Арчибальд Кронин - Северный свет
— Тебе нехорошо, дорогая?
Най не расслышал ее ответа, но, по-видимому, она заверила мужа, что все в порядке, так как он, раза два взглянув на нее, снова стал смотреть на сцену, где оркестранты настраивали инструменты, готовясь к исполнению главного номера программы — Шестой симфонии Чайковского. Через несколько минут, словно желая узнать, продолжает ли Най наблюдать за ней, она очень медленно и осторожно, чтобы не привлекать к себе внимания, повернула голову. Их взгляды встретились. Теперь Леонард был уверен, что она испугана — да, до смерти испугана. Она побледнела и так сильно вздрогнула, что Дэвид обернулся и заметил Ная. Он бросил на него злой взгляд, нагнулся к жене и взял ее за руку.
— Что-нибудь случилось? — услышал Най.
— Нет… ничего.
— Тебе кто-нибудь докучает?
— Нет… просто здесь очень жарко… и мне что-то стало нехорошо.
— Может быть, выйдешь на минутку?
Най видел, что ей очень хотелось выйти, но она боялась признаться в этом. Она наклонила голову, вынула платок из сумочки и приложила его к носу (до Ная донесся запах духов), но это, видимо, не помогло. Она прошептала:
— Если б можно было достать воды!
— Конечно, дорогая. — Дэвид не на шутку забеспокоился. Он приподнялся с кресла, но, видя, что выйти будет трудно, перегнулся к сестре, сидевшей в конце ряда. Ему пришлось говорить довольно громко, и Най расслышал каждое слово.
— Выйди поскорее, — сказал он, — и принеси Коре стакан воды.
Кора! Имя хлестнуло Ная, точно удар бичом. Ну, конечно же. Он сегодня все ближе и ближе подходил к цели. И вот наконец — дошел. Кора Бейтс… Блэкпул… Лето… три года назад.
Он не стал дожидаться, пока стакан воды произведет свое благотворное действие. Нагнулся и достал из-под кресла шляпу.
— Пошли, — сказал он Смиту.
— Что?.. Уже? — Смит сидел, полуразвалясь в кресле, прикрыв, словно в дреме, глаза. — Не можем же мы уйти во время исполнения.
— Неважно. Пошли.
— Но…
— Неужели ты не понимаешь, что так нужно?
Он встал и в сопровождении смущенного Смита принялся, к явному неудовольствию своих соседей, пробираться по ряду. Кора, очень бледная, напряженно прислушивалась, понимая, что они уходят, а Пейдж бросил на них возмущенный взгляд. Но Наю было наплевать на это — во всяком случае сейчас.
Всю дорогу до гостиницы Най не произнес ни слова, храня упорное молчание и отказываясь отвечать на настойчивые расспросы Смита, а когда они пришли, повел Смита в бар, заказал пива и принялся рассказывать.
Сначала Смит никак не мог понять, к чему Най клонит. У него был медлительный ум, и мыслил он какими-то совсем другими категориями. Пораженный, он смотрел на Ная, вытаращив глаза, не веря своим ушам, однако, судя по виду Леонарда, все это, наверно, имело куда большее значение, чем казалось на первый взгляд.
— Я просто не могу этому поверить, — несколько растерянно произнес он наконец.
— Не можешь?
Най не собирался вступать в пререкания: к чему тратить слова, когда он совершенно убежден в своей правоте?! Официант принес пинту пива.
Най сделал большой глоток. Никогда еще пиво не казалось ему таким вкусным.
— Ты уверен? — переспросил его до крайности возбужденный Смит.
— Это так же верно, как то, что я сижу здесь. У меня есть некоторая особенность: я никогда не забываю однажды увиденное лицо.
— В таком случае почему же ты не узнал ее сразу?
— Да ведь я видел ее в Блэкпуле всего какую-нибудь минуту. И было это три года назад. К тому же, она меня совсем не интересовала… во всяком случае — тогда.
— Но… ты сам говоришь, что видел ее всего какую-нибудь минуту. Ты мог ошибиться.
— Послушай, — сказал Най, — ведь я репортер. Моя обязанность — все помнить. Я только что вернулся из Парижа после дела Лансона. Вернон предложил мне съездить в Блэкпул и написать статейку про Уэйксов. Блэкпул в августе не очень привлекал меня, но я подумал, что сумею там отдохнуть. И действительно, там оказалось не так уж плохо. Мы недурно провели время с одним парнем — его зовут Хейнз, он работал тогда для Мигхилла. Он был репортером и давал информацию о процессе. Я уже говорил тебе, что меня эта история не слишком интересовала. Но как раз в тот день я заехал за Хейнзом… и мимоходом увидел ее. И запомнил.
