Валерий Митрохин - Афорист
И старик сказал. Произнес по–аборигенски, что вспомнилось. Прозвучало такое, что атаман просто не мог не застрелить его на месте.
Тело было брошено, как попало, словно ненужная одежда впопыхах.
И вот я увидел поразительное знамение. Семь Ангелов несли последние бедствия. Последними названы они — ибо с ними оканчивалась ярость Божия.
И предстало предо мной нечто подобное кристаллическому морю, охваченному огнём. А в нём я увидел тех, кто победил зверя, его изваяние, его число, означающее имя его. Они стояли у моря, держа гусли Божии. Они пели песнь слуги Божия Моисея и песнь Агнца: «Велики и чудны дела твои, Господи Боже Вседержитель! Праведны, истинны пути Твои, Царь святых! Кто не убоится Тебя, Господи, и не прославит имени Твоего? Ибо Ты един свят. Все народы придут и поклонятся перед Тобою, ибо открылись суды твои!»
После этого отверзся храм небесный, храм скинии (шатра) свидетельства. И семь Ангелов с семью последними бедствиями вышли из храма, облачённые в чистые льняные сверкающие одежды, перехваченные на груди золотой перевязью. И тогда одно из четырёх животных существ подало этим Ангелам семь золотых чаш, наполненных гневом Божиим.
А храм заполнился дымом славы и силы Божией. И никто не мог войти в него, доколе не закончились семь бедствий, принесённых семью Ангелами.
Политика губила цивилизации.
Всё происходит неправильно. И это правильно. Иначе было бы скучно. Пур — Шпагатов.
Если вы попали в беду, обращайтесь к еврею. Генри Миллер.
Золотыми туннелями лета
Я лечу, моя песенка спета.
Неприятность суровая эта
Неприятна вдвойне для поэта.
Не мои теперь белые розы.
А мои теперь заросли прозы.
Там блуждаю один, безоружный—
Неприкаянный весь и ненужный.
Мне по возрасту эти игры,
Но совсем не по нраву тигры…
(Рифма «титры» лучше, но есть в ней изъян).
Наши колготки носят самые красивые женщины. А красивы они потому, что носят наши колготки. Реклама.
Диаграмма. Диафрагма.
Танцы бывают разные. Я люблю, когда танцует кровь. Муст.
Женщина с гоголевским носом.
Кристина Х. — королева фламенко — отличается от других танцовщиц тем, что многим из них уступает красотой лица, совершенством фигуры. Так чем же она взяла?
Тем, что способна исчезать в танце. В танце нет её — Кристины Х. Только танцующее нечто, то есть сам фламенко.
Фламенко. Фламинго.
Отвечает по телефону, словно из блиндажа.
О, эти голоса замужних, но не любимых! Скажу ещё точнее — разлюбленных! По телефону особенно видно, что голоса эти бесцветны, тени голосов.
Говорят они — о чём у них ни спрашивай — лишь об одном: о невостребованности своей.
Всегда хочется — о чём бы ни вёл с ними речь — сказать: «Детка, не мучайся! Не любит — и не надо! Скорее беги на свежий воздух. Там непременно и очень быстро найдётся то, чего ты так несправедливо лишена!»
Несдержанный на язык — потенциальный самоубийца. Именно несдержанность эта и является его орудием смерти.
Муст — Вовс:
— Мы должны всюду успеть. Наш — пока что малый — народ обязан всему научиться, во всём обозначиться. Наука, искусство, спорт — во всех сферах бытия мы будем первыми. Только таким образом мы сможем избежать подобное пережитому.
— Твоя философия ввергнет нас в ещё более худшую историю. Очень уж эта установка напоминает мне кое–кого.
— Ты имеешь в виду гонимое отовсюду племя обрезанных распинателей?!
— Я имею в виду, прежде всего, тех, кто попытался однажды это племя уничтожить.
— Вся история человечества — это книга бед и ужасов, насилия и кровавых смертей.
— Бог не даёт нам такого права — мстить. И разве только нам принадлежит этот мир?
Верному Бог помогает (народная мудрость).
Зло не так опасно и страшно, когда знаешь, что оно есть (автор неизвестен).
Дирижёр щепотью осенил оркестр, и музыка возникла. Автор.
Каталажка (Холоша — Мусту):
— Ты опасный человек. Ты сеешь вокруг себя безумие. Ты разносчик самой страшной инфекции.
— Где–то я уже слышал эти слова. Спасибо за то, что ты сказал, то есть повторил их. Они мне на многое открывают глаза.
— О чём ты глаголешь, абориген?!
— У меня к тебе просьба: делай своё дело быстрее и без оскорблений моего национального достоинства. Или убей!
