Димфна Кьюсак - Солнце – это еще не все
– Но, право же, я никакой роли сознательно не играл.
– Конечно. Конечно. С этими милыми типичными австралийцами, чья история начинается в лучшем случае с деда, нетрудно ладить. Но между ними и нами, способными проследить свой род на триста лет назад, всегда будет пропасть. Во всех молодых странах одна и та же картина – они не верят в кровь. Но я рад тому, что при первой же встрече с австралийцами ты обеспечил себе полезное знакомство. Белфорд – человек влиятельный, и он может помочь тебе подыскать занятие, которое тебя устроит. Ты уже думал, что будешь тут делать? Это богатая страна, и деловой человек – к сожалению, сам я старый солдат и деловыми талантами не обладаю – может нажить тут хорошие деньги. А деньги в этой стране решают все.
– Я еще не знаю, чем я займусь. Мне сначала хотелось бы поездить по стране. Может быть, забраться куда-нибудь в самую глушь. Или год поработать на строительстве на Сноуи-ривер. Ну что-нибудь такое, что показало бы мне настоящую Австралию. А по-настоящему меня интересует только живопись.
– Живопись?
– Да. Я пошел в отцовскую, а не в материнскую семью.
– Но дома ты живописью занимался?
– Немного. Только в свободное время. Бабушка этого не одобряла, и остальные тоже. Не понимаю почему. В конце концов в том, чтобы быть художником, нет ничего зазорного, верно? То есть настоящим художником, а не маляром.
Фон Рендт посмотрел на племянника так, словно старался разгадать, что кроется за его легкомысленным тоном, но задать прямой вопрос не решился. В конце концов он сказал:
– Это правда, да и художники тут зарабатывают хорошо. Пожалуй, это единственный вид искусства, в который богатые австралийцы легко вкладывают деньги, как бы скверно ты ни писал. К тому же ты мог бы писать картины и одновременно заниматься настоящим делом. Если ты будешь осмотрительно выбирать дорогу, то можешь добиться здесь всего, при условии, что внушишь им, будто ты согласен с их безнадежно устаревшими идеями и пошлым образом жизни.
– Почему вы решили остаться в этой стране, если она вам так не нравится?
Фон Рендт неторопливо прошелся по комнате.
– Здесь все-таки лучше, чем стало в Штатах с тех пор, как черномазые там уж очень распустились. Да и женщины тут еще знают свое место. Вообще это достаточно приятная страна, если у тебя есть деньги и ты соблюдаешь определенные формальности.
– Я приехал сюда не для того, чтобы что-то соблюдать, а чтобы найти тут более свободную жизнь.
– Более свободную жизнь? Неужели ты еще так молод и наивен, мой милый, что думаешь, будто где-нибудь в мире можно найти свободную жизнь?
– Но ведь вы постоянно твердите о «свободном мире».
– Это просто красивый оборот речи. Но здесь люди не более свободны, чем в Соединенных Штатах. И даже менее свободны. Там хотя бы есть влиятельные люди, владельцы влиятельных газет, которые осмеливаются выступать против правительственной политики. Ну, а тут есть только люди, которые протестуют, – и все. Газет у них нет, так что мы многое можем сделать. В твоих жилах течет кровь наших предков, а потому ты не последуешь примеру большинства приехавших сюда немцев. Прожив год-два в этой ленивой стране солнечного света, океанского прибоя и псевдоравенства высших с низшими, они сползают до уровня местных уроженцев. Их уже не трогает судьба фатерланда, лишь бы новая родина обеспечивала им большое жалованье, автомобили, телевизоры и холодильники. Они вступают в профсоюзы, они участвуют в забастовках, их дети уже неговорят на нашем языке. Они уподобляются библейскому персонажу, который продал право первородства за чечевичную похлебку, – только они продают его за набор электроприборов. Ты таким не будешь. Я чувствую, что мы с тобой прекрасно сработаемся.
Он обнял Иоганна за плечи.
– А теперь пора спать. О нашей с тобой совместной работе мы поговорим в другой раз. Я устал, да и ты, наверное, тоже. Я счастлив, я так счастлив, что под одним кровом со мной теперь живет человек моей крови!
Глава шестнадцатая
Когда Лиз вывела «холден» из Уголка, Мартин попытался отодвинуться в самый угол переднего сиденья, но все равно втроем им было тесно.
Он не мог понять, зачем ей понадобилось сажать Иоганна с ними. Ему нашлось бы место и сзади, хоть там и лежит новый кливер. Но ей, конечно, нужно было усадить его спереди, так что им всем троим теперь невозможно даже пошевелиться.
Его досада перешла в злость, когда Лиз весело спросила:
– Ну как, удобно?