— Вот уж никогда бы не подумал…
Смит так туго поддавался убеждению, что Леонард вышел из себя и в ярости гаркнул:
— Да неужели ты не заметил, как она волновалась на концерте? Явно совесть нечиста.
— Ничего не заметил.
— Значит, ты слепой.
— Они такие приличные люди.
— У каждого человека есть своя тайна, Смит.
— Ты думаешь, Пейджи знают?
— Уверен, что нет. И в этом наше преимущество.
Наконец Смит понял, что затевает Най.
— Нет, нет, — поспешно запротестовал он. — Я не могу с этим согласиться. Даже если ты прав, мы не можем… — Он внезапно умолк. Как всегда в минуты волнения, его прошиб пот. Он вытер о колени свои большие безвольные руки. Наступило короткое молчание, Най иронически наблюдал за ним; тогда Смит нерешительно заметил: — Если ты ошибся, последствия будут для нас роковыми. Ведь это же… это было бы подсудным делом, клеветой.
— Успокойся, Смит, — небрежно бросил Най. — Выпей-ка вот это. Я знаю, как тебе доставалось последнее время. Тебе нужно подкрепиться.
— Нет, Лео, я не стану пить. — Он с трудом проглотил слюну. — Сейчас у меня должна быть ясная голова. Ведь если ты прав, то это может… в известной мере… изменить наше положение.
Нечего сказать — изменить! — Най расхохотался так громко, что посетители в баре оглянулись на них. — Мы шли ко дну. А сейчас, при удаче, можем выплыть.
— Нет, нет… не так быстро. Я не хочу торопиться. Прежде всего ты должен сделать для меня одну вещь. Немедленно отправляйся в Слидон и повидай эту девицу. Если только нам удастся добиться признания, тогда… тогда… ну, понятно, что будет тогда.
— Не беспокойся, я повидаю ее, — сказал Най. — Но сначала я намерен связаться с главной редакцией. Я ничего им не скажу… им не надо знать об этом… Только поклянусь, что, если они дадут нам продержаться еще три недели, мы поднесем им «Северный свет» на блюдечке.
Он допил пиво, встал и отправился в газету.
Глава IV
Вернувшись с Корой вечером домой, Дэвид все еще раздумывал над тем, как странно вела себя его жена на концерте. Такого обморочного состояния у нее никогда еще не было, и, хотя в зале было душно, ее объяснение показалось ему отговоркой. Еще во время концерта он своим обостренным чутьем, которое было истинным проклятием его жизни, понял, что беспокойство Коры объясняется присутствием редактора «Хроники», сидевшего как раз позади них. Да и сейчас Кора казалась необычайно угрюмой. Пока она готовила легкий ужин, он ни словом не обмолвился о событиях этого вечера, надеясь, что она заговорит первой. Ее молчание, неестественная рассеянность указывали на то, что мысли ее витают далеко, а это лишь подтверждало его подозрения. Вскоре, сославшись на головную боль, она поднялась к себе. Он еще с час попытался работать — не столько из необходимости, сколько из желания, чтобы таблетки аспирина, которые он заставил Кору проглотить, успели оказать свое действие. Но, когда он пришел в спальню, она все еще не спала, а едва только он лег рядом, обвила его шею руками и с тревожной настойчивостью, которая после того, что произошло в тот вечер, лишь усилила его смятение, прошептала:
— Ты по-прежнему любишь меня, Дэвид?
— Ты же знаешь, что люблю.
Она тесно прижалась к нему.
— Но я этого больше не чувствую.
Он понял, чего она хочет: он чувствовал, как бьется ее сердце, точно птица в клетке: его тоже тянуло к ней, но он решил не уступать и терпеливо сказал:
— Я ведь уже много раз объяснял тебе, Кора. Мне необходимо всемерно укреплять волю. К тому же, так мы лишь больше будем любить друг друга.
— Но это же неправильно. И вредно для нас обоих.
— Нет, нет, это только возвысит и сохранит нашу любовь.
— Я не понимаю тебя… мне это так нужно… особенно сегодня.
— Постарайся справиться с собой, Кора, дорогая… Нас должно связывать не только тело. Надо уметь пренебречь физическим желанием и возвыситься до духовного единения.
— Просто я не нужна тебе, — чуть ли не с горечью заметила Кора, — больше не нужна.
— Да нет же, все и дело-то в том, что нужна. Помнишь, как на днях я отказался от твоих пончиков? А мне так их хотелось.
Она долго молчала, потом тихонько отодвинулась к самому краю постели. Через некоторое время совсем уже другим тоном она сказала:
— Помнишь, ты мне как-то говорил, что тебе вроде бы надоела твоя книга… и я подумала, не съездить ли нам куда-нибудь. Перемена места пошла бы на пользу нам обоим.
