Валерий Грузин - Гибель Киева
«Я, слуга Бога, – восклицал Шейх, – благодарен ему за то, что никто не может помочь влюблённому в прекрасную женщину. И за то, что никто не может избежать желания владеть ею. И за то, что ничего этого не изменить, никуда от этого не уплыть, никак от этого не отделаться».
Арабский мудрец не иначе как наведался к Богу, где и проведал о Его подходах при создании человеков, ибо откуда ему знать, что «…Он устроил женские части так, что чувства наслаждения и удовлетворённости не приходят к ним до той поры, пока в них не проникнет инструмент противоположного пола. И подобным же образом органы мужчины не знают ни покоя, ни отдыха до той поры, пока они не очутятся в женских. Отсюда – взаимодействие…»
Многое изменилось с тех пор: и одежды, и времена, и нравы. Изменился сам человек, он, конечно же, помельчал в своих устремлениях, стал умнее, хитрее, изворотливее, пронырливее, но суть взаимного стремления противоположных полов осталась неизменной и всё так же малоизученной, а порой и непонятной. Вроде все об этом знают и в то же время не знают.
Это как с нынешними политиками, особенно на киевской сцене: они ведь не могут не знать, что политика – не что иное, как искусство обмана.
Политики пламенно негодуют по поводу дерибана киевской земли, так сердечно ублажают и обласкивают избирателя, вешая ему на уши тонны «лапши», они даже создают движения или примыкают к ним, протестуя против циничной распродажи народной собственности и «отечество так люблятъ…», а на самом деле, дорвавшись до машины голосования, получив доступ к подписям и печатям, первым делом оттяпывают себе, родному, шесть гектаров. Удалось объегорить народ. Вот и Вольдемар стремится к тому же и туда же, да не всех туда пускают.
– Ну хорошо, а почему вы, с такими знаниями подноготной этой труппы негодяев, не выбрали себе какую-нибудь заметную роль? – Снежана, исподволь подбираясь к главной теме, использовала сильное оружие, на которое всегда западают мужчины, – интерес к его персоне.
– Почему вы так думаете? Я выбрал, – самодовольно парировал человек в безупречно отутюженной белой рубашке с манжетами, где сияли непомерно большие запонки, в сияющую сталь вытянутого овала которых были вставлены полудрагоценные камни тигрового глаза. – И вы в этом принимаете участие. Я собираюсь возглавить движение за спасение Киева. Если удастся, в рядах моих сторонников окажутся сотни тысяч жителей столицы. Под такую поддержку дадут любые деньги и отдадут любой пост.
– Теперь понимаю. А как же ребята? У вас нет ощущения, что вы их используете? – Снежана внезапно осознала, что случайно затронула нерв.
– Нисколько. Барскому что нужно? – Владимир сделал эффектную паузу и занял позицию между торшером и Цок-Цок, пытаясь произвести на неё впечатление своей выигрышной стороной – медальным профилем. – Что его привлекает больше всего в нашей борьбе? Возможность поговорить, высказаться, показать свою эрудицию, покрасоваться. И он это и получит. А Толе? Чувство братства, ощущение его нужности, востребованности, поддержка его фронде и получить возможность хоть как-то насолить сильным мира сего. Что поделаешь – это извечная мечта неудачников. И это он получит. Регине нужны приключения, адреналин и Александр. И это ей обеспечено. Так что все довольны и ничьих интересов я не затрагиваю.
– Вы, кажется, забыли об упомянутом вами Александре. Его-то что ведёт? – Для того чтобы скрыть свою заинтересованность, Снежана сделала большой глоток из бокала, и напрасно: каберне, похоже, долго стояло откупоренным, а потому выдохлось, да и разведено водой оно было чрезмерно.
– С ним сложнее. Потому как одинокий волк. Стаи терпеть не может. А с оплатой за такую жизнь, да ещё сохраняя принципы, у него проблемы. Правда, откуда-то деньги у него появились. Не пойму, откуда, но, кажется, догадываюсь. Но у таких деньги не задерживаются. Но что мы всё о других да о других. Пора бы поговорить о себе, – и тут он полез. Неумело и напролом. Ни кусочков льда на соски, ни мороженого на пупок. Тривиально так полез, как слесарь или начальник к секретарше, сразу под юбку.
Обычно Снежана таких убивала наповал. Но здесь надо было сохранить нормальные отношения, потому как нет ничего коварнее и страшнее мужчины, обретающего статус отвергнутого в пользу известного ему соперника. И она прибегла к универсальному средству, применяемому всеми женщинами мира с целью мягкого устранения ненужных осложнений:
– Я сейчас лечусь, и ничего такого категорически нельзя. Кто знает что там? Результаты анализа будут через неделю. Надеюсь, вы не в обиде и меня проводите?
