми фразами. Гвидо пояснил, что овладел французским в итальянской армии; его часть во время войны стояла под Тулоном. Джек сообщил, что уличное движение в Париже еще ужаснее, чем в Риме, а пасмурных дней в году больше. Теперь в зеленом «фиате» установилась более теплая атмосфера; Джек заметил, что, разговаривая, Гвидо ездил медленнее и реже подвергал их обоих опасности. «Может оказаться, — подумал Джек, — что знание французского спасет мне жизнь».
Вероника сидела у белой стены напротив двери. На девушке была та же одежда, что и вчера. Она без стеснения разглядывала компанию из трех мужчин, расположившихся в другом углу зала. Когда Джек направился к ней, она не сразу повернула голову в его сторону, и он успел подумать — где бы она ни была, чем бы ни занималась, она постоянно находится в контакте с мужским полом. Вероника улыбнулась Джеку, и его смутила нескрываемая животная радость, мелькнувшая на ее лице. Чувствуя, что трое мужчин смотрят на него, Джек испытал ту неловкость, что охватывала его в юности, когда он появлялся на людях с девушкой, которая была слишком накрашена, или вызывающе одета, или имела чересчур пышные формы. В таких случаях ему казалось: все окружающие догадываются, что их связывает.
Он опустился в кресло возле Вероники, коснулся ее руки и сказал:
— Я без ума от одной девушки, которая исчезла, не оставив ни адреса, ни телефона. Ты не знаешь, где ее можно найти?
Они закончили есть и принялись за кофе. Остальные посетители уже покинули ресторан. Джек произнес:
— Вчера ты куда-то перебралась. Не скажешь, куда именно?
— Что? — удивленно отозвалась Вероника.
— Вчера вечером, — неторопливо пояснил Джек, — когда я спал в отеле, ты вернулась туда, где живешь, собрала вещи и ушла. Куда ты направилась?
Вероника растерянно посмотрела на него.
— Откуда это тебе известно?
И тогда он рассказал о визите Брезача, не упуская деталей, упомянув дождь, слезы, сцену в спальне. Лицо Вероники постепенно каменело, становилось все более безжалостным, полным презрения.