— Не рассчитывай, это слишком лёгкий исход. Я не стану твоей жертвой. Я не застрелю тебя. Я, в крайнем случае, прокляну тебя! А это хуже смерти. Ты знаешь.
— Ну, спасибо! А то у меня голова разболелась. Я не хочу умереть, как собака.
— Зато других ты приговаривал. И, может быть, сам и казнил?!
— Это невозможно доказать.
— Пожалуй. Но всё равно ты и такие, как ты, казнить сами себя будете. Сначала вы уничтожите врагов, если, конечно, сумеете. А потом приметесь за своих.
— С какой стати? Мы себе не враги.
— Так было и не раз. Взять хотя бы Россию.
— Мы совсем другая нация. У нас иные культура, вера.
— Нация — это собрание людей. А значит, ей свойственно, что пристало человеку.
— К чему так много заумных фраз.
— Убивший однажды убьёт вновь. А когда убивать станет некого, он поканчивает собой.
— Мы не убиваем, мы спасаемся.
— Спасение чужой кровью — наихудшее из преступлений.
— Нашу кровь никто не считал.
— Мне надоела эта дискуссия. Хотя ты можешь продолжать. Это как бы твоё право на последнее слово, приговорённый.
Из записной книжки Чина:
Дети играют в расстрел. Трое стреляют, а четвёртый у стены, словно подкошенный, падает. И получается у него весьма правдоподобно (сюжет для картины).
Когда человек оставляет дом, он забивает окна косым крестом. Когда покидает жизнь, над ним ставят прямой крест. Автор.
Тама не женщина, а жасмин.
— Обо мне все женщины говорят: он сумасшедший! — с придыханием сказал Ной и сделал при этом страстную гримасу, после чего впился в девушку коченеющим взглядом, бормоча: — Скажи! Скажи: «Ты — сумасшедший!» Обзови меня безумцем!
Девушка вскочила. Стул опрокинулся. Стуча каблуками, она побежала.
Так раньше или позже все они убегают от незадачливого любовника.
Семивёрстов почувствовал, как приближается неотвратимое. И заплакал. Ему захотелось всех простить. Было и есть у него и немало тех, кого надо просить о прощении. Но в этот момент рядом находился только Пиза, перед которым он ни в чем не был виноват. Мур плакал, но не от ужаса неизбежности, которая подступала, не от сожаления или обиды, что всё для него кончено. Он плакал в сладостном предчувствии, которое сулила ему приближающаяся неизбежность. Она сулила ему радость и свободу, которые в какие–то мгновенья ему уже приходилось ощутить: в самолёте, в объятиях любви и на качелях.
И отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже: ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло.
Откровение, 21,4.
Эготерапия:
Кому нужен сегодня сюжет? Сколько можно раболепствовать перед фабулой и композицией?!
Текучая, совершенная и блестящая, словно рыба, ароматная и опять же текучая, как хвойная смола на солнцепёке, фраза — вот она, отрада современной речи, знак новой литературной эпохи.
И обратился к семи Ангелам голос из храма: «Идите, излейте чаши свои, полные гнева Господня, на землю!»
Первый Ангел вылил свою чашу наземь. И тут же ужасные язвы осыпали всех клеймённых зверем и поклоняющихся изваянию его.
Второй Ангел вылил чашу в море. И наполнилось оно кровью, подобною крови мертвеца. И всё живое там погибло.
Третий Ангел выплеснул чашу в реки и в источники вод. И обратились они в кровь.
И услышал я Ангела вод: «Праведен Ты, Господи. Справедливы Твои приговоры. Ибо пролили они кровь святых и пророков. Теперь Ты дал им вместо воды кровь. И они заслужили это!»
И донеслось ко мне из алтаря: «Да, Господи Боже Вседержитель, истинны и правдивы Твои приговоры!»
Четвёртый Ангел опрокинул чашу свою на солнце. Так велено было солнцу жечь людей огнём. И сгорели они. Но не раскаялись, но хулили имя Бога и не вразумились, чтобы воздать Ему славу.
Пятый Ангел пролил чашу свою на престол зверя. И наступил мрак в царстве его. И прикусили язык свой силы зла. Но, страдая от боли, не раскаялись в делах своих, но хулили Бога Небесного.
Шестой Ангел опрокинул чашу свою в великую реку Евфрат. И воды её иссякли, открыв дорогу царям востока.
И полезли тогда из пасти дракона, из пасти зверя и рта лжепророка духи нечистые, числом три, подобные жабам. То были духи бесовские, способные творить чудеса. А вышли они, чтобы собрать царей мирских — сторонников своих воедино для битвы в великий день Бога Вседержителя.