Бедный, бедный Вольдемар. Всё в его организме пришло в движение, а тут такой облом. Может, и хорошо, что облом.
Беги, Володя, беги. Она никогда не полюбит тебя.
Ньютону на голову упало яблоко. Но каштан лучше
Удивительное дело: как только человек устремится что-то сделать по своей воле, никакие препятствия для него не помеха. А начнёшь вгонять его в схемы и программы, тут же возникают трудности.
Через двадцать четыре часа после предыдущей встречи, собравшись под зонтом уличного кафе в полном составе, спасители Киева обнаружили, что всё задуманное вполне может свершиться. Оставалась малость – чётко распределить обязанности, расписать всё по минутам и оплатить расходы.
Анатолий справился первым. Для начала потребовал заказать ему бокал пива и, дождавшись его появления, сделал могучий глоток, почти как герой рассказа Мопассана «Гарсон, кружку пива».
Насладившись золотистым пенным нектаром и, выдержав МХАТовскую паузу, тихо сообщил, что добыл фамилии негодяев, и затем тоном судьи, оглашающего приговор, зачитал подготовленный текст.
– Откуда такая уверенность? Вы что, милейший, присутствовали в тот момент, когда им вручали пакеты с долларами? А может, среди них есть достойные люди? А мы вот так, наобум, их ославим перед всем городом! – в Мещер-ском-Барском просыпался трибун, оратор, Демосфен, но Анатолий жёстко его прервал:
– Ты что, парень, в другом городе живёшь, что ли? Или советские времена вспомнил? Никто теперь пачек с валютой не таскает. Для этого есть челядь. Всё делается тихо, через жён, родственников, друзей и как бы невзначай, и не сразу и в другом месте, а то и в другом городе или даже в другой стране. Почти законно. По прейскуранту. Захотел подпись для аренды земли под киоск, готовь десять тонн «зелени», и то, как для своих. Под магазин – другие цены. Ну а площадка в центре города – через швейцарский банк, потому как не существует чемоданов такого размера.
– Допустим, размеры взяток мне не известны, – не унимался «философ». – Допускаю, что их дают и их берут. И всё же, повторюсь, откуда вам известно, что именно эти люди берут?
– А тут и допускать нечего. Нет там других людей. Их просто туда не пускают, а если каким-то чудом и затешется белая ворона, её заклюют или прогонят.
– Ты хочешь сказать, что берут все?
– Точно. Все. Все сто процентов. В зависимости от чина и занимаемой должности. Поэтому и ошибки быть не может. Крата. Не будем терять времени, – рубанул рукой Анатолий, как бы подводя черту под бессмысленной дискуссией.
Вручая коллегам почти настоящие удостоверения, он попросил заучить новое имя, должность и место работы.
Оставалось вклеить фото и перекатать печати. Фото должны соответствовать новому облику, а для этого требовалось поработать над внешностью. Владимир, уже не сидевший рядом с Цок-Цок, но бомбардировавший её красноречивыми взглядами, командирским тоном с язвительным окрасом спросил:
– Вы, надеюсь, готовы преобразить нас по своему вкусу?
– Да. Я захватила и грим, и парики, и усы – всё, что понадобится, – миролюбиво ответила Снежана.
– А вы сможете нас сфотографировать? – осознав, что выдал себя пристрастным тоном, Владимир благожелательно обратился к Регине.
– Ноу проблем, – Регина решительно растёрла окурок в пепельнице и в упор посмотрела в глаза Вольдемара. – Лучше это сделать в моей студии. Давай команду, начальник.
Проблемы возникли разве что с «философом». Мещерский-Барский был великолепен в налаживании контактов, неподражаем в их развитии, но совершенно беспомощен в деловых переговорах. Вот и сейчас он не смог договориться с кладбищенскими мастерами ни о цене, ни о сроках выполнения заказа.
Операцию неспроста запланировали в пятницу на конец рабочего дня: служивых в это солнечное время в кабинетах не сыщешь: они либо пьют водку, либо нежатся в постелях любовниц, либо стоят в пробках по дороге на дачу. До времени «Ч» оставалось два дня, и риск переноса операции надо бы исключить.
– Ну что ж, Александр, вот и пришло твоё время. Ты ведь мастер искушать людей, – Владимиру явно изменило хладнокровие, которое он культивировал и в своём облике, и в манере общения. Что ни говори, а мужчине практически невозможно утаить эмоции после того, как его отвергают: взыгравший тестерон давит любую волю. – Понимаю, что гипс, всё понимаю, но придётся ехать и договариваться. Вот «красавицу», – и Вольдемар метнул гневный взгляд в Цок-Цок, – могу дать тебе в помощь. Вдвоём у вас многое может получиться.