Иоганн заверил ее, что очень, но Мартин ничего не сказал. В нем закипал настоящий гнев. Удобно! Вернувшись из Мельбурна, он обнаружил, что за две недели «Лавры» превратились в сумасшедший дом. Элис порхает, как кокетливая школьница, фон Рендт звонит в любой час дня и ночи, Иоганн – такой же член семьи, как и его дядя, и включен в компанию тех, кому дано право приходить и уходить по черной лестнице, когда им заблагорассудится, и полноправный четвертый теннисист (единственное светлое пятно во всем этом, так как теперь можно бросить утренний теннис без ущерба для самолюбия).
Впрочем, он никак не мог пожаловаться на оказанный ему прием. Наоборот. Впервые за много лет Элис не встретила его потоком жалоб. Она была всем чрезвычайно довольна. Все идет отлично. Вместо кислой миссис Паллик у нее теперь итальянка – настоящее сокровище. Для Булоло она подыскала сторожа, который – подумать только! – не просто хороший садовник, но и понимает в яхтах.
Она совсем преобразилась: подкрашенные, уложенные в высокую прическу волосы молодили ее на десять лет, ее юбки стали заметно короче. На пятом десятке она вдруг потеряла голову, и он опасался, что может случиться все что угодно.
Хотя на балет фон Рендт пошел потому, что освободился его билет, инициатива явно принадлежала немцу. Он был опытным, знающим свет мужчиной; пожалуй, слишком опытным для Элис. Мартину он не был симпатичен – слишком слащав, слишком вкрадчив. И ему не нравился способ, каким фон Рендт сумел втереться к ним в дом.
Лиз он, очевидно, тоже не был симпатичен, но, когда Мартин попробовал возразить против их приглашения в Лиллипилли, она приняла свой миссионерский тон и заявила:
– Да, я знаю, он слишком уж старается быть приятным. Но неизвестно, как стали бы вести себя мы сами, если бы нам пришлось бежать из нашей страны и налаживать жизнь заново среди чужих людей.
– Во всяком случае, не так, как он! – возразил Мартин, и ему в первый раз пришло в голову, не было ли это предлогом, чтобы пригласить племянника. Это ему не понравилось, но сделать он ничего не мог – разве только отказаться поехать в Лиллипилли, а он не собирался наказывать себя, чтобы досадить другим. Он стосковался по «Кереме», и к тому же не так уж часто выпадают три свободных дня подряд. Ну, в море он забудет про все это.
Иоганн смотрел на унылые предместья, а Лиз перечисляла незнакомые названия, которые были столь же разочаровывающе обыденными, как улицы и дома.
– Река Кука, – сказал она, когда они въехали на мост.
– В честь капитана Кука? – спросил он, внезапно оживившись.
Мартин с некоторым удивлением ответил:
– Да, того самого. Одного из величайших мореплавателей мира.
Искренний интерес Иоганна заставил его разговориться – было бы несправедливо срывать свое раздражение на мальчике, – и оказалось, что оба они питают настоящую страсть к истории географических открытий. По пути в Австралию Иоганн прочел книгу, называвшуюся «Золотая земля», и поиски Terra Australis Incognita увлекли его.
– К сожалению, в наши дни не осталось неведомых земель, – сказал Мартин со вздохом.
«Но что может быть неведомее этого?» – спросил себя Иоганн некоторое время спустя, когда они проезжали по мосту через Джордж-ривер. Вокруг них сомкнулись сумерки, и пустынная дорога убегала вперед через леса, древние, как само время. Он смотрел на освещенную фарами стену деревьев по обеим сторонам шоссе – белые стволы выпрыгивали из тьмы и исчезали. Австралийский лес! Названия как песня: Миранда, Карингба, Кронулла, Лиллипилли, но песня на языке, которого он не знает.
Автомобиль свернул с шоссе, медленно спустился с холма и въехал в гараж, построенный на самом краю обрыва.
– Ну вот мы и приехали, – сказал Мартин и, открыв дверцу, вылез, разминая длинные ноги. – Тесновато, а?
– Мне очень жаль, что я вас стеснил, – сухо ответил Иоганн. – Я мог бы поехать в машине моего дяди.
Лиз засмеялась.
– Не принимайте этого на свой счет. «Тесновато» значит только, что в машине тесно, а вовсе не то, что вы стеснили его. Понимаете?
– Да.
«Мерседес-бенц» фон Рендта бесшумно подкатил к ним.
– Привет, друзья! – крикнул Карл.
– Дорогу нашли легко? – отозвалась Лиз.
– Очень легко! Мисс Элис превосходный штурман.
– Подгоните ее сюда, – распорядился Мартин.
– Я полагаю, вы имеете в виду машину, а не мисс Элис?
– И ту и другую, если вам угодно.
