Валерий Грузин - Гибель Киева
– Это не проблема, – как бы равнодушно заметил Александр. – Мы с Региной её решим.
Он не успел посоветоваться с Региной, хотя и был уверен в её согласии. Конечно, она метнула в него острый взгляд, но промолчала.
– Вот и чудненько! – утвердил этот пункт плана самозваный шеф и крепче прижал к себе Цок-Цок, но на сей раз та заметно отстранилась.
– У нас два критических момента, где мы не можем не засветиться. Первый – заказ мастерам, которые будут высекать текст, и второй – разрешение охраны на установку объекта. Даже не знаю, кем сможем пожертвовать.
– А зачем жертвовать? – проснулся Ме-щерский-Барский, до этого не пропустивший ни одной пары женских ножек, продефилировавших мимо их выносного столика уличного кафе.
– Можно обойтись и без жертв. А для чего грим существует, накладные усы, бороды и прочие причиндалы? Наша красавица, я полагаю, – и философ-аристократ-журналист и просто любимец публики Мещерский-Барский одарил многозначительной улыбкой Цок-Цок (кажется, они все на неё запали, ревниво отметил этот взгляд Александр!), – обладает искусством изменения облика и не откажет нам в сих дарах.
– «Корочки» сейчас на любой раскладке продаются, – оживился Анатолий при виде официантки, несущей ему второй бокал пива. – Даже на Майдане. Выбирай, что хочешь: СБУ, мэрию, Минтранс. Любую печать с очищенного тёплого яйца, сваренного вкрутую, перекатать с настоящего документа на липовый – не проблема.
– Вот и отлично, – забирая вожжи в свои руки, подытожил Владимир. – «Философ», а отныне мы так и будем называть себя для конспирации, гримируется под заказчика и в том же виде предстаёт перед охраной объекта. «Историк» готовит текст, фамилии, документы и прикрытие. «Банкир» расплачивается, а «гениальный художник» обеспечивает явку прессы и телевидения. Меня же прошу называть «шеф», поскольку возлагаю на себя руководство операцией. Ну а «красавица», – и Владимир вновь предпринял попытку обнять Цок-Цок за плечи и вновь потерпел неудачу, – нас всех преобразит в солидных функционеров. На всё про всё – 24 часа. Как сразу после войны пели в кинотеатрах на концертах перед сеансами: «На том же месте в тот же час». Тогда же и распишем план действий по минутам. Попрошу всех приготовить домашнее задание, – на сей раз он просунул руку под мышкой Цок-Цок, без затей предложив ей уйти вместе. – Ну что, пошли?
Как ни странно, Цок-Цок приняла приглашение, и вскорости очертание идущих под ручку двух фигурок растаяло за поворотом петляющей аллеи. Регина, повторив жест Владимира, увела Александра, который впопыхах успел расплатиться. Хотя ему пришлось вернуться: не мог же он проигнорировать призыв Анатолия, то бишь, «историка», заплатить за ещё один раунд пива.
– А на нас прекрасных дам не хватило, – не без грусти заметил Анатолий, обращаясь к Барскому, – так что будем петь, плясать всю ночь и попутно обсуждать, как нам раздобыть список этих негодяев.
– Чего проще? Возьми хорошую коробку конфет и обратись в городском архиве к самой маленькой регистраторше. Мол, для публикации в газете нужно ещё раз взглянуть на разрешительные документы. Уверяю, фамилии там известные.
Мещерский-Барский, он же «философ», тоже взгрустнул, но мысли о взрывающем скучную жизнь приключении будоражили его воображение. Ему нравилось почти всё, особенно роль защитника сограждан, которых эти надутые, чугунные, полуграмотные и дорого одетые высокомерные хамы вознамерились выселить из Киева в Черниговскую область.
Нельзя заходить в спальню к Богу
Регина увлекла Александра к себе. И там, в приглушенно-красноватом свете лаборатории вновь воскресли давно забытые трепетные ощущения от близости женщины, с которой всё возможно.
Регина печатала фото, снятые в этот день. Его привлёк портрет Цок-Цок. Чёрно-белый. Особенно глаза. В них таилась история несо-стоявшихся надежд и предательств, сладких и горьких дней, забот и побед, но более всего ожидание новых встреч и вера в удачу. Это был взгляд женщины, обращённый вовнутрь, как бы с удивлением обнаруживший в себе нечто такое, о чём вроде и не подозревалось, и вовне, в этот огромный и полный неожиданностей мир, где уготовано местечко, в котором осуществляются мечты, но вот незадача, местечко это как-то не удаётся отыскать. У мужчин не бывает такого взгляда, для этого они слишком целеустремлённы и прямолинейны.
– Понравилось? – Регина вытащила пинцетом фото из ванночки, – Хороша! Очень! Не стерильная и не надуманная. Запомни: настоящий портрет может быть только чёрно-белый и сделать его на «цифре» невозможно. Старинный объектив видит больше глаз, – Регина взяла Александра за шею и потрепала её. – Ты не грусти, она настоящая, не подделка, которыми заполнены улицы. Она не женщина для Владимира – мелковат он для неё. Но, боюсь, она и не твоя женщина. Вы встретились, как встречаются поезда, идущие в разных направлениях. И это была достойная встреча для обоих.
В это же время на другом конце вечного Города, на Левом берегу вечной реки в холостяцкой однокомнатной квартирке, где каждому предмету отведено своё место, под бокал ординарного красного вина и аккомпанемент «Лайт оркестра» Вольдемар искал пути к сердцу, и, скорее всего, не только к сердцу Цок-Цок. Он не рассказывал анекдотов, не делал сальных намёков, он живописал страсти, бушующие в политической жизни города.
А ей вспомнилась строка из приблатнённого шансона: «…мужиковская дурь – как всегда напролом». И почему мужчины так убеждены в том, что женщинам интересно то же, что и им? И почему им непременно нужно придумывать женщину по своим чертежам, вместо того чтобы всматриваться в неё, реально существующую, и отыскивать в ней неведомое, новое, замысловатое?
Цок-Цок вновь включила звук и дослушала историю о районном начальнике, имя которого сейчас на слуху из-за его попытки возглавить Город.
Вольдемар живописал в лицах сборище местных хозяев, где шла делёжка привлекательных кусков пирога. Каждому что-то досталось: кому подвалы, кому чердаки под мансарды, а кому и целые магазинчики – как при грабеже захваченного города. Ну а «сам» строго-настрого предупредил, чтобы никто и близко не подходил к известному на всю округу гастроному. Моё!
Картинка, надо сказать, получалась не очень привлекательная и окрашивалась в цвета с грязноватым оттенком, а Снежана любила чистые цвета – белый, чёрный и красный.
Она в пол-уха слушала истории с известными персонажами городской мизансцены, рассматривала интерьер, в котором не было коллажей, круга для метания дартс, фресок на потолке и витражей в дверях, не было ни одной попытки придать жилью индивидуальность владельца, а был чёткий порядок, педантизм и скучный орднунг. Очевидно, он и в сексе такой.
В том, что он предпримет атаку, она не сомневалась, как и в том, что будет она прямолинейной и силовой. И, дай Бог, её выдержать. Но она выдержит, потому как с каждой минутой теряла к нему интерес. Почему согласилась пойти с ним в его лежбище? Да потому же, что и всегда. Ждала и искала. Нет, не принца, а мужчину, способного её увлечь.
Принц на белом коне не помешал бы, да коней на всех не хватает. А ведь так хотелось потерять голову! Впрочем, было ещё одно обстоятельство, подвигнувшее её на рискованное посещение этого обиталища: многое в поведении и характере Александра оставалось для неё загадочным, а расшифровывать загадки почему-то хотелось.
Принципы сексуального отбора, которыми руководствуется женщина при выборе партнёра, пытались вычислить все культуры мира, но к чему-то единому и однозначному так и не пришли. И, что вызывает самое большое удивление, их до конца не понимает и сама женщина. Уже потом она бывает нередко сражена своими же поступками, так и не постигнув мотивов своего поведения.
Одна из героинь Роже Мартена дю Тара, некая мадмуазель Бернардина, рассуждая на эту тему, привела в пример собак. Диву даёшься, говорила она, наблюдая за тем, как сука яростно отбивается от кобеля благороднейших кровей, но не успеешь отвернуться, как её покрыл шелудивый бродячий пёс.
Тут можно порассуждать об альтруизме женщин, их извечном стремлении к опеке кого-нибудь, к встроенной в их натуру природной потребности приносить себя в жертву и о многом таком подобном. Всё это имеет место быть, да только присутствует ещё нечто непостижимое. Чего и словами не выразить.
Хорошо арабам, они верят, что у входа в каждую фердж написаны имена мужчин, которые всё равно войдут в неё, – правдой или обманом, по любви или насильно.
Нынче многие киевляне отдыхают на пляжах Туниса, глубоко вдыхают чистый средиземноморский воздух, выезжают в открытое море на пиратских фелюгах, пьют горький кофе, покупают отростки пальм, даже ездят на верблюдах на окраину пустыни Сахары, но вряд ли кто-нибудь добирается до городка Нефта, что почти на границе с Алжиром. А ведь именно в этом окружённом каменной стеной с шестью воротами городе, где располагалась величественная мечеть, бани, рынок, роскошные сады, а также тысячи зауй, то есть молелен с захоронениями мусульманских отшельников марабутов, между 1394 и 1433 годами и создал Шейх Нефзауи малоизвестные, а, скорее всего, и вовсе неизвестные современному киевлянину наставления по арабской эротологии под чарующим названием «Сад благоуханный».
